Личный тать Его Величества

– Кабы не Михайла-князь Воротынский, неведомо, как сражение сложилось бы!.. Крымчаков-то втрое, почитай, относительно нас пришло – тысяч пятьдесят, не мене, против наших-то двадцати… Да привёл басурманский царь с собой самые отборные чамбулы – вояки все один к одному батыры. А у нас-то, сам знаешь, государь, разные дружины в полках собрались, с бору по сосенке, какие и хороши, а у каких выучки ратной да и не хватает… Лучшие-то рати в Ливонии нынче, да на Ижоре, опять же… Поначалу-то басурмане нас обошли, через Оку переправились где мы не ждали…

«Не ждали»… Ошибался Сукин, неточно докладывал государю. Да и то – что взять с ратника, пусть не рядового, но всё ж таки и не воеводы?.. Главное – о победе – сообщил, а подробности уже воинский начальник сам при случае расскажет!

Всё предусмотрел многомудрый воитель Михаил Воротынский. И на разные варианты действий врага продумал свой план. Во всяком случае, в конечном итоге всё пошло по его задумке!

Не случайно же именно он организовал самую первую на Руси пограничную стражу!

Ока – река большая. Однако бродов и удобных переправ на ней немало. Да и август на дворе – любая река на Русской равнине мелеет: иная по весне деревни сносит, а в вёдро её воробей вброд перейдёт.

Не мог Воротынский перекрыть своим войском все возможные пути переправы. Да и распылять свои не такие уж значительные силы счёл неразумным. Потому опытный воитель разместил основную рать близ Серпухова, перекрывая самое прямое направление с юга на Москву, а на другие разослал летучие сторожи. Одна такая и принесла весть: войско Девлет-Гирея переправилось по Сенькиному броду, да у села Дракино, и устремилось к Москве.

Степные чамбулы – лёгкие, подвижные, потому неповоротливому стрелецкому пешему войску, да тяжёлой дворянской коннице за ними не угнаться. Это крымский хан Девлет так рассуждал, да главный его военный советник Дивей-мурза подсказывал. Известно же: в приятное всегда легко верится!.. Между тем, в русском войске всегда находились разумные воеводы, которые старались воевать не как все, а по собственному разумению – другое дело, что им далеко не всегда правители волю давали. Воротынский – из их числа.

Пока основное царёво войско с места снималось, да подвижный гуляй-городок разбирало, да в походный порядок перестраивалось, вдогон крымчакам устремилась налегке конная рать, или иначе ертоул, во главе с гулявым воеводой князем Дмитрием Хворостининым.

– А что ж не Андрейка Хованский погнался? – резко перебил рассказ царь, вперив острый взгляд в Сукина.

– То не моего ума дело, государь, – не смутился гонец. – Докладываю, как было, а кто так порешил, да почему – не взыщи!..

Вопрос всем собравшимся понятен, да и то, по какой причине Ванька Сукин от ответа уклонился, тоже не секрет. Даже Воейков и то сообразил, хотя молод ещё совсем, и при дворе до того не крутился, и к интригам непривычен…

Князь Митрий Хворостинин – хоть из Рюриковичей, да уж больно из малозначимой ветви. По установившимся порядкам ему в первые воеводы путь по факту рождения заказан. А талант воеводы… Да причём тут талант, скажите на милость, когда родовая гордость повсеместно главенствует – кому из родовитых пристало под началом худородного служить?!.

Сколько раз против Хворостинина тяжбу затевали – не счесть! Наверное, ни супротив кого другого высокородные столько раз не судились! И всё по той же причине – местнические споры; как назначат Хворостинина на должность, оказавшиеся под его началом представители других ветвей Рюрикова древа булгу затевают: не по древлему праву это назначение!.. На что уж государь Иоанн Васильевич благоволил ему, особенно после того, как Хворостинин из горящего Полоцка в 1563 году 11 тысяч русских беженцев от литовцев спас, а в 70-м крымчаков на Рязанскую землю не пустил… Потом, правда, едва на плаху не угодил, заодно с воеводами Михаилом Черкасским, Тёмкиными-Ростовскими Иваном да Васильем, да Васькой же Яковлевым-Захарьиным, да помиловал его единственного государь в память о былых заслугах…

В общем, хоть и благоволил Хворостинину государь, и самовластным себя показал, а против традиции, которую строго блюли родовитые бояре, нечасто отваживался свою линию гнуть.

Правда, введя опричнину, в которой изначально предполагалась дорога вверх только по заслугам, а не по роду, Иоанн Васильевич выдвинул несколько не слишком знатных, зато талантливых военачальников. Митька Хворостинин – из их числа. Он даже награду за отбитый набег крымчаков получил поистине царскую – золотую монету; такие монеты награждённые не решались тратить на что бы то ни было, а носили, нашив всем на каз и на зависть на шапку или на кафтан.

Но опять же, судьба – штука переменчивая! Поражение от тех же крымцев, за которые воевод казнили, на репутации Хворостинина тоже сказалось. Разочарование государя в опричной идее, не оправдавшей его надежд на переустройство системы правления в царстве… Многие вчерашние государевы любимцы в ту пору оказались в немилости, а то и вовсе головы лишились!

Известно же: за собственные ошибки государи всегда и во всех землях отыгрываются на подданных. Причём, нередко как раз на вовсе к этим просчётам непричастных.

Так и вышло, что в поход Хворостинин отправился вторым воеводой Передового полка, а первым ратным начальником полка назначили Андрейку Хованского. Оно, конечно, Хованский и сам вояка добрый, не поспоришь, да только куда ему с таким-то помощником тягаться!.. Да и помоложе Митрий, что в погоне за легкоконными отрядами дело немаловажное. Опять же, репутацию восстановить желал, пошатнувшуюся в последнее время…

…Короче говоря, нагнал русский ертоульный полк двигавшихся на Москву ордынцев у речки Рожайки, близ села Молоди, что чуть полуденнее Подольска. Русские ратники сходу налетели на замыкавшую крымское войско тыловую заставу. Пока ордынцы опомнились, да сообразили, откуда беда навалилась, а уже многие полегли под мечами да саблями русских.

Опять же, хоть и традиционно налегке двигались в набег татарские чамбулы, а какой-никакой обоз у них имелся. Он-то и оказался под угрозой – и первая, хоть и скудная пока добыча, малочисленный, но полон, косяк заводных да вьючных лошадей, которых гнали отдельно… Лёгкие передовые отряды татарской конницы рыскали впереди, однако ж не все настолько подвижны…

Короче говоря, узнав, что с тыла на его полчища напал какой-то дерзкий воевода во главе малочисленного конного отряда, Девлет-Гирей рассвирепел. Никогда ещё русские против него так не действовали!

А покарать наглеца!..

– Ох, и жутко стало, государь, как всё-то войско – да на нас помчалось! – рассказывал Сукин.

Остальные гости на государевом пиру слушали внимательно. Практически всем повоевать довелось, так что могли себе представить, каково это – с малым ертоулом, да против всей крымскотатарской орды оказаться. Крымчаки – вояки отчаянные, то всем известно, перед ними все окрестные государства трепещут.

Отряд Хворостинина подался назад и начал отходить. Не бросился наутёк, как следовало бы ожидать, а именно отходить – особо в драку не ввязываясь, но огрызаясь крепко, и в то же время не позволяя себе в этом неравном сражении увязнуть. В общем, дразнили врага.

Ну и отошли – подвели всё скучившиеся между отвершьями оврага татарское войско, да под убойный огонь артиллерии, укрывшейся за подвижными щитами гуляй-городка.

До того мгновения Девлет-Гирей и не подозревал, что в русской армии имеется полевая артиллерия. До того русские использовали пушки только для обороны крепостей или протянувшихся вдоль Оки засек… Ну и как осадную, понятно, только крымчакам ещё не доводилось обороняться от русских, так что о том речь пока не шла. А вот придать огневой наряд отправляющемуся в поход войску – это стало полнейшей неожиданностью для степняков.

… Да что там говорить! Никто в Европе не имел в своих армиях полевой артиллерии! Русские первые до такого додумались – это исторически зарегистрированный, хотя и не слишком общеизвестный факт! И впервые применили именно в сражении под сельцом Молоди!..

В плотно накатывающуюся конную и людскую массу ударил залп всего огневого наряда, что имелся в распоряжении Воротынского: разнокалиберные пушки палили чугунными ядрами, свинцовым и каменным дробом, затинные пищали и волкопейки били крупными, что твоя слива, пулями, стрельцы и немецкие наёмники встретили врага стройными залпами самопалов, казаки и касимовские татары ловко слали во врага тяжёлые стрелы, что и летят, в отличие от тех же пуль, далеко и метко, и любую броню проткнут…

И не выдержали крымчаки, отступили.

До сих пор крымское татарское войско совершало на Русь именно набеги. Налетели, пограбили, добычу захватили, полон увели… Если город успевал запереться, его штурмовали, однако не получилось взять с наскоку – особо не натужились и не печалились. Что могли, увозили, а остальное – что потравят, что пожгут. Дай дальше отправляются.

А тут случилась осечка. Вперёд идти, оставив за спиной умелое и решительное войско, да под командой смелых и дерзких воевод – нельзя. К войне затяжной поднаторевшие в набегах степняки не готовы, непривычны, да и нужды в том не имеют. Владеть Русью не собираются, им бы только добычей поживиться. А уж данью ежегодной обложить – это и вовсе предел мечтаний.

Опять же, укрепления, пусть и полевой гуляй-город, штурмовать – для этого многочисленная пехота нужна. А где её взять, коль ордынец к конному бою с младых ногтей привычен, а пеший – боец неважный?..

Только никуда не денешься! Посовещавшись, Девлет-Гирей и Дивей-мурза решили, что с ратью Воротынского необходимо покончить непременно. Как ни говори, а татар кратно больше, чем русских; да и запертые в дощатых стенах гуляй-города московиты лишены возможности доставки продовольствия и воды. Ну а голодный воин разве ж устоит против воина сытого?..

Забыли, видать, крымские вожди татарскую поговорку: голодный волк и на льва бросится!

И вот на Илию-пророка, 2 августа спешившиеся крымчаки устремились на штурм казавшейся хлипкой ограду дощатого гуляй-городка.

Хорошее оружие – пищаль или мушкет! Да только пока перезарядишь его… Враг-то ждать не станет!..

Всего-то и успеет стрелец пальнуть по накатывающейся массе врагов раз – а потом в ход идут сабли да бердыши. А при сражении равных по силе и умению ратников преимущество даёт в первую очередь численное превосходство.

Ну и ярость, понятно, кипящая в душе!

Налетевшие на дощатую стену гуляй-городка татары рубили дерево, старались разорвать крепи, сцепившие отдельные блоки в единую изгородь, дотянуться саблей или топором до оборонявшихся…

– Поверишь ли, государь, некоторые татары бросали оружие и старались руками щиты гуляй-городка разъять – так в ярость вошли!

– Славные вояки! – одобрительно кивнул царь. – Татарове всегда воевать умели… Ну а вы что же?..

– Да и мы не лыком шиты! – весело бахвалился Сукин. – Уж сколько сеча длилась, не скажу, но долго, солнышко уж припекать стало… Уж чую – рука слабеть начинает, устал… Да и татары, сколь ни крепки, а и они изнемогают… Тут-то всё самое-то главное и началось!..

Как оказалось, Воротынский, несмотря на малочисленность своего войска, отсиживаться за заплотом не собирался. Он заранее приберёг немалую часть Большого полка в запасе. И в разгар сечи повёл её оврагом в обход втянувшимся в сражение крымчакам. Ну и ударил по ордынцам с тыла.

Одновременно с этим вдруг раздвинулись щиты гуляй-города, и прямо в плотную массу штурмующих ударил разящий залп всех пушек русского войска – беспощадным дробом прорубая просеку в людской массе. И в эту просеку ударил второй остававшийся в запасе свежий полк – его повёл в атаку всё тот же Митрий Хворостинин, уже раз отличившийся.

– Ох, государь мой, и сеча же тут началась!.. – воскликнул Ванька Сукин в упоении.

– Басурмане растерялись, да и подустали они… А наши – знай себе только рубят налево и направо!..

Крымское войско тут же раскололось. Спешенные степняки оказались зажатыми стрельцами и немецкими наёмниками, которые умело, как на учении, наступали плотными рядами и рубили, рубили – кто бердышом или алебардой, кто мечом или сабелькой… В пешем бою спешившийся конник стрельцу или копейщику-профессионалу не соперник – тут свои навыки нужны.

Ну а кто успел на коня вскочить, за теми казаки помчались, да касимовские татары присоединились, до того дожидавшиеся своего часа в резерве. У них и лошадки сохранились посвежее, так что многие крымчаки погибель свою нашли, разрубленные со спины…

– Только ночь нас развела, – продолжал рассказчик.