Вроде как наш строй называется «косой уступ», если не путаю. Во всяком случае, идем цепочкой, но не гуськом и не шеренгой – так получается, что у каждого сектор обстрела чистый. И я могу снимать не спины товарищей, а все тот же БТР.
– Ты комментируй, – подсказывает идущий рядом опер.
– А что комментировать – и так ясно.
– Это тебе сейчас ясно, а когда будут смотреть посторонние, да через месяц – ни черта ясно не будет.
– И что мне комментировать?
– Да все подряд! Время действия, место, состав группы, цель визита к БТР, сам БТР – вид камуфляжа, бортовой номер, повреждения и так далее – включая, куда он смотрит рылом и куда повернулся задом.
– Ну, кому это все нужно?
– Если уж делаешь что – так делай хорошо. Все равно ж ты не стрелок сейчас!
Приходится бормотать все то, что опер предложил. Потихоньку втягиваюсь. Вообще-то я понимаю, что он прав: так делают при всякой видеозаписи с места событий грамотные люди. Положено так. А то потом смотришь такое видео с места событий – камера дрыгается, а снимающий верещит что-то среднее между «твоюжежмать!» и «божежмой!»
Чем ближе подходим, тем больше становится бронемашина. Наконец, ее гробообразный бок занимает все поле видоискателя. Соответственно, сообщаю видеокамере, что с левого бока БТР не имеет видимых повреждений, левый бок БТР покрашен равномерно зеленой краской, номеров и условных обозначений не имеет.
Скашиваю взгляд на опера – как он отреагирует на подначку. Но у него физиономия совершенно невозмутима. Вспоминаю, как он себя вел при осмотре места происшествия несколько часов назад, и понимаю, что зря тратил порох, потому как он сам ровно так же описывал бы машину. Также отмечаю, что бортовой люк закрыт, открыт только люк сверху – то ли мехвода, то ли командира.
Окликает Николаич. Просит аккуратно обойти кругом агрегат. Остальные собрались в шеренгу с кормы машины. Оружие уже давно приготовлено к бою, и стрелки – как взведенные пружины.
Уже втянулся в это дело, потому без внутреннего сопротивления отмечаю, что и носовая часть, и правый борт также покрашены не в розовый или бирюзовый цвета, а как раз наоборот – все в тот же зеленый, что повреждений видимых не обнаруживаю и что корма выглядит соответственно левому и правому бортам. Десантный люк и с правой стороны закрыт. Ствол башенного КПВТ задран почти вертикально. Что еще добавить – внешне выглядит совершенно нормально.
По той же окружности, соблюдая более-менее безопасное расстояние, возвращаюсь к мужикам.
Судя по всему, пока я ходил – тут уже распределили роли.
Поэтому снимаю, комментируя, что две пары стрелков взяли на прицел десантные люки по бокам машины (ну это-то и я понимаю: снаружи, скорее всего, у боевой машины люки хрен откроешь без специального ключа, да и у восьмидесятки боковые люки наполовину откидываются так, чтобы прикрыть десантников от огня спереди этаким щитом, а вторая половина – падает вниз и служит порогом – подножкой.) Трое лезут на крышу бронетранспортера. Николаич стучит по броне прикладом и громко орет:
– Эй! Есть кто живой внутри? Отзовись!
Продолжаю комментировать каждое телодвижение и поясняю камере, что старший группы только что стуком приклада по броне и голосом пытается войти в контакт с находящимися внутри БТР людьми… Ну, типа, вдруг мужики собрались на пикничок и сейчас там квасят, а мы помешаем…
После этого Серега ложится на броню и прикладывает к стылому железу ухо.
Пожимает плечами, насколько это возможно в такой ситуации.
Опять слушает.
Встает.
Вся троица аккуратно держит на прицеле люки – и открытый, и закрытый впереди, и десантные верхние. Николаич что-то говорит Семен Семенычу. Тот забирает с брони лопату. Что-то делают там с лопатой – не вижу.
– Люки закрыты, так они сейчас их предохраняют от того, чтоб кто изнутри вдруг не распахнул на полный мах, – поясняет стоящий рядом Вовка.
Трое наверху продвигаются к башенке. Стопорятся.
– Ага, сейчас надо в люк смотреть, а черт его знает, что оттуда выскочить может, – поясняет Вовка.
– Володь, подгони-ка сюда ментовский УАЗ! – кричит сверху Николаич.
Мой сосед шустро припускает в сторону дороги. Пока он не подъехал, Старшой еще несколько раз кричит свою текстовку, а Серега слушает, прижимаясь ухом к железу… Практически одновременно с подъехавшим УАЗом Серега уверенно говорит:
– Внутри есть шевеление! Шуршит кто-то.
Вовка подпирает задом УАЗа левый бортовой десантный люк. Теперь его не распахнешь.
Вылезает из машины. По указанию Николаича группа перестраивается.
– Володь, загляни в лобовое – посвети фонариком! Если кто в люк прыгнет – скатывайся на землю и под прикрытие носа. Остальным внимание!
Подбираюсь поближе. Наш универсальный водитель вскарабкивается на БТР спереди и, подсвечивая себе фонариком, заглядывает через ветровые стекла в салон БТР – благо, бронезаслонки подняты в походное положение.
– Фонарик слабый. Не видно ни хрена!
– Что, и водительское место не видно?
– Водительское пустое. На стекле есть брызги чего-то, похожего на засохшую кровь.
Стоящий слева от Николаича Саша вынимает из кармана свой фонарик, но Николаич мотает головой. Тогда Саша вытягивает откуда-то с правого борта двуручную пилу, вешает на ручку пилы фонарик и аккуратно начинает опускать в открытый люк эту конструкцию.
– Сека!! – орет Вовка, скатываясь с брони, – Идет!!!
Саша одновременно дергает пилу из люка, и пока пила, взблескивая фонариком и певуче звеня, брякается на крышу, перехватывает со спины короткую помповушку из еще тех – старых магазинных запасов.
Практически в это же время в люк высовывается что-то похожее на большую грушу и получает в эту самую грушу со всех сторон из всех стволов, аж ошметья летят.
Груша моментально скрывается в люке.
Но я уверен, что по ней попали все, кто стрелял. А еще мне показалось, что это была странная, карикатурная, но определенно человеческая голова. Помнится, так французские ехидные карикатуристы изображали своего короля – Луи Филиппа. Вроде как и не король, но всем ясно, что такое груша в карикатуре…
Саша тем временем снова подбирает свою пилу. Фонарик опять в люке.
– Ну, что там у вас? – кричит из-под БТР Вовка.
– Неясно. Обстреляли – были попадания. Но смотреть все равно надо, Володя. Глянь еще раз, аккуратно.
Вовка сторожко лезет к лобовым стеклам.
Прикладывается.
– А завоняло ацетоном, – замечает он со своего наблюдательного пункта.
– Это-то и сами чуем. Ты что там видишь?
– Лежит какая-то туша на командирском кресле. Большая!