Когда умолкнут пчелы

Глава 2 “Рыжая из трущеб"

Рассвет в этом городе никогда не приносил облегчения. Свет не прогонял мрак – он только подчеркивал трещины на стенах, гниль и пустоту. Солнце выглядывало сквозь дымку, окрашивая улицы в мутно-жёлтый цвет, от которого всё казалось ещё более больным и вымершим.

Коул вышел из своего убежища раньше обычного. Сумку он оставил дома – лишь нож на поясе и фляга в кармане. В записке было сказано ясно: «Приходи к старой водонапорной башне.На рассвете". Придёшь один.»

Он шёл быстрым шагом, но сердце стучало медленнее, чем обычно. Каждое движение он контролировал, каждую тень скользящим взглядом проверял. В переулках ещё спали бродяги, прячась от ночного холода, а патрули только сменялись после караула. Самое подходящее время для тайных встреч.

Старая водонапорная башня – полуразрушенная грамадина из потемневшего от времени и ржавчины железа, которую уже давно никто не чинил. Сюда редко заходили люди: вокруг было тихо, лишь ветер свистел в проломах стен. Коул остановился в тени, прислушался.

– Ты пришёл, – раздался голос.

Из-за колонны выступил человек в длинном плаще. Лицо скрывал капюшон, но голос звучал уверенно, без лишней спешки.

– Ты – Коул, сын того, кого называли учёным, – продолжил незнакомец. – Ты нашёл то, что не должен был найти.

Коул нахмурился, не показывая удивления, хотя внутри всё похолодело. – Ты знаешь слишком много, – сухо бросил он.

– Я знаю достаточно, чтобы сказать: пробирка – ключ. Ключ к тайне твоего отца и к тому, что скрыто от всех в этом городе. – Незнакомец сделал шаг ближе. – Но ключи редко остаются в одних руках. Если хочешь узнать правду, тебе придётся уйти отсюда.

– Почему я должен верить тебе? – спросил Коул.

Тот замолчал на миг, потом тихо произнёс: – Потому что скоро за тобой придут другие. И они не будут спрашивать.

С этими словами незнакомец протянул ему сложенный кусок ткани – карта, грубая, нарисованная от руки.Коул машинально взял ее. – Здесь начало твоего пути. Решение за тобой.

И так же внезапно, как появился, он растворился в утренней дымке, оставив после себя лишь шорох плаща и тихий свист ветра.

Коул остался один у ворот. В руке он сжимал карту, в груди – тяжесть. Часть его хотела сжечь всё прямо здесь, забыть, вернуться к привычной жизни. Но он уже понимал: назад пути нет.

Он понял это сразу: его уже могли искать.

Когда незнакомец исчез в рассветной дымке, Коул ещё стоял несколько секунд, слушая, как сердце стучит в висках. Потом – быстрый шаги по брусчатке, хриплые голоса вдалеке. Не охрана квартала, не патруль – другие. Люди Доктора?

Значит, это не пустые слова.Решение идти далось не просто,он привык к своей жизни мусорщика, иногда выбираясь на поиски ресурсов, провизии или смысла жизни?Решение идти далось не просто, но быстро,его терзала тайна исчезновения отца, и сейчас у него был шанс разгадать ее.Он бегло взглянул на карту оставленную незнакомцем, уловил знакомые маршруты.– Значит в путь – сказал он и повернулся лицом в сторону дома.

Коул метнулся обратно в своё убежище. Металлические стены холодильника встретили его привычным холодом. Время на раздумья не оставили. Он сорвал со стены мешок, куда всегда складывал «на чёрный день». Там были: пара тряпичных бинтов, моток ржавой проволоки, маленькая жестянка с солью, и главное – медальон с семенами, который он уже носил на груди. Теперь добавил к этому пробирку, завернув её в клочок старой ткани.

Потом – на колени, к ящику у стены. Там оставалась треть бутылки воды, припрятанная на худший день. Он схватил её, сунул в мешок.

– Всё, – выдохнул он. – Пора.

На рынке всегда шум, всегда глаза, всегда запах тухлого мяса и дешёного спирта. Но ему пришлось рискнуть. В кармане лежал трофей вчерашней вылазки – кусок древесного угля, а за поясом – нож, найденный на развалинах.

Он пробрался сквозь толпу, отталкивая плечами торговцев, и наткнулся на знакомого старика с мутным глазом.

– За нож дашь хлеб? – коротко бросил Коул.

Старик посмотрел, щёлкнул языком. – За такой… хлеб и полбутылки.

– Целую, – жёстко сказал Коул.

После короткой перебранки договорились: за нож и уголь он получил круглый чёрный хлебец, пахнущий гарью, и бутылку мутной воды с железным привкусом. На сдачу старик кинул щепотку сушёных трав – «для отвара», сказал он. Коул сунул всё в мешок, не глядя.

Толпа давила, крики резали уши. Где-то за спиной мелькнуло знакомое слово – «Доктор». Коул не стал слушать.

Он двинулся прочь, сквозь трущобы. Узкие улочки петляли между гнилыми стенами, где дети копались в мусоре, а женщины сидели у костров с котелками. Чем дальше от центра, тем меньше глаз и ушей. Именно здесь, в этой гнили, можно было уйти незаметно.

Скоро показалась щель между двумя полуразрушенными домами. За ней начиналась окраина – дорога в пустоши.

Коул сжал мешок на плече, последний раз оглянулся.

«Если вернусь – только мёртвым», – подумал он.

И шагнул в сторону свободы.

Трущобы всегда пахли одинаково: гарью, гнилой водой и потом. Но на этот раз в воздухе был ещё один запах – железный. Запах крови.

Коул шагал быстро, стараясь не встречаться глазами с теми, кто сидел у стен, кто копался в грязи, кто рыскал по дворам в поисках крыс. За плечом мешок с хлебом и водой, за поясом – его нож. Тот самый, с костяной рукоятью, единственное оружие, которому он доверял.

И вдруг он услышал.

Сначала – тихий женский вскрик. Потом – грубый мужской смех. Коул замер, прижавшись к стене облупившегося дома.

В переулке, в двадцати шагах впереди, двое охранников в серых кожаных куртках прижали к стене девушку. Рыжие волосы спутанными прядями свисали ей на лицо, руки дрожали, она пыталась оттолкнуть их, но сил явно не хватало. Один держал её за запястья, второй что-то шептал ей на ухо, от чего она дёргалась, словно от удара.

– Ну-ка, красная, давай-давай… – ухмыльнулся один, сжимая её подбородок.

Она сплюнула ему в лицо.

Удар был мгновенным. Её голова откинулась назад, кровь залила губы. Девушка закашлялась, но не закричала. Смотрела на них глазами – полными страха и отчаяния, и в этом взгляде было больше жизни, чем во всём этом проклятом городе.

Коул остался в тени. Его не заметили. Он мог пройти мимо. Должен был пройти мимо. Любой здравомыслящий человек сделал бы именно так.

Он сжал ремень мешка так, что пальцы побелели. В голове мелькнуло: «Сейчас не время. Если влезу – меня разорвут. Меня ждут снаружи ответы. Доктор ищет. Я должен идти…»

Но ноги не двигались.

Он видел слишком много. Торговцев детьми. Телеги с трупами. Казни на площади и убийства ради куска хлеба. Но почему-то именно этот момент вонзился в сердце острым, невыносимым крюком.

Девушка подняла глаза. И на долю секунды их взгляды встретились.

Она не знала, кто он. Не знала, что он стоит рядом. Но этот взгляд будто прошил его насквозь: «Не оставляй».

Коул выдохнул. – Чёрт…

Его рука легла на рукоять ножа.

Холод металла успокаивал, будто напоминал – он всё ещё хозяин своих решений. Но в голове гулко билась мысль: «Ты идиот. Двое против одного. Они вооружены. А если позовут подмогу?..»

– Держи её крепче, – рявкнул первый охранник, вытирая лицо от слюны. – Я её сейчас научу манерам.

Рыжая дёрнулась, но её тут же ударили коленом в живот. Воздух вырвался из её лёгких со сдавленным стоном.

Коул шагнул из тени. Сердце грохотало в ушах. Каждое движение казалось неправильным, каждое дыхание – слишком громким. И всё же он шёл вперёд.

– Эй, – сказал он низко.

Оба охранника обернулись. Их лица мгновенно сменили ухмылку на злость.

– Ты кто такой? – прищурился один, вытягивая дубинку из-за пояса. – Ушёл бы, пока цел.

Коул видел, как рыжая смотрит на него. Она всё ещё держалась на ногах, но пальцы её дрожали, и он понял – ещё секунда, и они бы её сломали.

– Отпусти её, – сказал он.

– А то что? – ухмыльнулся второй, подтягивая девушку ближе к себе, словно щитом прикрываясь её телом. – Глянь, герой нашёлся.

Коул не ответил. Он просто выхватил нож. Лезвие сверкнуло в тусклом свете фонаря.

Мгновение – и охранники переглянулись. Угроза стала реальной.

Первый бросился на него, взмахнув дубинкой. Коул шагнул в сторону, пропуская удар мимо себя, и ударил ножом снизу вверх. Лезвие рассекло ткань куртки и кожу на плече противника. Тот взвыл, роняя оружие.

Второй закричал и толкнул девушку в сторону, сам доставая короткий клинок. Рыжая рухнула на камни, но тут же поползла прочь, стараясь выбраться из схватки.

Коул развернулся лицом к новому врагу. Всё внутри горело. Он знал: теперь дороги назад нет.

Он сделал выбор.

Оставшийся охранник ринулся на Коула, клинок блеснул в его руке. Удар пришёлся сбоку, быстрый и хищный, – но Коул успел уйти корпусом, почувствовав, как по щеке скользнуло горячее дыхание врага.

Он ударил ножом коротко и жёстко, целясь в живот. Противник парировал, но слишком поздно: лезвие полоснуло по бедру, заставив его пошатнуться.

– Сука! – заорал охранник, озверев. Он пошёл вразнос, размахивая ножом вслепую.

Коул пригнулся, нырнул внутрь и ударил кулаком в подбородок. Хрустнули зубы. Второй удар – ножом в бок, неглубоко, но достаточно, чтобы выбить из врага силу.

Охранник отшатнулся, пошатнулся и рухнул, хватая воздух. Кровь капала на камни переулка, тёмными пятнами впитываясь в пыль.

Коул стоял, тяжело дыша, сжимая нож так сильно, что костяшки побелели.

Рыжая сидела на мостовой, прижимая локти к груди. Её лицо было бледным, но в глазах – не страх, а странное смешение облегчения и неверия.

– Ты… зачем?.. – прошептала она.

Коул не ответил. Он посмотрел на неподвижные тела охранников, затем снова на неё. Внутри всё сжималось. Он понимал – теперь его точно будут искать.

Шагнув к девушке, он протянул руку:

– Вставай. Быстро. Нам нужно уходить.

Она колебалась всего мгновение, потом вложила дрожащие пальцы в его ладонь.

Они выскочили из переулка, где ещё витал запах крови. Улицы трущоб уже начинали оживать: кто-то открывал лавку, кто-то тащил на тележке залежалые овощи, дети, босые и худые, копались в кучах мусора в поисках чего-то съестного.

Коул шёл быстро, почти таща девушку за руку. Она едва поспевала, спотыкалась, но не отпускала его ладони.

– Куда… мы… – её голос сорвался на хрип.– Тише, – резко бросил он. – Они скоро найдут их.

И действительно. Позади послышался свист, а затем тяжёлые шаги. Кричали мужские голоса, срываясь на мат. Кто-то заметил кровь в переулке.

– Сюда! – Коул дёрнул девушку в боковой проулок, ведущий к узкой лестнице между обветшалыми стенами. Камни под ногами были скользкими, но он знал эти проходы лучше охраны – трущобы были его домом.

В одном из дворов они проскочили мимо костра, где старики грели ладони над огнём. Те подняли головы, с интересом уставившись на беглецов. Но никто не сказал ни слова – в трущобах каждый занят собой.

Позади уже слышался топот преследователей. Охранники знали: если добыча уйдёт глубже в эти кварталы, найти её станет почти невозможно.

– Быстрее! – Коул толкнул девушку в проём, ведущий в полуразрушенное здание. Там пахло плесенью и мокрой землёй. Крыша обвалилась, и сквозь дыры пробивался утренний свет.

Они проскочили насквозь и снова оказались на улице. Девушка запыхалась, её дыхание сбивалось на кашель.

– Я… я не могу… – прошептала она, обхватывая себя руками.

Коул остановился, резко обернувшись. Его взгляд был холодным, почти злым: – Тогда они нас возьмут. И тебе будет хуже, чем там, в переулке.

Она сжала зубы и кивнула.

Они снова побежали. Узкие улочки, лестницы, крыши, переулки – всё смешалось в один непрерывный лабиринт.

Сзади раздался яростный крик: – Живыми взять их! Живыми!

Коул ощутил, как внутри всё оборвалось. Теперь это не случайная стычка – теперь это охота.

Они мчались, пока лёгкие горели, а сердце стучало в висках. Девушка едва держалась на ногах, но Коул не позволял ей остановиться. В какой-то момент он резко свернул в полусломанный двор, где куча хлама заслоняла узкий проход.

– Сюда! – прошипел он, и, оттолкнув старую дверь, втянул её внутрь.

Они оказались в тёмной кладке, где когда-то, возможно, был подвал или склад. Воздух здесь был спертым, стены сырые, но отсюда не доносилось ни шагов, ни криков. Только их тяжёлое дыхание наполняло пространство.

Девушка прижалась к стене, дрожа всем телом. Рыжие пряди липли к щеке, глаза блестели от усталости и страха.

Коул приложил палец к губам. Они стояли так несколько минут, слушая, как где-то вдали гремят шаги, как охрана рыщет по трущобам.

Наконец звуки стихли.

Коул осторожно выглянул в щель и выдохнул: – Кажется, потеряли нас.

Он вытер пот со лба и сел прямо на грязный пол, облокотившись на стену. Девушка тоже медленно сползла вниз рядом с ним. Её дыхание постепенно выравнивалось.

– Кто ты? – тихо спросил он, не глядя на неё. – Алиса, – едва слышно ответила она. – А ты? – Коул.

Молчание вновь повисло между ними, тяжёлое, но немного спокойнее. Снаружи рассвет окончательно окрасил небо, и в щели над головой пробился слабый свет.

Коул поднялся. – Нам нельзя здесь оставаться. Если они будут искать, начнут прочёсывать все дворы. Нужно уходить.

Она кивнула, хотя силы едва хватало подняться на ноги.

Они двигались тише, осторожнее, выбирая переулки, где меньше людей и меньше глаз. Коул шёл первым, Алиса следовала за ним, иногда держась за его плечо, чтобы не упасть.

Трущобы постепенно редели, становясь всё более разрушенными. Каменные строения сменялись полуразвалившимися лачугами из досок и ржавого железа. За ними уже виднелась тёмная линия городской стены – и дальше, за ней, мёртвые земли.

– Туда? – дрожащим голосом спросила Алиса. – Да. Иначе нас найдут.

У стены было несколько старых проходов, когда-то заколоченных, но известные лишь местным. Коул знал один такой – тайный лаз, куда редко совались даже крысы.

Они добрались туда уже на издыхании. За ржавыми железными листами зиял проём, ведущий в темноту. Коул приподнял лист, пропуская Алису первой. Она, дрожа, протиснулась внутрь, а затем он сам шагнул следом.

Снаружи раздался лай собак и гул голосов. Видимо, охрана всё ещё искала их. Но в этой щели между стенами было тихо.

Когда они вылезли по ту сторону стены, их встретил сырой запах земли и тяжёлый, неподвижный воздух пустошей.

Коул перевёл дух. Они были за пределами города.

– Мы выбрались, – сказал он, хотя знал: настоящие испытания только начинаются.

Они шли вдоль стены, постепенно углубляясь в пустошь. Здесь не было ни звуков города, ни запахов дыма, только бесконечная серость и покосившиеся остовы строений, переживших катастрофу. Солнце поднималось выше, пробивая сквозь тучи тусклый свет, и на мгновение казалось, будто мир застыл – ни живого шороха, ни крика птицы.

Алиса опустилась на камень, выдохнув тяжело и прерывисто. Коул остановился рядом, обернувшись на городскую стену, всё ещё видневшуюся позади.

– Дальше будет хуже, – мрачно сказал он. – Здесь уже нет ни охраны, ни законов. Только те, кто выживает любыми способами.

Алиса посмотрела на него, и в её взгляде была решимость, хоть и сквозь усталость. – Я всё равно не вернусь.

– У тебя там дом? Семья? – спросил он, хотя заранее знал ответ по её глазам.

Она покачала головой. – Нет. Только… хозяева. – Она запнулась, будто слово резануло её изнутри. – Я принадлежала им. А когда попыталась уйти, они решили отдать меня охране. Ты видел сам.

Коул нахмурился. – Значит, если вернёшься… – Меня убьют. Или хуже.

Молчание повисло. Он скосил взгляд в сторону, на серое небо, пытаясь отвести от себя этот груз. Ему было всё равно, он должен был сказать себе именно это. Всё равно. Он никогда не искал спутников, не хотел никого рядом. С чужой жизнью приходит риск.

Но внутри скребло чувство, что оставить её здесь, в пустоши, – почти то же самое, что самому ударить ножом.

Алиса словно почувствовала его колебания. Она тихо добавила: – Я могу быть полезной. Я умею читать. Знаю старые знаки, могу искать воду, травы… Я не обуза.

Коул хмыкнул. – Ты ещё и торговаться умеешь.

– Пришлось, – слабо улыбнулась она.

Он хотел ответить что-то резкое, чтобы отрезать эту тему, но слова застряли в горле. Вместо этого он сказал другое: – Хорошо. Но идём вместе – значит, слушаешь меня. Если скажу бежать – бежишь. Если скажу молчать – молчишь.

Алиса кивнула, и в её взгляде впервые мелькнуло не только отчаяние, но и надежда.

Они поднялись и пошли дальше, оставив позади городскую стену. С каждым шагом их разделяло от города всё больше, и теперь дорога уже не принадлежала ни Коулу, ни Алисе. Она была их общей.

Ночь подкралась незаметно. Сначала небо только потемнело, затянулось рваными облаками, а затем и вовсе поглотило последние отблески заката. В пустоши темнота была иной – вязкой, тяжелой, будто сама земля излучала мрак.

Коул шагал впереди, держал нож наготове и время от времени останавливался, чтобы прислушаться. Лёгкий шорох камней, где-то вдалеке завывание ветра, и всё. Но в этом молчании всегда могло скрываться что-то ещё.

Алиса шла позади. Её рыжие волосы едва заметно светились в слабом лунном свете, пробивающемся сквозь облака. Она спотыкалась о камни и корни, но старалась не жаловаться. Лишь дыхание её становилось всё тяжелее.

– Долго ещё? – наконец спросила она, не выдержав тишины.

– Пока не найдём, где спрятаться, – коротко ответил Коул. – На открытом месте ночевать нельзя.

– А если не найдём?

– Найдём. – Он обернулся, посмотрел на неё серьёзно. – Всегда есть что-то: старая хижина, подвал, хотя бы ниша в скале. В крайнем случае разведём маленький костёр. Но лучше без него.

Алиса кивнула, хотя видно было – её пугала мысль о ночи без огня.

Они шли дальше. Луна вышла из-за туч, бросая на землю серебристые пятна. Мир вокруг стал призрачным: мёртвые деревья, перекошенные столбы, остовы машин, ржавые и искривлённые, как кости чудовищ. Всё это тянулось вдоль их пути, как немые свидетели чужой катастрофы.

– Страшно, – тихо призналась Алиса, словно самой себе. – Всё будто умерло.

– Умерло, – согласился Коул. – Но иногда в мёртвом прячется жизнь. Просто её мало. И она злее.