В чистом потоке

– Поднял и дал нормально, – отрывисто выговаривает Игнат. Запыхался.

– А-а-а, – начинает реветь Сашка во весь голос.

Подходит учитель, сухой дядька с жилистыми руками, хмыкает и тащит обоих к директору. Олег, который был третьим игроком, поднимает с пола свои два вкладыша, аккуратно складывает их и прячет за пазуху. Остальные так и лежат на полу до конца перемены.

Эпизод 3. Новый год.

Подошла к концу вторая четверть. В классе Бори сложилась четкая иерархия. Игнат главный по всем вопросам, Боря его правая рука. Пресмыкаться почти не приходится, для этого есть рабы. Самый низший раб – Сашка. Игнат никогда не простит ему попадание к директору.

Игру во вкладыши сменила «монетка»: раскручивается «пятак», и щелчками пальцев надо поддержать ее на ходу. Если в чей-то ход она падает, тот ставит на край парты кулак. Монета становится расстрельным снарядом, летящим вскользь с другого конца парты. Костяшки кулаков в крови, со стены отколупывается краска.

На Новый год собираются делать концерт. Первоклашки тоже готовят выступление. Руководитель театрального кружка кричит на директора:

– Репертуар я вам сам рожу, что ли?! Чего вы от меня-то хотите? Театр в эту вашу «перестройку» не взяли!

У худрука и директорши любовь, поэтому крики встречаются горьким, полным понимания вздохом. Потом еще одним, и продолжение акта скрывается за хлопнувшей дверью.

В итоге решают петь песню «На маленьком плоту» Юрия Лозы. Бориска быстро выучил текст. После выступления папа очень хвалил Борю, обнимал и даже, кажется, плакал. А вечером пропал.

В оставшуюся неделю до Нового года он так и не появился. И после тоже не вернулся. Дома начали появляться незнакомые мужчины, которые по ночам пили воду из-под крана, не включая свет, переминаясь босиком на липком линолеуме. Большими глотками, как животные.

Перестройка… Боре не нравится, как звучит это слово. Оно еще и сопровождается непонятным объяснением, что это «Дело не для всех и каждого.» Или что-то вроде того.

Эпизод 4. Волшебная комната.

В августе 92-го Борю переселяют на другой конец города, к бабушке. В одной из комнат еще недавно жил младший брат папы. Но его застрелили в какой-то потасовке полгода назад. Бориска видел его всего пару раз в жизни и не успел запомнить чего-то примечательного. И теперь понял почему: все примечательное дядя собрал в этой комнате, три стены которой заняты стеллажами от пола до потолка.

И они буквально забиты всякой всячиной: иностранные журналы, коллекция виниловых пластинок, сувениры, бинокли, часы, модели машин… И главное – проигрыватель, усилитель, две колонки с Борькин рост и две поменьше врезаны в специальные ниши. А еще море книг в ярких обложках.

К слову, Боря «подрабатывал» диджеем на тусовках мамы. Ведь, во-первых, у него был ценный навык поставить иглу точно в трек, не поцарапав винил, а во-вторых, знание, какая композиция последняя на играющей стороне.

Но главный козырь заключался в том, что Борька по понятной причине не пил, поэтому мог подорваться в любой момент на смену исполнителя. В отличие от присутствовавшей в гостях творческой интеллигенции, прилипающей к дивану, коврам и вообще к любым более-менее горизонтальным поверхностям.

Честно говоря, минувшие с папиного исчезновения пару лет Бориной жизни не задались: школа с казарменными порядками и противной Антониной, мама постоянно навеселе, живущие поочередно гости… Иногда вместо мамы, которая часто улетала в Турцию и возвращалась с клетчатыми баулами. В них была утрамбована куча одежды, которой мама с подругами торговала на каком-то огромном рынке.

Единственный плюс – в доме всегда было много сладкого, ну а кашу Боря умел варить сам. Но никакие жвачки даже рядышком не стояли с тем, что было в этой комнате!

Проведя беглую инвентаризацию, Боря пребывает в абсолютном блаженстве. Сев на диван у окна, просто смотрит вокруг. Подумать только – это все ничье. А когда ничье, то, кто первый нашел, тот и хозяин, так ведь? Во всяком случае, бабушка сказала примерно так.

Диван оказывается раскладным. Заглянув внутрь, Боря находит кучу умопомрачительных маек и свитеров. Размер у них – Бориске почти до колен, но он тут же напяливает футболку с белыми крестами и надписью «Master of puppets».

Каникулы превращаются в непередаваемый калейдоскоп эмоций: соседи в домах напротив, алкаши у бочки с пивом по утрам, грузчики возле булочной, детская площадка – бинокль даже самую ерунду превращает в ценные разведданные.

В комнате постоянно играет музыка. Кажется, бабушка уже привыкла к громкости на делении три. Пора поднять еще на чуточку…

А журналы про машины… Вкладыши ни в какое сравнение не идут. Боря решает непременно обзавестись Мерседесом двухсотой серии, когда вырастет. Тут по двору как раз иногда проезжает такой, всякий раз убеждая Борю в физической силе слова «капитализм». Бабушка произносит его, когда ругается на телевизор.

Стопочка журналов, которые Боря нашел на самой верхней полке, оказалась интереснее некуда, но бабушка невероятным образом услышала неровный шелест страниц. Едва Боря дошел до третьей, как она вошла в комнату и забрала всю подборку, сказав, что это вряд ли расширит Борин кругозор. Ведь в них только картинки, а смысл жизни происходит из реальной жизни.

А еще бабушка курит, как паровоз, раскладывая облака дыма по антресолям. В ее легких порхают летучие мыши – но их, конечно же, не видно, черным-черно там. Боря их иногда слышит. Со стороны может показаться, что это кашель.

Вечерами они вдвоем играют в дурака. Сидят на кухне и лупят разбухшими картами по клеенке. Влепит, бывает, Бориска четыре шестерки под конец и рисует радостно «42» в графе «Бабушка». Когда счет переваливает за тысячу, Боря спрашивает:

– Амнистию, может, сделаем? Ба, мы ж не такие дураки-то с тобой. У тебя тыща сто три, у меня тыща шестьдесят. Делаем?

– Ну, делай, – соглашается бабушка. – А я покурю.

Пока она на балконе, Боря берет новый лист в клетку, рисует две колонки, пишет «0» и «43». Старый листик кладется на холодильник. Их там уже несколько, надежно придавленных пачкой «Геркулеса».

Эпизод 5. Новая школа.

Район, в котором теперь живет Боря, немного странный: почти нет деревьев и высокие дома образуют клетки, прижимаясь друг к другу, как щенята.

Боря идет, будто протискиваясь между ними, чувствуя себя струйкой пересыхающего ручья. Третий класс, новая школа. Новые одноклассники – интересно и в то же время волнительно на душе. Очень хочется, чтобы в школе тоже все было иначе.

Свой класс Боря находит быстро. Зайдя в кабинет, кожей ощущает – здесь он как будто никто. Тащится на предпоследнюю парту, украдкой разглядывая будущих однокашников.

Входит учительница и тут же упирается правой рукой в бедро. Левая тоже пытается найти точку опоры, но занята журналом. Смотрит изучающе на детей, зашедших после звонка. Потом взгляд скользит по классу и останавливается на Боре:

– Так. Это что у нас, новенький?

– Двое! – кричат сзади.

Смотрит в журнал.

– Ремесленникова Варвара. А-ага. И Савельев Борис. Рядышком прям пришли по списочку. Та-ак. Ну выходите-ка сюда оба.

Боря и одна девочка встают, идут к доске. Двадцать пар глаз внимательно следят за спинами новичков.

– Меня зовут Елена Алексеевна, я ваш классный руководитель. Расскажите классу немного о себе!

Вот тебе и на. Боре до этого удавалось ускользнуть от «рассказа о себе», но в этот раз явно не получится. Как это вообще делать-то? Елена Алексеевна видит замешательство.

– Например, чем летом занимались? Какие у вас увлечения?

– Увлечения? – Боря перебирает в голове спутанные воспоминания. – Ну, музыку слушал… В карты играл… С бабушкой.

По классу раздаются смешки. С задних парт прилетает скомканная бумажка, попадает в Варю, та смотрит в пол и даже не пробует увернуться. Снова смех.

– Так! Лобанов! Ты совсем, что ли? Дневник мне на стол, быстро!

– Я забыл.

– Вместе с головой, вижу. Встал и стоишь до конца урока!

Боря замечает некоторые отступления от шаблонных выражений обычных учительниц. Похоже, эту сделали на более современном заводе. Снова вопрос:

– И какую музыку ты слушал?