История русской словесности

«История русской словесности» С. П. Шевырева (в ее основу положены публичные лекции, прочитанные автором в Московском университете в 1844–1845 гг.), третью часть которой разбирает Добролюбов, представляет собою очень сложное, противоречивое явление в истории русской литературной науки. Это был первый историко-литературный курс русской словесности, богатый фактическим содержанием, и значение его в том, что он открывал новую научную дисциплину (см. подробнее: Возникновение русской науки о литературе. М., 1975, с. 323–331). Шевырев пытался применить в этой малоизученной сфере «методу историческую», предложенную им в «Истории поэзии» (1835), высоко оцененной Пушкиным. Однако достоинства «Истории русской словесности» были ослаблены религиозной и монархической тенденциозностью автора. Именно эта сторона определила резко непримиримую позицию Добролюбова. Критик строит свою статью в виде коллекции анекдотических промахов Шевырева, иногда чрезмерно увлекавшегося непроверенными, шаткими гипотезами, а порою и просто подгонявшего факты под готовую концепцию. Этот недостаток был подвергнут серьезной критике еще в рецензиях (анонимных) Ф. И. Буслаева и А. Д. Галахова на первую часть «Истории русской словесности» (ОЗ, 1846, № 5) и А. Д. Галахова – на вторую (ОЗ, 1846, № 12). Н. Г. Чернышевский позднее писал об этих двух частях: «Хорошую сторону составляет то, что факты… собраны довольно полно; слабая сторона – то, что они переплетены с гипотезами и мечтами» (Чернышевский, III, 90).

В некоторых моментах статья Добролюбова близка также к критическому разбору третьей части «Истории русской словесности» в «Отечественных записках» (1859, № 1). Автор его Ск. Ч *** (псевдоним А. А. Котляревского) отметил основной недостаток исследования – смешение истории словесности с теологией (об этом же писали и другие рецензенты – Н. П. Некрасов в «Атенее», 1859, № 1, и В. Водовозов в «Русском слове», 1859, № 4).

Критика Добролюбова, при всей идейной прогрессивности ее, не свободна от полемических излишеств и ошибок, особенно в отношении к древнерусской литературе. Интерпретация этой последней как исключительно религиозной и княжеской (у Шевырева – со знаком плюс, у Добролюбова – со знаком минус) была главной методологической слабостью, свойственной вообще историографии того времени. Так, Ф. И. Буслаев в то время резко отделял «религиозную» древнерусскую литературу от «народной словесности». Некритически воспринятая, эта концепция привела к недооценке древнерусской литературы в работах революционных демократов, в частности, и в данной статье Добролюбова. Так, например, критик очень пренебрежительно отзывается о крупнейшем памятнике древней словесности – «Сказании о Мамаевом побоище». Исходя из того факта, что о деятельности многих древнерусских писателей, просветителей (например, Стефана Пермского) известно лишь из свидетельств современников, летописцев, авторов «Житий» и т. п., Добролюбов повторяет не вполне справедливую реплику Герцена о древней русской словесности как о «времени, когда ничего не писали» (см. ниже примеч. 15).

Шевырев довольно болезненно реагировал на статью Добролюбова в письме к М. П. Погодину: «Читая «Современник», я более смеялся, чем досадовал… видно, что никто предметом не занимается и все – круглые невежды, нанятые… журналистами, чтобы разбранить книгу. Грустно не то, что меня бранят, но грустно… за состояние литературы русской!» (Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, т. 16. СПб., 1902, с. 258).

notes

Комментарии

1

Об этой статье, напечатанной в «Московском наблюдателе» (1835, март, кн. 1), Белинский писал: «В ней много справедливого, глубоко истинного и поразительно верного; но вывод ее решительно ложен» (Белинский, II, 127).

2

В статье «Стихотворения Владимира Бенедиктова» (Московский наблюдатель, 1835, август, кн. 1). Оспорил это суждение Шевырева Белинский в статье «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» (Белинский, II, 148–151).

3

Шевырев не «сочинил»: отстаиваемый им в статье «Сочинения Александра Пушкина» (Москвитянин, 1841, № 9, с. 251) вариант стихотворения «Заздравный кубок» был опубликован в альманахе «Памятник отечественных муз на 1827 год». Вариант «любить нельзя» появился в посмертном издании. В сохранившейся рукописи Пушкина:

Бранной забавы
Мы не друзья.

До Добролюбова против версии Шевырева выступил Чернышевский (Чернышевский, III, 108).

4

Этот промах Шевырева так описан Ф. И. Буслаевым и А. Д. Галаховым: «Г. Иванчин-Писарев в похвальном слове Карамзину сказал, что Карамзин родился в 1765 году – в год смерти Ломоносова. Г. Шевырев признал такое совпадение событий чудным и увидел в нем особенное знамение… Раза два замечает он это не без удовольствия в «Москвитянине». Теперь г. Погодин открыл, что Карамзин родился в 1706 году… Что же нам делать с объяснением Шевырева?» (ОЗ, 1846, № 5, отд. V, с. 34)

5

Шевырев поспешил объявить принадлежавшие А. Д. Лухманову картоны (эскизы для ковров) произведениями Рафаэля или его учеников (статья «Рафаэлевские картоны, принадлежащие А. Д. Лухманову» – МВвед, 1851, № 44, 45), что было оспорено С. Г. Строгановым (там же, № 47); полемика продолжалась в последующих номерах.

6

Речь идет о стихотворении Шевырева, прочтенном им на обеде в честь севастопольских моряков (см.: Москвитянин, 1856, № 1, с. 47), где были такие слова:

Расстилай же скатерть брану
Ты во все концы, Москва!
Наливай же брагу пьяну,
Осушай ковши до дна!

Иронический отклик на это выступление Шевырева см.: СПбВед., 1856, № 62).

7

Ирония в данном случае вряд ли уместна. В книге «Поездка в Кирилло Белозерский монастырь» (ч, 1. М., 1850) Шевырев рассказал о посещении им летом 1847 г. поэта К. Н. Батюшкова, находившегося в состоянии умственного расстройства. Портрет Батюшкова со спины был помещен между 112 и 113 страницами книги; Шевырев писал: «Приложенный рисунок дает верное понятие о росте и положении Батюшкова. Снять лицо было невозможно. Даже и за это, заметив приемы рисовальщика издали, поэт наградил его несколькими дикими взглядами! Такой портрет имеет, впрочем, хотя грустное, но верное значение» (с. 110). Рисунок был сделан Н. В. Бергом (в книге помещен также рассказ Берга, названного здесь лить инициалами Н. В. Б., об истории этого рисунка).

8

Шевырев напечатал свое стихотворение «Учредителям библиотеки в городе Белеве» вместе с примечанием, в котором объяснял, почему он не мог «подать отголосок из Москвы Белеву в таком прекрасном деле в самый день его совершения» (СПбВед., 1858, № 284, 31 декабря). Еще раньше, в первом выпуске «Свистка» (Совр., 1859, № 1), Добролюбов писал об этом в пародии «Проект протеста против «Московских ведомостей» (VII, 336–337).

9

В первой части своей книги, желая доказать факт влиянии славян на древних греков, Шевырев писал: «Зефир у Гомера в «Илиаде», как известно, есть ветер северный: его имя может объясниться только нашим севером, по свойству русской буквы В переходить в греческую Ф и обратно» (История русской словесности, преимущественно древней, т. I, ч. 1. М., 1846, с. 60). Ф. И. Буслаев и А. Д. Галахов в своей рецензии иронизировали по этому поводу и совпадение слов объяснили «сродством языков индоевропейских» (ОЗ, 1846, № 5, отд. V, с. 18–19). Уже после выступления Добролюбова, во втором издании своей книги Шевырев сделал примечание к соответствующему месту: «Сближение зефира с севером подало повод журнальным забавникам к шуткам и глумлению; но им, кажется, нет дела ни до Гомера, ни до филологии» (История русской словесности, ч. 1. М., 1859, с. 115–110).

10

В статье «Взгляд на современное направление русской литературы» (Москвитянин, 1842, № 1, с. III отдельной пагинации) Шевырев писал: «Невольно взлетаете мыслию под сень этого небесного гостя (ангела на Александровской колонне. – В. В.) – и оттуда смотрите на чудо-город» и т. д. Еще до Добролюбова иронический комментарий к этому пассажу дал Чернышевский (Чернышевский, III, 94).

11

Речь Шевырева, сказанная в торжественном заседании Московского университета, «О значении Жуковского в русской жизни и поэзии») (М., 1853) и его же «Воспоминания о Жуковском» (Москвитянин, 1852, № 18) содержали некоторые ошибки и противоречия, указанные А. Д. Галаховым в статье «Ответ на статью г-на П. Б. «Еще несколько слов о В. А. Жуковском» (MBед., 1853, № 33, 17 марта, с. 341). Однако тот же Галахов утверждал, что работы Шевырева и П. А. Плетнева – «самые достоверные источники биографии» Жуковского.

12

Речь Шевырева «Об отношении семейного воспитания к государственному» (М., 1842) была осмеяна в «Отечественных записках» (1842, № 9, отд. VI, с. 5–7, рецензия П. Н. Кудрявцева) как пример «многоглаголания» и отсутствия логики.

13

Намек на эпизод 14 января 1857 г., когда в заседании совета Московского художественного общества англоман В. Л. Бобринский обрушился на некоторые русские порядки, а Шевырев усмотрел в этом проявление антипатриотизма. Спор закончился дракой, за что Шевырев был уволен в отставку и выслан из Москвы. См. об этом запись в дневнике Добролюбова от 23 января 1857 г. (VIII, 541).

14

История русской словесности, преимущественно древней, т. I, ч. 1. М., 1840 (в том же году – т. I, ч. 2).

15

Слова из произведения А. И. Герцена «Ум хорошо, а два лучше», написанного в 1843 г., но впервые появившегося в печати в «Былом и думах» (Лондон, 1862). Добролюбов был знаком с ним по одному из рукописных списков.

16

Хотя Шевырев и объявил Германию «родиной всего отвлеченного» (История русской словесности, т. I, ч. 1, с. 15), влияние немецкой филологической школы сказалось и на его трудах. Ф, И. Буслаев был более последовательным сторонником «германской филологии». Однако и тот и другой ученый своими исследованиями способствовали созданию в России культурно-исторической школы.

17

Добролюбов в этом случае не совсем прав. При всех расхождениях с Шевыревым как Ф. И. Буслаев, так и более «молодые исследователи» древнерусской литературы Л. Н. Пыпин, Н. С. Тихонравов (действительно ученик Шевырева) признавали положительное значение «Истории русской словесности».

18

Этот «промах» Шевырева еще до Добролюбова подробно рассмотрел в своей рецензии А. А. Котляревский (ОЗ, 1859, № 1).

19

Чичиков в «Мертвых душах».