Легендарные разведчики-2

Обратите внимание: знакомство Медведева с Бегмой состоялось только в конце 1943 года, что очень важно для понимания дальнейшего развития событий. До этого о Грачеве в Ровно было абсолютно ничего неизвестно.

Деловые разговоры и обед, задушевная беседа, а потом высокий гость, в некотором смысле и хозяин, завел речь о партизане, наводящем в Ровно страх на гитлеровцев. Одетый в форму немецкого офицера, тот «убивает крупных немецких заправил среди белого дня прямо на улице, украл немецкого генерала».

Цитирую и дальше из главы «Передышка» популярнейшей книги Героя Советского Союза Дмитрия Медведева «Это было под Ровно». «Рассказывая, Василий Андреевич и не подозревал, что этот партизан сидит с ним рядом за обеденным столом. Лукин (комиссар отряда. – Н. Д.) порывался было перебить рассказчика, но я дал знак ему, чтоб молчал, а Николай Иванович Кузнецов внимательно слушал Бегму. Здесь же мы ему представили нашего легендарного партизана» (курсив мой. – Н. Д.). Конечно, ни Дмитрий Медведев, ни въедливый Лукин, да никто из отряда не мог и предположить, откуда такая утечка. Одна лишь мысль о предательстве партийных руководителей или малейший намек на это могли показаться, да еще как бы показались, кощунственными.

Однако, как полагал боевой друг и верный помощник Кузнецова Николай Струтинский, Николая Ивановича выдали немцам свои. Подозрение, подчеркну, всего лишь подозрение, пало на руководителей городского партийного подполья и людей к ним приближенным. Только суд может установить, верна ли эта догадка, точнее версия, на достоверности которой после войны так настаивали Струтинский и группа бывших партизан. В основном усилиями капитана КГБ Струтинского были собраны четыре тома материалов расследования. Особенно интересны документы тома № 620.

Герой подполья или предатель?

В 1965 году к двадцатилетию Победы руководителю ровенского подполья Терентию Федоровичу Новаку присвоили, не без содействия секретаря подпольного обкома партии, после войны крупного партработника и секретаря обкома Василия Бегмы, звание Героя Советского Союза.

История долгая, началась еще осенью 1942-го, когда был образован подпольный штаб ЦК КП(б) Украины. Вошел в него и Василий Бегма, и в войну и после нее всячески поддерживавший Новака. Может, Бегма надеялся, что вслед за Новаком наступит и его очередь получить звездочку? Не дождался. Бегма скончался в том же 1965-м. Новак дожил до 1983 года.

Многие бойцы из отряда Медведева вместе с горсточкой оставшихся в живых подпольщиков подозревали Бегму и особенно Новака в предательстве. И после публикации Указа о награждении Новака Звездой Героя в ЦК КПСС тотчас хлынул поток писем возмущенных партизан. Они не просто предполагали, а настаивали: оба партийных деятеля контактировали с немцами. Больше того, сотрудничали с СД, выполнявшим на временно оккупированной территории СССР функции гестапо, и причастны к гибели Николая Кузнецова. Генеральная прокуратура СССР серьезно восприняла заявления группы партизан во главе с Николаем Струтинским о предательстве партийных чинов. И поручила расследование группе Олега Ракитянского.

Выводы следователя следственного отдела Управления КГБ УССР по Львовской области Олега Ракитянского, десятилетия спустя, в 1989 году, а не во время еще первого расследования обстоятельств гибели Кузнецова во второй половине 1960-х, изучавшего по высочайшему приказу ЦК КПСС все обстоятельства гибели разведчика, еще больше наводят на версию о предательстве. Итоги расследования, четко выписанные в статье Ракитянского, прорвавшейся было на страницы научного журнала (Военно-исторический архив. 2003. № 6), почему-то затерялись, словно канули в Лету. Даже сам журнал исчез, найти его удалось не без труда.

Итак, в Ровно Терентий Новак появился после оккупации в 1941 году. Многие знали Терентия – в предвоенные годы секретаря комсомольской организации небольшого городка Гоща Ровенской области, члена Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ). В тех краях, томившихся под Польшей, к коммунистам относились с ненавистью. Националисты и польская власть брали на заметку каждого. Вот и подпольная организация КПЗУ в Гоще в 1937-м была разгромлена поляками. Их служба безопасности – дефензива – арестовала почти всех подпольщиков. Кроме одного из руководителей – Новака. Возникли подозрения: не предатель ли? Но вскоре на Западную Украину пришла Красная армия: столько перемен, коренных изменений. Главное, что присоединились к Советскому Союзу. В этом вихре событий о прошлом коммуниста Новака быстро забыли.

Началась война. И Новак – ее участник. На чьей он стороне? И Ракитянский откровенно высказывает собственное мнение, основанное на результатах долгих расследований. Его точка зрения крайне неблагоприятна для Новака: на оккупированной территории «…всячески поощрялось доносительство. Любой человек, захотевший открыть свое дело или торговую лавку, автоматически становился осведомителем или агентом СД. И вот в этих условиях в г. Ровно прибывает в 1941 году Т. Ф. Новак… Новак тут же устраивается директором валеночной фабрики… И это стало возможным при том, что СД знало о членстве Новака в КПЗУ… Деятельность подполья только налаживалась, но уже к лету 1942 года стали поступать сигналы о провалах и гибели тех или иных товарищей. Прежде всего, это касалось некоторых “маяков”, через которые Новаком направлялись люди в партизанские отряды… Люди, которые направлялись через них, попадали в СД или уничтожались оуновцами… Вскоре начались массовые провалы в Ровенском подполье. СД и оуновцы ликвидировали основные подпольные группы… Больше того, можно сказать, что к весне 1944 года из всего подполья (не путать с партизанскими отрядами. – Н. Д.) на Ровенщине осталась только группа Новака, все остальные были ликвидированы. Что собой представляла “группа” Новака на фабрике? Так вот, почти все рабочие считали Новака провокатором и агентом СД, но боялись об этом кому-либо сообщать. А вскоре они, почти все, были арестованы и ликвидированы или же отправлены в Германию. Со слов Н. В. Струтинского у начальника разведки отряда («Победители». – Н. Д.) был агент на фабрике, который и сообщал информацию о предательской деятельности Новака».

Попробуем отбросить выводы Ракитянского и взглянуть на происходившее с Новаком без всякого к нему предубеждения. В оккупированном Ровно он в открытую возглавлял единственную в городе крупную фабрику, что было абсолютно невозможно без согласия немецких властей. Ведь сажали и вешали при малейшем подозрении в связях с партизанами, с коммунистами, а тут Новак все время на виду – и ничего. Одна из задач его подпольного горкома – помощь попавшим в окружение бойцам Красной армии. Утверждали, что кого бы ни посылал Новак в партизанские отряды, все попадали в руки гитлеровцев. Искренне пытавшиеся бороться с оккупантами арестовывались. Свидетелей, понятно, осталось мало. Участвовавших в реальных операциях немцы быстро, словно по чьей-то наводке, выслеживали и расстреливали.

После освобождения Ровно Новак и Бегма рапортовали о проделанной ими большой работе. В том же 1944 году Бегма вновь занял пост первого секретаря обкома. А Новак сумел выставить себя опытным подпольщиком. В соседней Польше, куда его перебросили после освобождения советской территории, он занялся организацией подполья и наставлял поляков на своем хорошо освоенном польском. После войны вернулся в Ровно к старому другу Бегме. Настал период, когда по настоянию части партизан деятельностью Новака в годы войны заинтересовались следователи. Допросы велись корректно. Провал 1937 года в Гоще не затрагивался. Новака просили всего лишь отчитаться о результатах подпольной работы в Ровно с 1941 по 1944 год. На первом допросе Терентий Федорович не смог назвать ни одного уничтоженного его людьми гитлеровца. На втором не припомнил ни единого факта подпольной деятельности. Это подтверждается архивными делами № 19080 и № 19101 Ровенского УКГБ УССР. Но шума поднимать не стали. Не решились тронуть ставленника Бегмы? Не захотели связываться с партийными работниками? Обстановка в Ровенской области в то время складывалась сложная. Продолжалась борьба с бандеровцами. Она затянулась на годы. И менять лояльное к Москве и Киеву партийное руководство не хотели.

Новак тихо ушел в тень. Выжидал. И дождался Звезды Героя. Повторяю: вину, окончательную оценку устанавливает только суд, которого не было и, наверно, теперь уже никогда не будет. А работу по расследованию провели огромную.

Еще раз подчеркиваю, если основываться на выводах Ракитянского, то понятно, кто и каким образом помог СД выйти на след красноармейца Грачева – Николая Кузнецова. Общая картина гибели разведчика понятна. И ее сложно, да и ни к чему опровергать. И тогда все недостающие раньше доказательства и понятные сомнения складываются в выстроенную цепочку.

Сегодня эту версию поддерживают многие исследователи. Среди них и кандидат географических наук, сын участника Великой Отечественной войны Лев Моносов. С 2000 года он тщательнейше собирает и анализирует все документы, связанные с этим сложнейшим делом. Питерский исследователь уверен: Кузнецова выдали предатели из партийного руководства Ровенского подполья. Цитируемые здесь документы во многом предоставлены именно Моносовым, за что его искренне благодарю.

Не будем ставить окончательной точки и претендовать на абсолютную истину. Но, безусловно, версия заслуживает внимания и рассмотрения. Да, это несколько противоречит книгам ныне покойного писателя, историка разведки Теодора Гладкова, с которым мы столько беседовали о судьбе Кузнецова. Однако ранее неизвестные факты, к тому же подкрепленные документами, постепенно открываются. История нуждается в уточнениях.

Сегодня уже точно доказано: в самом конце 1943-го у СД появились установочные данные на Кузнецова. Есть сведения, будто фашисты узнали, что в отряде этого человека называют Грачевым, якобы была у них и его фотография. Немецкие службы безопасности искали в Ровно не какого-то неведомого партизана-мстителя, а немецкого обер-лейтенанта Пауля Зиберта. Все его внешние приметы точно совпадали с обликом и манерами Николая Кузнецова.

Николай Иванович и опытнейший чекист Медведев чувствовали: обер-лейтенант Зиберт под угрозой. Потому и «произвели» его в капитаны. Мастер на все руки, врач отряда Альберт Вениаминович Цессарский изготовил печать из резиновой подошвы сапога и на похищенной партизанами машинке с немецким шрифтом впечатал изменения в подлинную офицерскую книжку своего друга. Однажды Зиберт-Кузнецов, уже капитан, после проверки новых документов понял, что ищут именно его, и бесстрашно останавливал авто с фашистскими офицерами, разыскивая «одного лейтенанта вермахта».

Шаги к гибели

Немцы отступали, под Ровно отряду Медведева делать было нечего. А Кузнецову надо уходить и как можно скорее: круг сужался. Или терпеливо дожидаться прихода Красной армии вместе с партизанами?

15 января 1944 года Кузнецова с шофером Иваном Беловым и удачливым поляком Яном Каминским отправили подальше в немецкий тыл. Во Львове Николай Иванович мог бы, по замыслу большого начальства, укрыться на надежной явочной квартире. Почему приняли рисковое решение? Ведь Кузнецова-Зиберта искали, немецкие патрули ждали его на выходе из Ровно, а командовали ими не какие-нибудь нижние чины, а офицеры в звании майора, имеющие все права задерживать и лейтенантов, и капитанов.

Во Львове Кузнецову пришлось сложно. Явки провалены, верные люди арестованы или сбежали. Приказ уничтожить губернатора Галиции выполнить было невозможно: тот заболел, из Львова уехал, и мститель убил вице-губернатора Отто Бауэра и его секретаря доктора Шнайдера. А потом Николай Иванович с двумя друзьями совершил в городе без ведома Медведева и комиссара Лукина еще один акт возмездия. Проник в штаб ВВС и выстрелами в упор прикончил подполковника Петерса и ефрейтора Зейделя. После войны Лукин клялся, что такого приказа никто Кузнецову не отдавал. Петерс скончался не сразу. Успел сообщить фамилию капитана вермахта. Немцам не стоило труда понять, что это все тот же партизан, который действовал в Ровно. Приметы, манера поведения, способ атаки – совпадало всё.

На выезде из города в деревне Куровичи Зиберта уже ждали, и он с двумя бойцами чудом вырвался, убив майора полевой жандармерии Кантора и перестреляв патруль. Но машину немцы подбили, пришлось к линии фронта передвигаться пешком. И откуда было разведчикам знать, что фронт остановился.

Попали в отряд еврейской самообороны, которым командовал Олие Баум. Там Кузнецова снабдили картами, показали газеты, из которых Николай Иванович узнал, кого он убил во Львове.

Но в отряде было не отсидеться: свирепствовал тиф. Да и терпения пассивно ждать уже не оставалось. В отряде Кузнецов написал подробнейшее донесение – где, когда и кого уничтожил, подписался «Пух» (под таким псевдонимом его знали только в Центре люди Судоплатова). Положил отчет во внутренний карман кителя и с этим пакетом решил перейти линию фронта. Опять повторю: до чего же рискованно.

В направлении фронта группу Кузнецова повели проводники Марек Шпилька и мальчишка по имени Куба. Эмигрировавший в Израиль Куба рассказал об этом в 2006–2007 годах разыскавшему его исследователю Льву Моносову.

По словам Моносова, этот уже очень пожилой человек вел себя крайне осторожно. Создалось впечатление, будто трудился в израильской спецслужбе. Даже предупредил россиянина, что поведает обо всем, но категорически запретил приводить свою настоящую фамилию, просил называть его только Куба. Сам проводник лишь годы спустя узнал, что по приказу Баума вел к линии фронта Николая Кузнецова. Хотя твердо понимал: русоволосый в немецкой офицерской форме – советский разведчик.

Тот вел себя скромно, вежливо. Когда добрался с двумя спутниками до отряда самообороны, выглядел уставшим, истощенным. Еды никто из троих не просил, но было понятно – они очень изголодались. Кузнецов улегся на двухъярусных нарах наверху, хотя ему предлагали место внизу. Попросил бумагу и карандаш, сидел у стола, писал что-то, мы теперь знаем что, до ночи при свете тускловатой свечи. Говорил о чем-то с двумя партизанами Федором Приступой и Василием Дроздовым из «Победителей», тоже оказавшимися в отряде. Один из них болел тифом, думали, не выживет, но тот выдюжил.

У прошедших всю войну Приступы и Дроздова судьба сложилась трагически. Бандеровцы не давали жить мирной жизнью. Сколько же людей, не желавших иметь ничего общего с ОУН-УПА, было уничтожено. Можно предположить, что от их рук пали и Приступа с Дроздовым. Оба участвовали в выполнении сложнейших заданий, знали много, очень много о том, кто друг, а кто настоящий враг. Вскоре после войны Василий Дроздов бесследно исчез в районе села Боратын. А Федор Приступа погиб при загадочных, так и не выясненных обстоятельствах в автокатастрофе. Кто и как налетел на его мотоцикл, осталось неизвестно.

Но вернемся в год 1944-й. Перед уходом из отряда еврейской самообороны Кузнецов дал Олие Бауму расписку. Мол, в отряде приняли, напоили-накормили, отправляют по его просьбе в дорогу с проводниками. Грачев очень просил Баума передать Медведеву, что во Львове он задание выполнил и вместе с двумя товарищами по отряду во что бы то ни стало попытается перейти линию фронта, попасть к своим. Разведчику дали карты, по которым можно было как-то ориентироваться.

Был ли командир отряда еврейской самообороны на связи с Центром? Сказать сложно, похоже, отдельные поручения выполнял. Известно, что Медведев помогал таким отрядам самообороны, чем спас немало людей, обреченных фашистами на смерть. Отсюда и доброжелательный прием, Кузнецову со спутниками оказанный.

Они покинули отряд не 13 февраля 1944 года, как считалось раньше, а только 17-го. В тот день поднялась в лесу настоящая буря. И опытнейший разведчик Кузнецов понимал: уходить надо именно в пургу. Следы затеряются, да и кто сунется в лес в такую жуть. Проводники согласились.

И с 17 февраля по 8 марта 1944 года Кузнецов с двумя бойцами бродил по лесам с секретнейшим докладом. Ошибка? С первого взгляда – да. Но партизаны-медведевцы так не считали. Объясняли действия Кузнецова по-своему. У Николая Ивановича оставалось мало шансов выжить. Написал отчет, ибо понимал, что если даже эта бумага попадет в руки немцев, то все равно исход войны ясен и со временем обо всех его деяниях узнают свои. В конце концов так и произошло – Медведев отыскал отчет во Львове в захваченных Красной армией архивах нацистов.

А Бауму Кузнецов сказал, что если проводники выведут их поближе к фронту, то они с ребятами будут пробиваться. Или, может, пойдут в одно из сел, где его должны ожидать несколько партизан из «Победителей» с радисткой. Тогда постараются связаться с Большой землей и вызвать самолет.

Смерть в Боратыне – не только версия

Даже название местечка, куда спешил Кузнецов с двумя друзьями, пишется по-разному – Борятино, Баратино, будем считать, что Боратын. Рвался туда Николай Иванович не случайно. Именно в этом селе находился, как считал Кузнецов, зеленый маяк, там и должна была ждать его радистка Валентина Дроздова, направленная в Боратын из отряда Медведева. И откуда знать Кузнецову, что вспомогательная группа партизан во главе с Борисом Крутиковым (с ними была и радистка) попала в засаду – и нет теперь никакой радиостанции, да и Дроздова погибла. А партизан рассеяли. Выставить в селе маяк не удалось, какой уж тут вызов самолета.

Дмитрий Медведев писал, что с Кузнецовым условились: в случае, если с отрядом «Победители» встретиться не удастся, то все трое должны разыскать группу Крутикова и остаться с ней. Не выйдет – перейти самостоятельно линию фронта. Не получится – уйти в подполье и ждать прихода Красной армии. Николай Струтинский, соратник Кузнецова, считал главным виновным в неудаче Бориса Крутикова. Тот приказа не выполнил. Должен был обеспечить выход Кузнецова из Львова, охранять его в пути. Но ничего не получилось.

Что ж, у каждого есть право на собственное мнение, а уж у Николая Владимировича Струтинского – тем более.

И опять высказывается подозрение: группу и радистку выдал предатель – бандеровец.

Есть две версии смерти разведчика.

Первая: Кузнецов убит 2 марта 1944 года в бою с бандитами из УПА в лесу около села Белогородка Вербского (теперь Дубновского) района Ровенской области и похоронен в селе Мильче поблизости.

Вторая: Николай Иванович и его друзья погибли 9 марта 1944 года в селе Боратын Подкаменского (ныне Бродовского) района Львовской области в хате Степана Голубовича в схватке с бандеровцами. Чтобы не попасть в руки извергов живым, разведчик подорвал себя гранатой. Причем не противотанковой, как почему-то считалось раньше. Нет, подорвался «лимонкой». Николай Иванович постоянно брал эти гранаты на задания, они всегда были при нем и его группе.

И чем глубже вгрызаюсь я в трагическую историю Героя, тем ближе к истине видится мне вторая версия. Кроме телеграммы, отправленной немцами только 2 апреля 1944-го в Берлин о задержании, заметьте, «задержании трех советско-русских шпионов», никаких следов гибели Кузнецова в селе Белогородка обнаружено не было. Зато в телеграмме приводится обещание представителей УПА о том, что если немецкая «полиция безопасности согласится освободить госпожу Лебедь (жена одного из главарей УПА. – Н. Д.) с ребенком и ее родственниками, то группа ОУН-Бандера будет направлять мне гораздо большее количество осведомительного материала». Телеграмма подписана оберштурмбаннфюрером СС доктором Витиска.

Похоже, что бандеровцы, убившие Кузнецова, попытались затеять с немцами свою игру. В обмен на «задержанных» и найденный при одном из них (Кузнецове. – Н. Д.) отчет они хотели добиться поблажек для семейства Лебедя. Ведь Кузнецов, и бандиты это знали, был убит, а его секретное донесение находилось у них. Отсюда и сознательное временное смещение. Кузнецов нужен был службе безопасности – СД – живым. И, давая немцам надежды, что скоро они сами смогут допросить неуловимого Зиберта, бандеровцы затеяли торг. Вполне в их стиле и в позорном духе.

Именно эту телеграмму отыскал во львовских архивах Дмитрий Николаевич Медведев. Что и дало ему право написать в книге «Это было под Ровно» о гибели Кузнецова и двух его товарищей в селе Белогородка 2 марта 1944-го. Не мог же Медведев, нашедший телеграмму, предположить, что события развивались совсем по-иному. Свидетельства, добытые позже, уже после смерти Дмитрия Николаевича, не буду писать «опровергают», дают нам совершенно другую версию, но всего лишь версию, гибели его боевого друга.

Сила этой версии в документальности, в тщательной выверенности. Война закончилась, советские спецслужбы безопасности взялись за установление истины, имея на руках гораздо больше документов. Ведь как, к примеру, можно было допросить в 1944-м, даже в 1945 году еще не пойманных бандитов из УПА?

Мы же постараемся подробно восстановить трагические события, произошедшие в ночь на 9 марта 1944 года. С документальной точностью описывает их специальная оперативно-следственная группа чекистов из трех соседних районов Львовской области, расследовавшая с 1958 по 1961 год все обстоятельства гибели Кузнецова и его товарищей. Для этого были допрошены все оставшиеся в живых участники событий: и жители села, и к тому времени арестованные бандиты из УПА. Теперь можно огласить результаты расследования.

Николай Иванович Кузнецов в форме немецкого офицера, но с содранными погонами, Ян Станиславович Каминский и Иван Васильевич Белов добираются до Боратына. Выходят из леса. Подходят к хате на окраине села. Свет не горит, и двое, именно двое, стучат в дверь, затем в окно, и Степан Голубович их впускает. Хозяин запомнил дату точно: «Это было на женский праздник – 8 Марта 1944-го».

Тут, правда, возникает у меня сомнение. Мог ли знать простой крестьянин, живший в регионе, лишь незадолго до войны присоединенном к СССР, о таком празднике? И нет на это ответа. Может, узнал об этом после войны, когда давал показания. Привязка трагических событий к празднику 8 Марта в 1944 году достоверностью не блещет.