Кремлёвцы

Уже всем, наверное, невмоготу было терпеть. Когда же, когда начнётся? Ну и чем всё закончится?

– Так, подождите минуту. Я сейчас, – и Бабайцев, больше ни слова не говоря, удалился в канцелярию.

Через минуту он вышел. В руках была шинель, отваливающиеся лоскуты которой тащились по полу.

– Вот! Полюбуйтесь! – сказал он. – Я не буду спрашивать, чьих это рук дело. Вы изрезали шинель, приготовленную для парада на Красной Площади! Причём изрезали шинель офицера, входящего в запасной состав парадного расчёта.

Он сделал паузу. Заметил, что курсанты стали переглядываться, на лицах некоторых появились недоумённые выражения.

«Значит, знали…, действительно, многие знали, – понял Бабайцев. – ну а кто знал, а кто участвовал? Сразу не разберёшь?»

Конечно, найти виновных можно было легко, но для этого нужно было возводить дело об испорченной шинели в разряд особый, политический.

Недоумение курсантов понятно. Все знали, что командир роты не в запасном, а основном составе парадного расчёта. Запасным был другой офицер.

На парады обязательно кроме основного состава готовится и запасной. Расчёт таков – два человека запасных на шеренгу в двадцать человек. Ведь случается всякое. Бывает, что от долгого неподвижного стояния по команде «смирно» человек теряет сознание и падает. Не удивительно, ведь тяжесть огромной ответственности приводит к волнению, приводит, даже к некоторому оцепенению в строю. Вполне естественно и у офицеров, что идут впереди коробки, перед строем, есть запасные. Так вот, основным в парадном расчёте был капитан Бабайцев. Рост у него кремлёвский, выправка, да и шаг строевой не только кремлёвский, но и роты почётного караула, в которой ему тоже довелось послужить, пока был в комендантском полку.

Ну а запасным назначили другого офицера…

Впрочем, о том теперь и речь.

Капитан Бабайцев поднял повыше шинель, чтоб всем было видно, и сказал:

– Вы изрезали шинель не мою – моя заперта в отдельном шкафу в кладовой и готова к генеральной репетиции. Вы изрезали шинель любимого вами офицера капитана Суворова. Иди Катков, принеси мою шинель. А это уже больше не шинель, – и, бросив её на пол, прибавил: – Возьмите себе на память.

Старшина роты Катков открыл кладовую, вынес шинель Бабайцева.

Бабайцев уверенно сказал о хозяине испорченной шинели, что тот является «любимым офицером». Да, действительно капитан Евгений Иванович Суворов был любим курсантами. И любим за что бы вы думали? За доброту и мягкость. Не знаю уж, на чём основывались эти качества, но и в 3 роте любили курсанты Суворова, да и в 1 роте – тоже.

Ну а, как известно, не сразу человек, ступивший на стезю воинскую, понимает, что важнее в службе, требовательность или мягкость и доброта? И кто оказывается добрее, командир не требовательный, или требовательный, но не афиширующий свою доброту. Поговорим и об этом, а пока, проследим за развитием событий в роте.

Услышав, чья шинель приведена в негодность, курсанты стали перешёптываться. Бабайцев выждал немного и кивнул старшине. Тот понял без слов и гаркнул:

– Разговорчики в строю!

Все замолчали. Рота замерла, полагая, что вот, сейчас наступит какая-то развязка. Но Бабайцев был столь же спокоен.

Он снова очень медленно прошёл вдоль строя и сказал:

– Вы прекрасно знаете, что училище у нас парадное, что нам предстоит седьмого ноября торжественным маршем пройти по Красной Площади. То, что произошло, может быть расценено, как акт политический, как попытка срыва участия училища в мероприятии государственного масштаба. Путём порчи шинели кто-то хотел вывести из строя офицера, который входит в парадный расчёт. Это уже не дисциплинарный проступок. Разбор этого дела может принять такой оборот, что им займётся особый отдел, со всеми вытекающими последствиями. Ну и в итоге виновных ждёт суд военного трибунала.

Рота затихла, как по команде «ещё смирней».

Капитан Бабайцев нисколько не преувеличивал. Особому отделу в таком училище, как Московское ВОКУ делать особенно нечего. Какие уж могли быть изменники, предатели!? Ясно, что, если свершалось что-то серьёзное, то по глупости, недомыслию. Но как-то надо было вразумить вот этих глупых чудаков, которые, скорее всего, и не сами придумали такую пакость, но уж вовсе и не по наущению иностранных разведок.

Но итог-то каков? Генеральная репетиция на носу, а капитану Суворову не в чем ехать на Центральный аэродром. Осталось всего несколько дней. Как он успеет выправить новую шинель? Ну а с другой стороны, тоже закавыка. Как можно объяснить командованию, что он лишился шинели?

То есть курсанты не могли не оценить положения, в котором оказались. Тут уж не важно, чью шинель они испортили. Куда не кинь, всё клин.

А капитан Бабайцев продолжал:

– Об этом происшествии, быть может, уже завтра будет известно особисту. В роте десять человек к нему ходит, а кто они, ни вы, ни я не знаем. Наряд будет отвечать. Три дневальных и дежурный по роте. Ключ от канцелярии у дневального. Значит, один из дневальных точно знает, кто его брал. А я не хочу знать. Вопрос выходит за пределы моей компетенции. Кого-то ждёт военный трибунал. Ну а теперь, старшина, командуйте. Подходит время отбоя, не будем нарушать распорядок дня.

Бабайцев проследил, чтобы его шинель повесили в кладовую на прежнее место и ушёл в канцелярию. Надо было собираться домой.

Больше он к этому вопросу не возвращался, но и никому о происшествии не докладывал.

Приближался день генеральной репетиции, но в роте всё было спокойно, никто не суетился, никто не нервничал. Удивительно то, что даже осведомители, их было действительно в каждой роте по 10 человек – такова установка – так вот никто из тех, что «ходили к особисту», видимо, ничего не доложили.

Спокойным был и капитан Евгений Суворов.

Утром, в день генеральной репетиции, перед выездом на центральный аэродром он встал в строй в новенькой шинели. Потом уже Бабайцев узнал, что курсанты – кто конкретно, он не интересовался – собрали деньги, видимо, с инициаторов, приобрели материал для шинели, а материал был особый, тот из которого шинели шьют полковникам – ну и каким-то образом договорились с военным ателье, которое обслуживало училище и было в жилом городке за тыльным КПП. Шинель пошили в срок.

Ну что ж, наверное, это стало хорошим уроком для тех, кто хотел досадить ротному, да только уроком-то стало не для всех, а потому, как оказалось в скором времени, случившееся напоминало цветочки перед теми ягодками, которые ожидали впереди, ягодками, связанными с пропажей из ружейной комнаты роты секретного оружия…

Глава седьмая

«Печать сорвана… Секретный гранатомёт исчез!»

День клонился к вечеру, уже вернулись со строевого плаца после развода караула и суточного наряда дежурный по роте и дневальные. Личный состав роты находился на самоподготовке.

Капитан Бабайцев задержался в канцелярии, чтобы дождаться доклада дежурных о приёме и сдаче, ну а потом собирался сходить домой поужинать, чтобы вернуться к личному времени курсантов.

Наметил побеседовать с отстающими в учёбе, ну и, отпустив командиров взводов по домам, лично проконтролировать остальные мероприятия по распорядку дня.

День как день. Ничего особенного. После происшествия с шинелью рота несколько притихла, и казалось даже, что дела пошли на лад.

Дежурные что-то задерживались. Давно бы уж пора доложить.

Бабайцев только собрался выйти, чтобы узнать, в чём задержка, как оба сержанта появились на пороге канцелярии роты.

Сдавал дежурство по роте сержант Анишин, несколько разбитной, самоуверенный сынок большого начальник. Не Бабайцев назначал его командиром отделения. Раньше назначили, но снимать пока веских причин не было.

Принимал наряд сержант Макаров, серьёзный, вдумчивый паренёк, требовательный и твёрдый.

– Товарищ капитан, – начал он вместо доклада о приеме дежурства. – Печать на пирамиде с гранатомётами сорвана. Принять дежурство не могу.

– Не сорвана она. На месте печать, – возразил Анишин.

– Ну, допустим, не сорвана, но видно, что её аккуратно подрезали и на место поставили, – сказал Макаров.

В ружейной комнате, в отдельной пирамиде, запертой и опечатанной, находились три новейших противотанковых гранатомёта РПГ-7, в ту пору ещё секретных. Их прислали в роту для того, чтобы курсанты во время выездов на стрельбище произвели из каждого по 50 выстрелов. Потом с гранатомётами должны были продолжить работу конструкторы. Впрочем, что там и как, роты уже не касалось. Приказано произвести выстрелы. Этим и занимались.

Бабайцев ушам своим не поверил. Только и сказал:

– Быстро в ружейную комнату.

Уже в коридоре распорядился взять с собой одного дневального новой смены и поставить у двери, и ещё одного, из старой смены, выставить в коридоре у входа в ружейную комнату, чтобы курсанты роты, если будут мимо проходить, не глазели, что там, да как.