Пушкин – пророк-вестник

И далее отметил, что «это превосходно показал на анализе лермонтовских текстов писатель Мережковский – единственный из критиков и мыслителей, который в суждениях о Лермонтове не скользил по поверхности, а коснулся трансфизического корня вещей».

В очерке «Лермонтов – поэт сверхчеловечества» Дмитрий Сергеевич Мережковский, касаясь одного из центральных произведений творчества Лермонтова, начатого им – вдумайтесь – в пятнадцатилетнем возрасте, утверждал:

«Лермонтов до конца своей жизни испытывал неудовлетворённость своей поэмой о Демоне. Даже в "Сказке для детей" он упоминает о нём:

Но я не так всегда воображал

Врага святых и чистых побуждений.

Мой юный ум, бывало, возмущал

Могучий образ; меж иных видений,

Как царь, немой и гордый, он сиял

Такой волшебно сладкой красотою,

Что было страшно… и душа тоскою

Сжималася – и этот дикий бред

Преследовал мой разум много лет.

Но я, расставшись с прочими мечтами,

И от него отделался – стихами!»

«По мере возрастания зрелости и зоркости, – отмечено в «Розе мира», – он не мог не видеть, сколько частного, эпохального, человеческого, случайно-автобиографического вплелось в ткань поэмы, снижая её трансфизический уровень, замутняя и измельчая образ, антропоморфизируя сюжет. Очевидно, если бы не смерть, он ещё много раз возвращался к этим текстам и в итоге создал бы произведение, в котором, от известной нам поэмы осталось бы, может быть, несколько десятков строф. Но дело в том, что Лермонтов был не только великий мистик; это был живущий всею полнотою жизни человек и огромный – один из величайших у нас в XIX веке – ум».

Давайте задумаемся над столько высокой оценкой Лермонтова. Докопаться до истины довольно сложно. Если мы обратимся к произведениям русских поэтов особенно девятнадцатого века, мы найдём огромную плеяду великолепных, поистине волшебных мастеров поэтического творчества. Разве не замечательны стихи Василия Жуковского, Дениса Давыдова, Афанасия Фета, Аполлона Майкова, Алексея Кольцова, Алексея Апухтина, Алексея (А.К.) Толстого, Андрея Вяземского, Ивана Тургенева, Ивана Бунина…

Но почему-то к вестникам Даниил Андреев причислил лишь Пушкина, Лермонтова, Веневитинова, Тютчева….

Пушкин – «наше всё». Пушкин не просто поэт-пророк, Пушкин – духовный вождь Русского Народа. Но Пушкин ведь тоже величайшая загадка. Пушкин – это учёный, это проводник Закона Времени, это… Можно перечислять бесконечно. Его поэзия лирична, его слог пластичен и музыкален. Но пластичны, музыкальны, лиричны и стихи других поэтов. В чём же секрет? Секрет в том, что почти все поэтические произведения Пушкина одновременно являются произведениями пророческими, поскольку снабжены вторым смысловым рядом, потому, что Пушкин был посвящён в величайшие тайны Мироздания, потому что он был избран волхвами в хранители этих тайн и ему было завещано их обнародование, когда придёт время. То есть тайное хранение основы основ в документах, что и было сделано – Пушкин передал на хранение свой Тайный Архив донскому атаману Кутейникову – и обнародование в произведениях, ключ к познанию которого был также завещан потомкам.

Известно выражение: «Первый после Бога». Так называли лучших государей в летописи Державы, так называли иногда командиров атомных подводных лодок, ведь подлодки действуют вдали от родных рубежей, в отрыве и командир порой должен принимать решение сам, причём решение судьбоносное для всего мира.

Но если перевести всё в разряд иной. В разряд Космического Творчестве, в разряд вестничества, то Пушкин в этом является не первым – он является высшим в иерархии Творчества, задача которого состоит в борьбе высших сил света против сил тьмы.

Так вот Лермонтов, по моему мнению, может считаться первым после Пушкина. И считаться таковым не только за свои солнечные, искромётные, неподражаемые стихи, а за тот до сей поры ещё не разгаданный тайный смысловой ряд, который получен из Космоса и обнародован им во имя нас, живущих в Русском Мире.

Каждый, кто владеет поэтическим слогом – остерегаюсь сказать в широком плане «даром» – по-своему, согласно какой-то невидимой иерархической степени – получает подсказки свыше. В 2000 году я написал стихотворение «Черноморский вальс», в котором были такие слова…

У ворогов лютых пред русской твердыней

Мечи затуплялись в дыму,

Но твердо стоит и не дрогнет Россия

В добытом Светлейшим Крыму.

Ольга Молодова, учительница из Мытищ, написала музыку и вместе с сестрой Еленой исполняла эту песню на моих творческих вечерах, объявлял о которых следующим образом: «Севастополь сегодня наш Сталинград – Россия из Крыма ни шагу назад!»

Такие вечера периодически проводил в Международном Славянском культурном центре в начале нулевых. Причём люди собирались, несмотря на то, что кто-то, тоже с регулярной периодичностью, воровал сообщение о вечере с ветрины на здании центра.

Самое интересное, что особенно в детали происходящего в Крыму не вникал. Знал о них в общем плане, как всякий, кто болел душой за Крым. Причём, часто слышал, что и слова правильные, и песня хороша, но вы, мол, не знаете, что в Крыму происходит. Увы, никаких особых надежд…

Но… Сегодня мы видим то, что видим. Твёрдо стоит Россия в Крыму, добытом Светлейшим Князем Григорием Александровичем Потёмкиным-Таврическим. Откуда была такая твёрдая уверенность, что Крым, как теперь говорят, вернётся в родную гавань».

Так что к известным словам Евтушенко: «Поэт в России больше, чем поэт», можно смело прибавить:

Поэт в России – громовержец Божий,

И потому уста его не лгут!

Не лгут уста Пушкина, предрёкшего, что XXI век будет «веком Сияния Руси», не лгут уста Тютчева, заявлявшего: «О Русь, велик грядущий день,

Вселенский день и православный!» Не лгут уста Лермонтова… «Погибнет ваш тиран, как все тираны погибали» (Новгород). Ну и как тут не вспомнить стихотворение «Предсказание», о котором говорилось выше.

Даниил Андреев назвал в числе вестников Веневитинова, одного из самых загадочных поэтов, современников Лермонтова. Дмитрий Владимирович Веневитинов родился 14 сентября 1805 года в Москву, а умер в Петербурге 15 марта 1827 года, когда ему не исполнилось и двадцати двух лет. Если точно двадцать один с половиной год прожил на свете этот юноша, официально признанный не только прозаиком, поэтом, причём романтического направления, но и переводчиком, музыкантом, живописцем и философом. Поэт в этом возрасте? Такое возможно. Прозаик – уже с большой натяжкой. Считается, что настоящим прозаиком можно стать самое раннее к сорока, но скорее к пятидесяти годам, когда появится опыт жизни, любви, правильное понимание всего окружающего. Мне так постоянно говорил отец, когда я писал свои ранние рассказы, поясняя, что в пятьдесят уже и взгляд иной и перед глазами, когда садишься за работу – и характеры, и лица, и многое, много такое, без чего невозможна глубокая проза. А философ?! Философ в столь раннем возрасте?

Я уже приводил его вестнические стихи, теперь хочу сказать несколько слов о трагической судьбе поэта.

В элегии «Поэт и друг» Веневитинов писал:

Душа сказала мне давно:

Ты в мире молнией промчишься!

Тебе всё чувствовать дано,

Но жизнью ты не насладишься.

Что это, предчувствия, подобные Лермонтовским…

(…) Лишь тот, кто с юношеских дней

Был пламенным жрецом искусства,

Кто жизни не щадил для чувства,

Венец мученьями купил…

Не венец ли это неразделённой любви? Такой любви, что «Потеря жизни не утрата», что он покинет мир без страха, поскольку судьба «рано умереть, но жить за сумрачной могилой!»

И не себе ли говорит: «Как знал он жизнь, как мало жил!»

Это повторяется в эпилоге элегии: