Годы лейтенантские. Я родился на советской земле. Исповедь офицера

– Да, – неожиданно прибавил он. – Учитывая сложность задачи, которую предстоит решать, есть мнение такое… Если прокомандуешь три-четыре года без происшествий, возвратим в дивизию сразу на должность командира батальона, минуя начальника штаба. Между нами говоря, так, не для особых разглашений – продержишься три-четыре года, и комбат. Говорить о каких-то невероятных успехах, судя по тому, что мне известно, не приходится. Рота не из лёгких. До тебя там было уже одиннадцать человек, но, как правило, снимали их и возвращали на должность, с которой они туда отправлялись. И сейчас там командует капитан, у которого всё из рук вон плохо. Ну а потому, неволить не будем! Что толку силком загонять – через год вернёшься, и нового искать придётся. Даю время подумать!

Я посмотрел на него и спросил:

– Командованию дивизии нужно, чтобы я туда поехал?

Подполковник улыбнулся:

– Нужно, коли предлагаем…

– Готов принять роту! – сказал я твёрдо.

– Вот как? Ну что ж, сегодня же доложу командиру дивизии и сообщу в штаб округа. Ты из нашего подчинения выходишь. Временно! – подчеркнул он. – По внутренней службе будешь подчиняться командованию базы боеприпасов, а по кадровой – непосредственно штабу округа. Но возвратишься во всех случаях в дивизию. Такие правила. Ну так что, решено?

– Решено! – подтвердил я твёрдо.

Почему я так смело и уверенно согласился? Сказать трудно. Вырываясь из бригады охраны, рассчитывал попасть во 2-ю гвардейскую таманскую дивизию, которая дислоцировалась частично в Москве, частично под Москвой, в Алабино. В то время, о котором идёт речь, один мотострелковый полк стоял в Лефортово, другой – возле станции метро Беговая. Это полки на бронетранспортёрах. Ну а полк на боевых машинах пехоты, танковый полк, артполк и отдельные батальоны, дивизионы и прочие подразделения дислоцировались в Алабино. Штаб дивизии находился в Лефортово в той же, так называемой, «коробочке», что и один из полков. Я рассчитывал, что едва попаду в дивизию, меня сразу заберут в дивизионную газету – потому и рвался из бригады охраны, в которой служба была вполне приличной. Но… кадровики, разгадав замысел, направили в дивизию кадрированную, в которой не было по штату мирного времени дивизионной газеты. Впрочем, друзья из газеты Московского военного округа «Красный воин», которые планировали осуществить этот перевод своего невероятно активного военкора, в течение всего времени, пока я служил в Калинине, продолжали свои попытки перевести меня, и такой перевод в дивизионку Кантемировской дивизии едва не состоялся.

Сорвался он по причине, о которой упоминал. Когда уже, казалось, всё сложилось, из отдела кадров политуправления округа позвонил кадровик и предложил мне должность пропагандиста полка. Я отказался, ну и зарубили перевод в дивизионку.

Пропагандист – должность не бей лежачего. Видел я майора, который слонялся у нас по полку без дела. Разве что выпуск боевых листков и стенгазет на его совести, ну ещё политзанятия с офицерским составом. Но я вовсе не искал тёплого места и лёгкой службы – меня интересовала журналистика. Ну а уж коли не журналистика, то – тогда уж только командная работа, хотя она, естественно, и потяжелее пропагандисткой.

Но предлагаемая не по летам должность пропагандиста вполне могла закрыть мне путь в военную журналистику, ибо что ни говори, а ведь все журналы и Военное издательство в столице. В Забайкалье же разве что дивизионные газеты, ну, конечно, окружные. Армейских газет в Сухопутных войсках в мирное время не было.

И вот я дал согласие… Оставалось дождаться приказа, ну а приказы такого характера не заставляли себя долго ждать.

Напомню, что к тому времени мой опыт и командования-то взводом был невелик, ну а полнокровной ротой командовал всего месяц во время развёртывания дивизии, а потом – сам себе командир. И такая предстояла ответственность. Но ведь не зря же я окончил Московское высшее общевойсковое командное училище – главное училище страны!

– Не напугал? – спросил подполковник.

– Нет, не напугали!

– Молодчина! Хвалю! Буду рад встретить комбатом!

– Ну а в чём трудности? – спросил у него. – Я согласен. И решения не поменяю, но всё же хотелось бы узнать, что там ждёт?

– В том, что по внутренней службе подчиняться будешь командованию базы. А там офицеры своеобразные. Артиллеристы, да не те артиллеристы, что в полках и бригадах, а технари. Так вот до тебя они сместили, даже можно сказать «съели», как уже упоминал, одиннадцать командиров рот. Говорю прямо. Нам не очень бы хотелось, чтобы и тебя вернули назад через несколько месяцев.

– Постараюсь не подвести дивизию и справиться с задачей!

– Верно полковник Цирипиди говорит, что из Московского ВОКУ все со знаком качества. Желаю удачи. Документы отправляем в штаб округа. Будем ждать приказа.

Я вышел из штаба дивизии со смутными чувствами. Хотелось вот такого, самостоятельного дела. Радовало то, что не будет надо мной висеть множество начальства и не буду на побегушках, как командир без войска. О том, справлюсь ли, почему-то и не думал.

Одно волновало. Как же Галина?! Останься я в дивизии, вопрос этот встал бы гораздо острее и уже в ближайшее время.

Тут я не слишком ошибался. Это выяснилось в ближайшие дни. Но ещё раньше произошло объяснение с Галиной. Вечером я рассказал ей о новом назначении, которое последует вот-вот.

Она выслушала молча, потупив взор. Только и спросила:

– Когда едешь?

– Как приказ придёт. Дела сдавать недолго – нечего сдавать. Роты-то нет. Рота на бумаге.

– Значит скоро. Вот и разрешилось всё. Вот и окончилась наша любовь…

– Зачем ты так говоришь? – возразил я.

Галина отвернулась. Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Мне тоже было грустно. Но ведь не отказался от назначения. Хотя, конечно, служба превыше всего. И всё же, почему даже на мгновение не вспомнил о Галине во время разговора в отделении кадров? Я в ту пору об этом не задумывался. Но ведь была же причина?! Мне казалось, что полюбил Галину, сильно полюбил. Но была какая-то червоточинка. Она сдерживала особо бурные порывы. Впрочем, ответ нужно искать в прошлом, возможно, в тех событиях, которые произошли сначала на третьем курсе училища, а потом – сразу после выпуска. Но об этом в своё время. Теперь, пытаясь оценить силу своих чувство не могу не вспомнить один эпизод.

Как-то уже после беседы в отделении кадров дивизии, то есть фактически во время ожидания приказа, в холле, что перед комнаткой Галины, отмечали день рождения её младшей сестры. Сестра была очень хороша. Ростом чуть выше Галины, столь же стройна, ну а рост ещё больше оттенял эту стройность. Мила, очень мила.

Небольшое скромное застолье завершилось танцами, тем более холл позволял. Сестрёнка сама пригласила меня, хотя в комнаты был и её жених. Я чувствовал, что нравлюсь ей, ну и она мне немного нравилась, но просто, без каких-то мятежных мыслей. И вдруг это приглашение, да ещё на медленный танец, в полном смысле слова обниманец. То-есть, когда пары просто стоят на месте под тихую и очень медленную музыку, совсем не двигаясь.

Я хотел провести её по небольшому залу, да тесновато оказалось. Вдруг кто-то погасил свет, и я почувствовал прикосновение её щеки к моей щеке. Ещё немного, и коснулись бы её губы моих. Сёстры… Они словно связаны какой-то незримой нитью. Эта нить подчас приводит к тому, что очень легко одна сестра влюбляется в того, кто рядом с её сестрой. В этом мне предстояло убедиться уже через несколько месяцев, когда отправился перед самым Новым годом в Судакский военный санаторий. Но… О том рассказ в своё время.

А тут… Галина, видимо, что-то заподозрила, потому что внезапно включила свет и вежливо разъединила нас, что-то раздражённо шепнув сестре.

Когда все разошлись, и мы остались одни, ни словом не обмолвилась о том, что было, после того как выключили свет. Да и я особого значения не придал происшедшему. Да что, собственно, произошло? Ну танцевали близко, ну… да не было никакого «ну».

А всё же… Ну какие же это сильные чувства, если память, помимо моей воли, сохранила очень приятные ощущения вот этой чарующей близости невероятно притягательного существа, как я знал со слов Галины, непорочного, не испытавшего того, что испытала она. Разве может такое не притягивать?

Но я прогнал мятежные мысли. Рядом была Галина, с которой испытал столько радостей тем летом. Пока была рядом, но приказ мог прийти со дня на день. Но раньше, чем добрался до Калинина приказ о моём переводе, туда добралась моя жена, сорванная с дачи моим признанием в том, что в Калинине у меня есть любимая женщина.

Вот ведь как бывает. Не скажи я тогда тех довольно дерзких слов, как бы всё сложилось?

Жена приехала со своим отцом и с дочкой, которая была привезена как способ давления. Явились они на КПП и стали требовать встречи с командиром полка. Подполковник Дымов помнил, как я привозил жену в город и как через неделю взмолился, чтобы он отпустил отвезти её назад в Москву. Он был на моей стороне – никто же не задумывался, целесообразно ли жить на съёмной квартире с грудным ребёнком, когда до Москвы рукой подать. Жена знала, где я снимаю комнату, потому что однажды приезжала ко мне, и когда командир не принял, отправилась с отцом и дочкой прямо туда. Ну а мне куда деваться?

Пришёл. Началась вялотекущая сцена. Никаких криков и упрёков. Всё осторожно и аккуратно. Понимали, что давить на меня бесполезно. Надо как-то иначе, мягко всё решить.

Вообще в доме, за столом ни слова ни о чём. Ну а потом мы с женой вышли погулять на берег Волги.

Я сообщил, что меня переводят служить в лес, в глушь, что от райцентра до базы около 20 километров! Но жена заявила, что поедет хоть на край света – главная причина развода отпадала. Вот тут и возник вопрос, а зачем разводиться, зачем менять жену на другую женщину, которую и знаю-то всего ничего. Впрочем, наверное, я так-то уж не думал, а просто отступил перед обстоятельствами. Да и жена старалась изо всех сил быть в ту встречу совсем другой, нежели прежде… Она и наедине сцен ревности не устраивала. Понимала, что в данный момент они бесполезны и по крайней мере преждевременны. Даже губительны. На берегу Волги распахивала халатик, под которым был купальник, убеждали:

– Ну посмотри, какая я красивая, какая стройная…

«Ну и что, – думал я, – в том ли только дело? Галя тоже стройна. Что ж тут сравнивать? Не то, всё не то, не в этом суть. Не в стройности и красоте».

Я держался стойко. Устал от такой семейной жизни, не хочу. Хочу нормальную семью. Я офицер. Мало ли, где служить придётся.

В конце концов, ночь помирила нас, во всяком случае, на время.

Жена объявила, что едет со мной к новому месту службы сразу. Дочку пока оставит маме, а потом уже заберёт.

«То на сутки не могла оставить, – подумал я. – а теперь насколько нужно, настолько и оставит».

Но главный козырь она выбила.

Когда они с отцом уехали, хозяйка сказала мне: