Неприличное слово жизнь

вынюхивать у наркоманов последний кокаин, чтобы спровоцировать откровенный разговор. Что я тебе, Булгаков какой – нам нужен царь, понял, который шел из Варяг в Греки, а остановился у нас, в болотах, в жопе. Почему выбрана была Россия? Тебя, лупоглазая, спрашиваю. Брось свой английский, не выдерживает он соперничества с родным всем настоящим языкам русским. Ты знаешь русский язык, девочка? Понимаешь ли ты, какой он огромный. могучий, какой в нем заложен потенциал, какой хребет теплится в этом языке? Горы можно им свернуть, с ним можно пойти в разведку, ему под силу обогнуть земной шар за 80 дней. Он красивый, он шершавый, он на голову выше любого языка, который я знаю. Не шути с этим, крошка, не советую. А что касается России-матушки, то ты даже не думай, даже не мечтай. Мы сами там любим жить. Сами сеем хлеб, сами его едим, сами пьем, одним словом, сами себе хозяева. А если ты вдруг появишься на трех вокзалах – выйдет демпинг. Многие шарахнутся, многие пригласят сняться в клипе или спеть бэк-вокалом. Не соглашайся – садись-ка в поезд Москва – Улан-Батор и поезжай до конечной. В Монголии тоже люди живут, буддисты, кстати – им что не нужно, думаешь, твое показное тепло?

… Не гляди на меня так, Мустафа. Я не совсем виноват. Да, короля Филиппа нашего упустил, зато смотри, сколько здесь полицейских, сколько администраторов гостиницы, сколько до мозга костей русских туристов. Посмотри, как они сочувствуют. Да, меня не было восемь дней, но я выполнил миссию – я искал, это главное. И главное, что второй пилот проиграл мне еще одну "Смирновку" по дороге сюда, пока ты спал. На борту мы не будем выглядеть ущербными, в Шереметьеве кровавая выпивка за тобой, Мустафа. Ведь у тебя остались средства, ведь не все ушло в холст?

Что, Мустафа, я плохо слышу, я вообще не слышу тебя, Мустафа, если хочешь знать.

Улица Винокурова

Никакой нежности, только тоска – впечатления, воспоминания, как кирпичная, запачканная стена.

Как странно – отчетливо помню себя, идущего вслед за мамой и бабушкой. Вид – сверху. Так смешно мы ковыляли осенним вечером: женщины и дети. Такое счастье – переселиться сюда со Щипка, из подвала. Все резоны запечатлены, сохранены формулировки, выражения лиц, жесты у плиты, первый суп, раскладушка. Далее – нечто трогательное: мама целует отца. Он с работы, его прорезиненное пальто пахнет городом, потом прокуренными коридорами, потом яркими комнатами.

Ну а дальше – своим чередом. Раздобыв сносный полевой бинокль наблюдал за переодевающимися ткачихами. Напротив – окна фабрики, нравы просты, время толкает на экономию места. Ткачихи ныряли за занавески и оказывались под пристальным вниманием нескольких этажей созревающих подростков.

Приблизительно так и тащилась, а тогда казалось – катилась, летела жизнь. Драки- футбол, драки – хоккей, сезон за сезоном.

Только запах костров на субботниках – значит пришла весна, значит день рождения Ленина – кто такой, откуда взялся, почему не помню?

Выясняется, что жизнь предельно коротка: чирк и есть, чирк – и нет. Очень просто, почти глупо, почти не стоит разговора. Потому здесь – пустота, черная дыра, черная кошка, перебежавшая дорогу, воронка от очередного метеорита, напрасно процарапавшего вселенную, чтобы тюкнуться в семнадцатом микрорайоне и образовать зияние.

Да, походили, поохали. Аккуратно, как могилы близких посещаю неизлечимые места.

Площадь, окружность, радиус, биссектриса – какая угодно геометрия, главное зримо: асфальт поддается ощупи, земля сыплется меж пальцев, песок забивается в полуботинки. Хорошо и бугристо. Как вековечные стволы похлопываю штукатурку фасадных и дворовых домов, опускаюсь в подвалы, вдыхаю прежние, неулетучившиеся, возрождающиеся ароматы.

Время поймано, оно в храбрых силках – и никакой мистики, никакого идеализма. Идеализм как-нибудь позже, потом, когда обветшают купола крыш, вымрут деревья, сотрутся до канализационных труб дорожки.

Но пока все на месте – милости прошу!

1990 год

Лига пешеходов

Этой зимой наши люди будут с музыкой

Юбилейная речь председателя

Радостная это минута, большое дело.

Вспомним, любимые мои, как дело начиналось. Как в самый разгар вылупились мы на свет, слепые еще по существу, но уже такие зрячие, провидящие сквозь берлинские стены, сквозь мавзолеи, языковые барьеры, беловежские пущи. Мы вышли из лесу, растопырив пальцы, выставив вперед нижнюю челюсть, жадно глотая кислород из загазованного напрочь воздуха. Люди показывали на нас чем ни попадя, матери прятали детей, политики пугливо обходили стороной. Только мальчишки с пустырей да сельские жители встречали тепло, добрым, а не матерным словом. Напомню цели, с которыми образовали мы наше славное, а ныне юбилейное общество.

Когда отменили сухой закон, стало ясно – обратной дороги нет. Замаячили перед замордованными гражданами витрины сытых магазинов, неоном застило глаза определенной части общества. Быстро страна стала наполняться насквозь импортными товарами, люди стали менять личные автотранспортные средства на иномарки. Мы в принципе были "за", нам, честно говоря, по фигу было, в каком направлении будет катиться под откос эта страна, Родина наша. Но что нас не на шутку всполошило, что дало питательную среду для неврастении и неуверенности – культ автомобиля как средства передвижения и символа успехов в личной жизни. Мы рассуждали трезво: ну усядется гражданин внутрь, ну включит он свою пресловутую передачу, положим, надавит на газ, рванет на себя полную под завязку гашетку – предположим даже, стронется этот гражданин с места. Что он получит взамен кажущейся легкости перемещения в пространстве? Взамен недальновидный гражданин приобретет полное неведение, отсутствие всякого представления о том, что делается у него под ногами, насколько подорожали яйца, какие сообщения сегодня в метро.

С нашей принципиальной точки зрения, пешеход видит глубже и дальше, живет дольше и с большим наслаждением. Да, это парадокс! Казалось бы. Но события минувших юбилейных лет доказали нашу правоту.

Не мы ходили по стране, предупреждая о грядущей денежной реформе? Не мы намекнули обществу: новые пятидесятирублевки никуда не годятся, что изображение на них тусклое, не влечет в рынок? Вот именно, мы. Правительство прислушалось и изъяло. А наша Лига в полном составе ходила в эти радостные дни, скупала у населения некрасивые деньги и сжигала на виду – чтобы духу не было, чтобы память отшибло, неповадно было!

Не мы ли прятали Юру Шатунова от докучливых продюсеров, которые не оставляли грязных попыток заполучить надломленного шоу-бизнесом малого, с надтреснутым от непомерных песен голосом в грязные свои тенета. На приморской даче, исключительно за счет Лиги содержался Юрий под строгим секретом. Каждый день к нему приходил учитель ботаники и прививал любовь к земле, дружбу к улиткам, ненависть к Гринпису. Славный, бессловесный мальчик в свое удовольствие учился, пытался закончить образование на высокой, тревожной ноте. Но стоило зазеваться нянечке, внештатному служащему Лиги, как стая дельцов, используя последние достижения медицины и техники, на машине иностранной марки (!) буквально уволокла пацана в свои сомнительные, пропахшие духом наживы студии, бросила на подмостки разбушевавшейся толпе фанатиков. Где он теперь, кто он, в каких клипах снимается, с какими девчонками дружит, узнал ли о существовании Таблицы Менделеева? Навряд. Видно, возят его в лимузинах, кормят крабовыми палочками и заставляют петь, петь, петь, как наложника, домашнее какое животное. Ау, Юра, откликнись, твои легионеры рядом под боком, только свистни – придем на помощь, вызволим.

А не мы ли предупреждали любимого, горячего президента об опасности, которая надвигается изнутри его могучего, как у богатыря, можно сказать, Иванушки-дурачка организма? Не наши ли бойцы, позабыв все на свете, включая заполнение таможенных деклараций и дачу взятки налоговому инспектору, скупали портвейн и водку "Русскую" в окрестностях Крылатского. Да, мы ее пили, да, часто из-за заботы, из-за сыновнего своего, дочернего отношения к президенту оказывались легионеры на железных кроватях вытрезвителя с уколом димидрола в руке. Но цель была высокой. Какое-то время мы ее даже выполняли, какое-то время президент даже вовремя являлся на маевки своего кабинета министров, не забывал отдать точный приказ об очередном огневом штурме. Но и наши силы на исходе. В белой горячке корчились лучшие функционеры Лиги пешеходов, самые привлекательные женщины-легионерки, затуманенные алкоголем, по праву принадлежавшим президенту, беззаботно рожали детей и надолго выходили из игры. Президент не сдержал своего слова – запил. У нас кончилась валюта и алкозельцер. Страна пошла, наконец, по тому пути, по которому должна была пойти. Мы не виноваты, люди, будьте бдительны.

Но многое и удалось. Силами специального реагирования упразднен порыв большей части населения солнцевского микрорайона плюнуть на овощной магазин и махнуть рукой на мост через железнодорожную станцию "Солнечная". Предотвращено падение тиража виниловых пластинок на близлежащем Апрелевском заводе, налажена контрабанда компакт-дисков из Екатеринбурга. Этой зимой наши люди будут с музыкой!

Много результатов принес состоявшийся пеший переход из Москвы до станции Калистово по шпалам Ярославской железной дороги. Остановка в деревне Подгорная показала, что местные жители слышали не одну песню "Эйс оф бэйс" и видели по телевизору Филиппа Киркорова рядом с его женой.

Поисковая работа Лиги не перестает приносить плоды. Очищено от завсегдатаев и приспособлено под конференц-закутки несколько подъездов и одно парадное. Нанесено на карту некоторое количество продуктовых магазинов, цены которых не менялись с 1974 года. Продавщицы в тех точках с удовольствием вспоминают Московскую Олимпиаду.

Всего не перечислишь. Дата, что и говорить, накрыла нас круглая, крутая. Горд тем, что легионеры за отчетный период ни разу не забывали гордое звание пешехода, пользовались такси в крайних случаях, а так все ходили пешком да пешком. Так и будет в дальнейшем.

Поздравляю, пустые бутылки уже можно выкидывать в окно соседнего дома.

Дело Никишина

“В "Лигу пешеходов" из 17-го отделения милиции Москвы. Настоящим документом сообщаем, что 1 января сего года задержан сотрудниками отделения на перекрестке Сущевского вала и проспекта Мира в 19.00 по подозрению в мочеиспускании. На вид гр. Никишину не дашь более сорока лет, хотя по документам он числится с 1962 года рождения. В сумерках его можно принять за лицо кавказской национальности, хотя при искусственном освещении в помещении отделения милиции совершенно очевидно, что гр. Никишин имеет волосы типа "блондин", светло-русую длинную бороду, курносый нос, во рту отсутствуют золотые зубы, не обнаружено огнестрельного оружия. Из документов у гр. Никишина оказалось лишь удостоверение члена "Лиги пешеходов" и газета "Спорт-экспресс".

Несмотря на протесты задержанного, он был интернирован от общества на семьдесят полнокровных суток. Расследование подробностей увлекло целиком и полностью все наше отделение. Сыщики работали день и ночь, через сутки на третьи. Вот что удалось выяснить в ходе перекрестных и обычных допросов, собрать по крохам в государственных учреждениях и изъять у частных лиц.

Из допроса любовницы Никишина гражданки Полуверстовой А. Н. : "Гриша – человек хороший, хоть и не тихий, любит выпить, поесть, поспать, поиграть во что-нибудь, погулять пешком, посмотреть телевизор, послушать музыку народов, взять в долг и отдать вовремя, погасить пожар, пойти в лес, любит мыться под душем, особенно по утрам, хотя не прочь побарахтаться в воде и перед сном, болеет за "Динамо", хорошо зарабатывает, нам хватает, мы не жалуемся. Как любовником вполне им довольна: никогда не делала ему замечаний вовремя, потому что не было надобности. Особенно Григорий предпочитает долгий поцелуй в губы, когда возвращается домой после очередной творческой удачи. Употребляет туалетную воду "One Man Show".

Отрывок из характеристики с места работы в рекламном агентстве "Сооон": "Творческая индивидуальность бывшего сотрудника Г. Н. Никишина (уволен 7. 1. 95 за недельный прогул) позволяла ему выступать на первых ролях по всем направлениям нашего агентства. Григорию Никишину доверялись переговоры с клиентами из Гомеля и Львова, Таганрога и Мытищ, Кызыла и Сестрорецка. Клиенты нашей фирмы отмечали повышенную стойкость его, его деловые качества, его быструю ходьбу и искрометную плавучесть. Где бы ни находился Никишин, всегда при нем была визитная карточка "Сооон", блокнот, ручка, бутылка хоть и ординарного, но армянского коньяка. Он умел рисовать на асфальте. К выдающимся шедеврам с гордостью относим рекламные девизы, которые по праву снискали нашему агентству заслуженную популярность: "Все для офиса, все для победы!", "Смир-р-р-р-р-нофф! Равнение на самую чистую водку в мире!!!" и т.д. Все служащие с удовольствием повторяли его экспромты в стихах, такие как: "Сауна – для дауна, путина – для кретина". К женщинам Никишин относился хорошо, коллег-мужчин бил очень редко, почти всегда по делу и с похмелья. За талант многое прощалось…".

Из истории болезни пациента Никишина Григория.

"Господин Никишин прибыл в палату с острым расстройством кишечника. Медсестра Сарафанова пыталась подсунуть под Никишина судно, так как вследствие алкогольного опьянения восемнадцатой степени больной не ходил и не шевелился. При приближении сестры на 1 метр 73 см Никишин издал характерный звук – судно уже не понадобилось. Зато пациент вполне пришел в себя, сразу оказавшись в шестой стадии, схватил Сарафанову за ногу. Неопытность медсестры, ее плохие отметки в медицинском училище не позволили ей правильно оценить обстановку и масштаб личности больного. В результате последний с глубокой черепно-мозговой травмой, нанесенной судном, перемещен был в хирургическое отделение, на операционный стол проф. Мкртчян в третьей стадии опьянения алкоголем. Операция прошла очень удачно, хотя вследствие наркоза Никишина отбросило на 22-ю стадию…".

Из характеристики выпускника школы №9 Гриши Никишина.

"…В классе Григория называли не иначе, как Никиша, хотя другим подросткам присваивали прозвища Говно, Урод, Стерва, Шлюха и т.д. Особенно легко Григорию удавались изложения. Считал Гриша неважно. На уроках физкультуры часто дрался или трогал девочек за глупости. Первая юношеская любовь пришла к Никишину в 9-м классе. Подарив томик стихов Бальмонта учительнице пения Анастасии Романовне Головко, он предложил ей вступить в любовную связь непосредственно в школьном кабинете, от чего в воспитательных целях учительница справедливо и наотрез отказалась. Поэтому первый эротический опыт Гриша получил на однокомнатной квартире преподавательницы Головко. Об этом стало известно всей школе, так как Григорий не замедлил поделиться почувствованным в ближайшем изложении. Головко приобрела неслыханную для ее неказистой внешности популярность и через две недели завербовалась на Мадагаскар с экспедицией украинских рыбаков. Зато Никишин заслужил благосклонность учительницы литературы, которая вдохновленная изложением, стала Григорию и сестрой, и матерью (родная ушла от Никишина сразу после отъезда Головко на Мадагаскар), и, разумеется, любовницей. Есть подозрения, что выпускное сочинение написано Никишиным под прямую диктовку преподавателя литературы, фамилия которой, кстати, Фурман…"

Господа легионеры! Московское отделение милиции, которое с гордостью носит славное имя "№17", с нетерпением ждет от вас каких-нибудь дополнительных сведений о ранее подозревавшимся в мочеиспускании, а ныне почти полностью оправданном (окончательное решение все же должен вынести городской суд, где председателем небезызвестная сотрудникам внутренних дел Ильина Тамара) Никишине Г. Н. Пока он в полном здравии сидит в одиночной камере и ни в чем не нуждается. Допросы ходит снимать вышеупомянутая Ильина”.

Сурен уходит как-то невзначай

Скорбная это минута – прощание с коллегой и чтение его завещания.

Наконец-то настоящая трагедия, непридуманная смерть проникла в сомкнутые, как пальцы шизофреника, ряды легионеров. Ушел из жизни Сурен Нодия, красавец всех женщин, любимец-мужчина. Ушел, как истинный житель каменных джунглей, муниципальных каньонов, ковбой городской канализации, умница.

Можно понять председателя, когда тот, не разлепляя век, отхлебывая по пути к заглавному месту за щедро накрытым поминальным столом содовую, падает на руки обезвоженных горем подруг и друзей Сурена. Всех мучает вопрос: как он мог? Как мог он, задаются соратники, переступить лезвие бритвы, как посмел босым выйти на раскаленное стекло небытия?!

Умело, по методе Станиславского выдержал председатель паузу, обождал, пока напряжение достигнет своего оргазма, и сухими, красными как солнце в белой пустыне губами произнес слово, запавшее в душу многим:

– Милый человек, Сурен, не обессудь ты нас несмышленых, неискушенных, недоношенных нас на руках, не доведенных до безумия ловкими пальцами прачки с улицы Нижней. Что мы, да и вообще, кто мы, чтобы вспоминать о тебе, какое право имеем хранить светлую твою память? Помню, как уже сорокалетним, здоровым и цветущим мужиком ворвался ты в ряды легионеров. Всего две недели потребовалось, чтобы скис твой горский оптимизм, чтобы зачахло кавказское здоровье, а волосы вывалились с характерным звуком, будто не волосы это вовсе, а зубы – настоящие молочные зубы, вспоенные молодым грузинским вином.