Вкусно с Олейной, или Девушка из дома, что на окраине села

Алла была в смущении. Отец сейчас казался таким раскисшим и беспомощным.

– Потом мы сели за стол, выпили по рюмочке за знакомство, закусили и начались расспросы о том, о сем. Ее родители переживали за дочь. Меня они совершенно не знали, и видели впервые. Вопрос о замужестве в их семье стоял очень серьезно. Мне были понятны их переживания, они были совершенно обоснованы, я был намного старше их дочери. Они боялись, что я старый нагулявшийся гуляка влюбил в себя их наивную девочку, позабавлюсь ею, как и другими и брошу ее с ребенком на руках. Но я их заверил в серьезности своих намерений и даже пообещал беречь ее лучше собственных родителей. Твоя мать, услышав это, робко опустила глаза в тарелку и заковыряла вилкой. Она скромно загордилась собой и своим женихом.

Виктор посмотрел на дочь, пристально-следившей за ним и сказал:

– Я понимаю теперь твоего деда. Сейчас, когда ты стала взрослой, я стал переживать за тебя. Ты даже не можешь себе представить, как сильно я за тебя переживаю и боюсь. Особенно сейчас, когда в нашей свободной стране свободно разгуливает столько негодяев. – Виктор выдержал тяжелую паузу и добавил: – я не хочу потерять еще и тебя.

Минут пять они ехали молча. «Волга» уже так не гналась, как вначале. Виктор давно сбросил скорость. Руки его стали ватными, и пересохло во рту. Бетонка, по которой они мчались, казалась бесконечной. Алла понятия не имела, куда они едут. Но сейчас ей хотелось дослушать до конца страшную отцовскую тайну.

– О том, как прошла моя встреча, я рассказал своей матери, – продолжил рассказ Виктор. – И сообщил ей, что женюсь на этой девушке. Мать по-настоящему испугалась за меня. Но не стала отговаривать. И уже весной, когда снег растаял, и дорога немного подсохла, я поехал к главе нашей семьи – Грегору. Он так же, как и мы, уехал со своей семьей с Ужгорода и поселился в городе Коростень. Он не мог расстаться с воспоминаниями о том городе, и в память ему была река Уж. Поэтому он и выбрал этот город.

Мое появление было для него радостным. Он уважал моего отца и возлагал на меня большие надежды. Он достал коньяк в знак такой неожиданной встречи и позвал в свою комнату для гостей. Сначала мы говорили о прошлом, вспомнили о моем отце, затем я рассказал ему все. Грегор вздохнул, его взгляд переменился. Я понял, что не все так просто. Я сказал Грегору, что она согласна вступить в нашу семью, но не сейчас. Ей нужно обжиться, привыкнуть, а потом я обещал привести ее на совет семьи. Я солгал ему, Лена ничего об этом не знала, я боялся ей сказать об этом, но был уверен, что через год смогу с ней поговорить. Грегор посмотрел на меня своим лукавым взглядом, но согласился с моим предложением. Он провел меня к машине и предупредительно похлопал меня по плечу. Мол, если что-то будет не так, сам знаешь, что будет с тобой и твоей семьей. Не с радостью на душе возвращался я домой.

Твою мать мне удалось уговорить свадьбы не делать. Ее родители снова засомневались во мне. Но я делал все, что было в моих силах, чтобы их дочь была счастлива, как я им и обещал. Так и было. Квартира же у нас была своя, хоть и однокомнатная, в ней было все, что нам нужно, я всегда с радостью принимал ее родителей, Лена была счастлива, по-настоящему счастлива. Мы вместе, как и раньше гуляли по парку. Я бережно гладил ее большой животик. А когда родилась ты, счастливы были все. Ее родители, наконец, приняли меня, как своего. Одной проблематичной вещью было только то, что раз в неделю приходилось отлучаться на семейную охоту. Но с этим я справлялся и приносил домой убитую утку или зайца, если повезет. Жена ничего не подозревала. Для нее это была обычная охота. Пугало другое; подходил срок сделки с Грегором. Заканчивался год нашей совместной жизни. Я не знал, что делать, не мог найти ни одного решения. Как-то приходила в голову мысль сбежать с ней, но ее я отбросил, ставив под смертельную угрозу ее родителей и свою мать. Я был в тупике. Но решение пришло само. Внезапно и неожиданно в один злосчастный день Грегор заглянул к нам в гости. У меня все внутри похолодело. Он выглядел важно седоволосый, высокий крепкий и серьезный. Ему было тогда пятьдесят шесть лет. Он совсем не походил на злобного авторитета, наоборот имел вид благородный и доброжелательный. Таким он показался и моей жене. Но я ведь его знал. Знал все его маски. Он важно прошелся по квартире, спросил, как дела, а затем вручил мне большой кулек, который все время держал в руках. А жена суетилась на кухне, накрывая стол.

Грегор был не глуп и не слеп. По моему поведению он прекрасно понял всю мою семейную обстановку. Он снова похлопал меня по плечу, как и тогда у себя дома и недоверчиво улыбнувшись, сказал: ты знаешь, кто там, и быстро покинул квартиру. Я оторопел. Картина была ясной. Жена, выйдя с кухни, застала меня застывшим в коридоре с пакетом в руках. Я не мог произнести ни слова. Она заглянула в пакет и с ужасом посмотрела на меня. В моей душе затаился страх и недоброе предчувствие, внутри похолодело.

Виктор снова замолчал. Аллу пугали такие его молчаливые паузы. Машина, наконец, свернула с бетонки на лесную дорогу и, переваливаясь по ухабам, покатилась вглубь леса.

– Папа, меня пугает то, куда ты меня везешь. Или я думаю не о том?

– Нет, ты думаешь не о том. – Виктор покачал головой. – Не о том. Я знаю, о чем ты подумала, – его голос задрожал. – Я похоронил твою мать на кладбище, как полагается. Но далеко. Далеко…

Машина проехала сосновую посадку и въехала в старый смешанный лес.

– Я отвезу тебя к ней. Обязательно отвезу, но позже. – Его глаза накатились слезами. Он дотянулся к дочери и успокоительно потер ее по плечу.

– Как это случилось?

– В пакете, который принес Грегор, лежало два сердца и две правых ладони. По кольцам на пальцах твоя мать узнала своих родителей. Она попятилась от меня, затем забежала в комнату за тобой, схватила тебя на руки и побежала к двери. Но я ее остановил. Другого выхода я не видел. Я все сделал быстро. Слезы текли рекой, но остановиться я не мог. Хоть тебя я должен был спасти, иначе бы они и тебя убили.

У Виктора дрожал подбородок. Голос осип.

– Да, вот такой я зверь ужасный и зубастый.

– Ты не такой, – прошептала Алла, полными глазами слез.

– Тебя я отвез к матери, и попросил ее, чтобы она тебя спрятала у брата отца. А потом вечером я отвез твою мать на кладбище далеко отсюда и похоронил. Назад по пути я убил одного парня и привез его сердце Грегору в знак примирения. Тот парень был таким добродушным, открытым. Рассказал мне, что его отец тоже охотник, когда увидел на заднем сидении мое ружье. Молоденький он был, лет семнадцати, а может и меньше. Но меня это не волновало. Мне нужен был этот мир тогда, для того, чтобы я мог не бояться за тебя и подготовиться против них. У меня уже созревал коварный план мести. Грегор, покрутив в руках окровавленное сердце, заглянул мне в глаза и, ухмыльнувшись также недоверчиво, как и в начале, протянул мне свою запачканную в кровь руку. Мы свободные люди, – сказал лишь он.

Но отношения ко мне в семье изначальными не стали. Но для меня было главным, чтобы меня оставили в покое. Но Грегор отплатил за это смертью моей матери. Он нарочно злил меня. Не знаю, как я вытерпел. Удерживала меня только ты. Брат бережно хранил тебя у себя. Вскоре Грегора не стало… – Виктор запнулся, но продолжил уверенней; – его место занял его сын. Сейчас они все против нас.

Алла вытирала слезы, глядя вперед на дорогу.

– В блокноте ты найдешь адреса всех членов семьи. В нем есть все. Возьми его, он теперь твой. В нем все, что тебе будет нужно, все, о чем я не успею тебе рассказать. Ты должна научиться всему, чему я тебя стану учить, и должна выжить ради себя самой, ради своей матери, назло своим врагам. Ты должна это сделать, чтобы быть выше их. А дальше ты знаешь, что делать.

Впереди у дороги показался небольшой деревянный вагончик, стоявший на железных полозьях, какой обычно бывает у вальщиков леса. В стороне были видны результаты их работы – валенные деревья и стопы сложенной деловой древесины. Виктор притормозил у вагончика.

– Приехали, – сказал он и заглушил мотор.

Алла вопросительно глянула на отца.

– Зачем мы здесь?

– Долгое время я жил с клеймом на душе, и только сейчас я рассказываю об этом своей взрослой дочери. Меня мучил страх, только перед тобой. Я боялся тебя потерять. Многое в этой жизни переменило время, которое сейчас настало. Большинство людей, которые жаждали потрогать руками большие деньги, и многие из которых достигли этого, нет, – покачал он головой, – они не стали богаче, они просто имеют деньги. Да, деньги значат многое, они решают все проблемы. Но забери у этих людей деньги, они снова станут прежними. У них нет богатства, которое присуще другим людям, у них нет внутреннего богатства. У них нет того, что есть у тебя. Ты скажешь; попробуй, забери у них эти деньги; запросто. И ты это сделаешь и заберешь, если тебе будет нужно. Только зачем? Пусть себе живут. В этой нашей анархистической демократии нам свободно делать то, что мы делаем. Это идеальное время, чтобы поохотиться. – Виктор отрешенно улыбнулся.

С вагончика в это время раздался приглушенный голос. Дочь не убирала взгляда с отца.

– Ладно, хорош этих разговоров. Пора браться за дело. – Виктор собрался в себе и серьезно глянул на дочь. – Это твое первое испытание. Открой бардачок.

Алла открыла. В нем лежал нож с большим длинным клинком, заостренным по обе стороны, а на деревянной рукоятке были высечены две буквы, Л и В. Алла почувствовала напряжение по всему телу, в душе перехватило дыхание, как перед первым важным школьным экзаменом. Она осторожно достала нож, глядя на его безупречный вид. В нем чувствовалась энергия. Виктор вожделенно глянул на нож, затем перевел взгляд на дочь.

– Теперь он тоже твой. Почувствуй его в своих руках. Сожми его сильнее.

Алла сжала его в своей ладони и подняла на уровне глаз. Лезвие сверкало своим острием, нож внушал ей силу и веру в себя. Она почувствовала вдруг себя сильнее, смелее, не веря в себя, что это происходит с ней. Нож притягивал к себе, как магнит.

– Л и В, – четко прочитала она. – Это ваши с мамой имена.

Виктор кивнул.

– Ты готова?

– Если это нужно…

Отец снова кивнул и вышел с машины.

– Помогите! – донеслось с вагончика.

Виктор подошел к двери, заложенной деревянным брусом, и снял его с железных крюков. За дверьми затихло. Голос, который кричал теперь, что-то тихо бормотал про себя. Алла стояла за спиной отца. Ее тело дрожало незаметной дрожью. Виктор распахнул дверь, и Алла увидела толстую неопрятную женщину лет сорок, сидящей на полу со связанными руками и ногами. Ее взгляд был напуган.

– Боже мой! Боже! – причитала женщина. Ее взгляд забегал, то на Виктора, то на Аллу.

– Дай мне нож, – сказал Виктор, протягивая к дочери руку.

Женщина снова запричитала и забилась в угол.

– Кто это?

Ничего не ответив, Виктор вошел в вагончик.

– Что вам надо? – простонала женщина сквозь слезы. – Не надо, пожалуйста!

Женщина сжалась, закрыв глаза, и потупила голову, снова, запричитав. Виктор наклонился к ней и разрезал веревки. Затем отошел от нее, не отворачиваясь, отступая назад. Женщина открыла обезумевшие глаза, приподняв голову. На мгновенье ей показалось, что весь ужас для нее уже закончился, и она попыталась приподняться, вытирая слезы.

– Теперь все остальное должна сделать ты, – сказал Виктор дочери, не поворачиваясь к ней. Он протянул ей нож.

Алла взяла нож и поднялась к отцу. Кулаки ее сжались. Тело затрепетало. Отец отступил в сторону, пропуская дочь, и остался стоять в пороге.

– Ты справишься с ней, – сказал он.