Сцена и жизнь

– Мега, я здорова, – засмеялась она в ответ на вопросы Сергея Сергеевича, тоже подавая ему руку, которую он почтительно поцеловал. – Разве стоит за меня бояться, мне никогда ни от чего ничего не делается и ничто не пробирает, точно я заколдованная. Даже досадно. А, может быть, кошачья натура, – с новым смехом добавила она. – А вы как тут без меня живете, хорошо ли себя ведете себя, мои милые дети…

Они подошли к группе. Она и Дудкина начали здороваться с присутствующими.

– Да не совсем хорошо! – ответил за всех Сергей Сергеевич.

– Вероятно, все об искусстве заботитесь, которого нет… – расхохоталась она.

– Ай, ай! Разве можно так говорить. Смотрите, старшие услышат.

– Что же тут такого? Я говорю правду.

– Правду-то, правду, только мне странно это от вас слышать…

– Почему странно, когда это правда? Разве вы думаете, что я должна кривить душой?

Она расхохоталась почти истерически.

– Так очень ошибаетесь. Я всегда говорила и буду говорить, что дело искусства не может быть там, где люди о нем не думают, а у нас каждый думает только о себе, о своих трактирах, именинах, пирогах и ужинах. Какое там еще искусство выдумали. Долой, господа, искусство; не думая о нем – веселей живется.

– Браво, браво! Надежда Александровна! – послышались голоса, и все снова заговорили разом.

Дудкина под шумок пристала к Сергею Сергеевичу:

– А что же мой дебют? Когда для меня пьесу поставят? Я хочу играть Адриену Лукеврер, непременно Адриену…

– Я-то почем знаю, разве я здесь распоряжаюсь… отбояривался от нее Курский.

В это время вошла в залу Лариса Алексеевна Щепетович и остановилась у колонн.

К ней подлетел бродивший по зале Вывих.

– Здравствуйте, Лариса Алексеевна. Я вас здесь дожидался, чтобы ввести и со всеми познакомить.

– Мега!.. Вы очень милы, но… – произнесла она, надевая пенсне, – я жду моего кавалера…

За колоннами показался Бежецкий.

– Вот видите и не странно, что председателя не было видно, он не один, – заметил Курский Городову, указывая на проходивших по зале Бежецкого и Щепетович.

Оба расхохотались.

– Милости просим, Лариса Алексеевна. Идемте. J'espere, que vous n'etes pas, genee? Бодрей, бодрей…

Он шел с ней под руку, гордо раскланиваясь со всеми кивком головы.

– J'espere bien, que non! Я не из трусливого десятка, – отвечала она, кокетливо улыбаясь по сторонам. – В мужском обществе не теряюсь. Вот барынь не люблю – скучные они все и меня к мужчинам ревнуют.

– Честь имею вам представить, господа, нашу новую артистку, Ларису Алексеевну Щепетович! – подошел он с ней к группе, где стоял Городов и только что подошедшие Бабочкин и Величковский.

При приближении их Коган, Чадилкин, Крюковская и Дудкина поспешно отделились от остальных и отошли в сторону.

После взаимных представлений, Щепетович обратилась к Бабочкину:

– Мы, Михаил Васильевич, с вами, кажется знакомы?

– Да-с, имел эту честь. У Палкина, если я не ошибаюсь, вы бывали со Степановым.

– Нет, с Сержем Войтовским, а Степанов всегда бывал в нашей компании. Тогда очень мило и весело жилось в Петербурге. Каждый день катанье на тройках, обеды у Палкина, ужины у Донона, потом на острова, цыгане… И всегда с нами Петя Лапшин, князь Коко… Вы помните, такой шалун и весельчак еще…

– Как же не помнить. Бывало, к ним попадешь, уж живой не выйдешь, всегда до положения риз… – засмеялся Бабочкин.

– Славные ребята! – расхохоталась на всю залу Лариса Алексеевна. – C'etait charmant, в особенности Васька Белищев, не тот, штатский, а гвардеец, русская широкая натура.

– Каковы манеры! – наклонился Городов к Величковскому, – вот пример, что у нас делается. Разве эта барыня может иметь что-нибудь общее с искусством и носить звание артистки, впрочем, для кутежей, может быть, – она артистка первоклассная.

Величковский только пожал плечами.

– Однако, господа, что же мы не начинаем? – поглядел на часы Владимир Николаевич. – Где же Шмель?

Борис Александрович вырос перед ним как из-под земли.

– Я здесь! Если угодно, можно начинать заседание. Все готово! Отчеты я положил вам на стол. Все обстоит благополучно.

Последнюю фразу он произнес шепотом.

– А, хорошо!

– И господ членов довольно уже набралось. Если прикажете, можно дать звонок, – продолжал он вслух.

– Так потрудитесь!

Шмель вынул из кармана колокольчик и начал, звоня, обходить залы.

Все члены направились в зал, приготовленный для общего собрания, у дверей которого стояли два лакея, отбиравшие повестки у мало известных.

– Я вас провожу в зал заседаний. Я надеюсь, что вы мне позволите, – подал Бежецкий руку Щепетович.

– О, с вами куда угодно. Хоть на край света! – громко и с ударением ответила она.

– Вот как!.. Зачем же это объяснять и так публично. Шалунья, – заметил он ей уже на ходу.

Последняя фраза не ускользнула от оставшегося еще в той же зале Когана, разговаривавшего вполголоса с Чадилкиным.

– Вот как! – прошипел он. – Куда угодно, хоть на край света. Вы слышали каково?! Быстро, быстро! Не слишком ли скоро? Ну, да это мы увидим, с кем. Почему бы и не с вами, и не со мной. Увидим, кто сильнее: мы или Бежецкий?

– Все мое, сказало злато,
И я твой, сказал булат,
Все куплю, сказало злато,