– Как ты хорошо кушаешь. Откуда ты это получаешь?
– У меня дядя поваром, он мне дает…
– И всякий день по стольку?
– Да, государыня, но лишь во время вашего пребывания здесь.
– Стало быть, ты радуешься, когда я сюда переселяюсь?
– Очень, государыня! – отвечал мальчик.
– Ну, кушай, кушай, не хочу тебе мешать! – сказала государыня и пошла далее.
Все служащие при государыне были к ней беззаветно привязаны и полнейшее ее неудовольствие повергало слуг в большое горе.
Один из ее камердинеров и самый любимый, Попов, отличался необыкновенной правдивостью, хотя и в грубой форме, но императрица на него не гневалась.
Как-то государыня приказала ему принести часы, объяснив, какие именно.
Попов ответил, что таких у нее нет.
– Принеси все ящики, я сама посмотрю, коли ты упрямишься! – сказала императрица.
– Зачем их понапрасну таскать, когда там часов нет.
– Исполняй, а не груби… – заметил бывший при этом граф Орлов.
– Еще правда не запрещена – она сама ее любит… – возразил Попов. – Я принесу, мне что же.
Ящики были принесены, но часов не нашли.
– Кто же теперь неправ, вы или я, государыня? – спросил Попов.
– Я, прости меня… – отвечала та.
В другой раз, не находя у себя на бюро нужной бумаги, императрица сделала тому же Попову выговор.
– Верно, ты ее куда-нибудь задевал! – сказала она.
– Верно, вы сами куда-нибудь ее замешали… – грубо отвечал он.
– Ступай вон! – с досадой крикнула Екатерина.
Попов ушел.
Скоро найдя бумагу в другом месте, она приказала позвать Попова к себе.
Последний, однако, сразу не пришел.
– Зачем я к ней пойду, когда она меня от себя выгнала… – возразил он.
Только по третьему зову предстал он перед очи своей государыни.
Раз рано утром императрица взглянула в окно и увидела, что какая-то старуха ловит перед дворцом курицу и никак не может поймать.
– Велите пособить бедной старухе; узнайте, что это значит? – приказала она.
Государыне донесли, что внук этой старухи служит поваренком и что курица казенная – краденная.
– Прикажите же навсегда, – сказала Екатерина, – чтобы эта старуха получала всякий день по курице, но только не живой, а битой. Этим мы отвратим от воровства молодого человека, избавим от мученья его бабушку и поможем ей в нищете.
После того старуха каждый день являлась на кухню и получала битую курицу.
Волосы государыни были очень длинны, так что, когда она сидела в кресле, достигали до полу.
Убирал их ежедневно парикмахер Козлов, жена которого жила вне Петербурга.
Государыня однажды осведомилась у него о здоровье последней.
– Пишет, государыня, что здорова.
– Как, неужели она не приезжает видеться с тобой?
– Да на чем, нанимать дорого, казенных же теперь не дают; вы нам много хлопот наделать изволили, сократив конюшни.
В то время только что ввели сокращения по конюшенному ведомству.
– Не верю, однако же, чтобы с такою точностью исполняли мое приказание и чтобы по знакомству выпросить было невозможно. Скажи мне откровенно?
– Сказал бы, – отвечал Козлов, – но боюсь, как бы не прознал это обер-шталмейстер.
– Нет, ручаюсь, что все останется между нами! – успокоила его императрица.
– Тогда знайте, что все старое по-старому: лишний поклон – и коляска подвезена; только не проговоритесь, не забудьте обещания.
– Ни-ни! – сказала царица и держала тайну.
В числе дворцовых поваров был один очень плохой, но государыня не увольняла его и, когда наступала его очередная неделя, говаривала:
– Мы теперь на диете, ничего, попостимся, зато после хорошего поедим.
Однажды государыня выслушивала чей-то доклад, а в соседней комнате придворные играли в волан и так шумно, что заглушали слова читавшего.
– Не прикажете ли, – сказал он, – велеть им замолчать?
– Нет, – отвечала императрица, – у всякого свои занятия, читай немного погромче и оставь их веселиться.
Такова была великая Екатерина – как человек.