Снежана начала было что-то писать, но тут же зачеркнула и отвернулась.
– Я не должна проживать чужую жизнь по чужим правилам, – повторила слова Августа Марта и почувствовала, как немного успокоилась.
Она ухватилась за тонкую соломинку и снова и снова повторяла одну и ту же фразу, словно гипнотизируя себя. И это помогло.
Прежде чем Марта начала различать то, что говорил учитель, прошла чуть ли не половина урока.
Снежана сидела, все так же надувшись, и не отводила взгляд от доски. Марта подвинула к себе их тетрадь для переписок и написала короткое "Прости". Подруга взглянула на слово, выведенное маленькими буквами, и тут же отвернулась.
– Еще одна обиженная, – подумала Марта. – Ну, и черт с тобой!
Девушки не разговаривали друг с другом вплоть до конца дня. На обеде Снежана ушла к одноклассницам и снова весело с ними смеялась, а Марта сидела одна, уныло ковыряясь в пюре. И только на выходе из школы Марта еще раз попыталась заговорить со Снежаной, но та сказала: "Пока!" и тут же пошла прочь.
Марте очень не хотелось идти домой, и потому она решила побродить по парку, чтобы скоротать время. Завтра можно будет поехать к бабушке, но сейчас главное было пережить ужасный день. Но оставшись наедине с собой, знакомый голос внутри принялся усиленно настаивать отказаться от крамольных мыслей. Рядом не было того, кто мог бы указать путь, и Марта начала чувствовать, как задыхается. Добравшись до свободной лавочки, девушка плюхнулась на нее, как мешок с картошкой.
– Как там говорил Август? – спросила она себя. – В жизни все стоящее не дается даром. Да, как-то так. Почему тебя нет здесь, когда ты так нужен?
Марта то злилась на своего нового знакомого, то наоборот хотела, чтобы он был здесь и помог. Ее мотало из стороны в сторону, как на качелях, и бедная девушка никак не могла остановиться. И самое главное состояло в том, что она до конца так и не понимала, что же действительно правильно, да и есть ли это правильно вообще.
Порыв ветра поднял вверх листья, лежавшие пышным ковром на земле, и, пока они падали обратно, Марта разглядела очертания человека, затаившегося в ветре и осеннем золоте.
– Ты здесь, – с облегчением выдохнула Марта.
Но никто ей не ответил. Август не мог. Он не знал как: не мог разобраться, как и почему у него получается сделать так, чтобы Марта увидела или услышала его, но он твердо знал по собственным ощущениям, что каждый подобный трюк отнимает не мало жизненных сил.
Все это время Август был рядом. Он смотрел на Марту и сожалел о том, что в отличие ото сна здесь у него так мало власти.
– Мне достаточно знать, что ты рядом, – обратилась в пустоту девушка, почувствовав облегчение от поддержки друга.
Но теперь совесть кольнула ее за то, как она обошлась со Снежаной, когда та была готова помочь и выслушать. Стоило достать мобильный телефон и написать или позвонить, но рука замерла над карманом, не осмеливаясь двигаться дальше. В итоге она отказалась от этой идеи, побоявшись не только реакции подруги, но и признаться в своей слабости.
Август, стоявший рядом, попытался положить Марте руку на плечо, но она пролетела насквозь.
– Моя дорогая Марта, – запишет чуть позже в своем дневнике Август, – дорога всегда трудна и осилит ее только идущий. Когда долго находишься на одном месте или в одном состоянии, то привыкаешь, даже если тебе там не нравится. И самое ужасное происходит тогда, когда это место становится зоной комфорта, из который очень трудно выбраться. Ты же жила в ней всю жизнь и даже не представляешь, что все может быть совершенно другим. И вот теперь, когда ты начала бороться за себя, все твое нутро будет тянуть тебя назад. Туда, где ты привыкла быть. В такие моменты мы и определяем свою будущую жизнь. Решаем отказаться ли от мечтаний или бороться за них. Идти по своему пути или по тому, что укажут тебе другие. Решать только тебе и никому другому, потому что это твоя жизнь, это твое сердце и твоя душа.
Еще какое-то время Марта сидела в парке, ни о чем не думая, а только наблюдая за красотой осени, набравшейся сил на увядшем лете. Глядя на то, как листья колышутся на ветру, и некоторые из них отрываются от деревьев, пускаясь в свой последний танец, в голове девушки звучала ее любимая мелодия, с каждой секундой становясь все громче и громче. Наконец-то тревога улеглась. Пусть и временно, но все же она отступила, позволив Марте вдохнуть полной грудью.
Когда за спиной захлопнулась входная дверь в квартиру, она почувствовала себя в берлоге зверя. Трудно объяснить и описать почему именно. Скорее всего, это был некий рефлекс, выработанный с момента рождения, но Марте казалось, что ее окружает тяжелый насыщенный запахом крови воздух, а электрический свет в разы уступал лампочкам в подъезде. Самое смешное, что отец еще даже не пришел с работы, а окружающие предметы уже знали, как сделать так, что довести Марту до паники. Она разулась, поставила ботинки на подставку, убедившись в отсутствие следов на паркете, и только после этого пошла мыть руки. Ее окружала зловещая тишина пустой квартиры, где по стенам стекало чувство вины.
– Я ничего не сделала, – сказала Марта и сама себе не поверила.
Вместе с водой в трубы убегала и ее уверенность, которую она обрела в парке. И вот болото снова поглотило несчастную жертву. Каждый рывок вверх с еще большей силой погружал ее вниз.
Пытаясь отвлечься, Марта внимательно изучила содержимое холодильника, но поняла, что сейчас и кусок не полезет в горло. Поэтому она оставила эту идею и пошла в свою комнату, где машинально прикрыла дверь и легла на кровать, предусмотрительно надев наушники. Закрытые глаза, музыка и тонкая деревянная дверь стали пусть и слабым, но все-таки барьером, способным хоть как-то отгородить от того, что она не хотела считать правдой.
Стоило сделать уроки, но вместо этого она задремала. Никакой картинки перед глазами не было, а вот музыка из плеера исчезла, уступив место какой-то далекой красивой мелодии. Из-за расстояния не было возможности, как следует ее расслышать – оставались только отзвуки эха в непроглядной темноте. Прежде Марта никогда не слышала эту музыку, что казалось абсолютно невозможным.
– Привет, – сквозь сон и музыку в плеере прорвался голос мамы.
Марта испуганно подскочила на кровати и выдернула провода наушников.
– Ты чего так пугаешься? Это же я.
– Привет. Я задремала.
– Я вижу, – улыбнулась мама, стоя в дверях. – Ты поела?
– Нет, мне не хотелось.
– Что значит не хотелось? Тебе надо есть. Я тебя очень люблю, но ты можешь спрятаться за шваброй. Поднимайся давай, пойдем.
– Мам, я, правда, не хочу.
– Ничего не знаю. Пойдем. Что-нибудь да съешь. А то скоро придет папа и…, – она оборвала фразу на середине.
– И что? – зачем-то спросила Марта.
– А что сама не знаешь. Пойдем, – мама не собиралась заканчивать мысль.
Но они итак обе знали, что это означает: Марта не захочет с ним сталкиваться и весь вечер просидит у себя в комнате.
Мама налила дочери полную тарелку супы с фрикадельками и дала несколько кусков белого хлеба, а, чтобы еда попадала в организм без особых трудностей, включила телевизор на развлекательный канал.
Хоть где-то глубоко внутри и слышался голосок, который призывал Марту не прятаться в комнате, а вести себя как обычно, но она не послушала его и сразу после еды ушла, в этот раз закрывшись на замок.
14
Едва уловимый запах костра чувствовался в теплом воздухе уже знакомого дома. Растения, как и прежде, не жалея пол, тянулись по стенам и уходили куда-то вверх. Что-то было другим. Марта долго думала, но так и не поняла, что дело в самих стенах, которые успели несколько преобразиться.
Она прошла в гостиную, где услышала звук потрескивающих бревен и увидела Августа возле зажженного камина.
– Доброй ночи, – обрадовался Август, выпрямляясь в полный рост.
– Странно звучит, – нахмурилась девушка.
– Ну, а как мне еще говорить? Это в обычной жизни «Доброй ночи» означает «Пока», а здесь прощание «Доброе утро».
Марта только пожала плечами и переключила свое внимание на камин.
– Ты починил?
– Ты спрашиваешь так, как будто я его ломал. На самом деле нет, не совсем. Когда я пришел, в дымоходе больше ничего не было, вытяжка работала. Оставалось только собрать дрова и разжечь его. Любишь смотреть на огонь?
– А кто не любит? – удивилась Марта и уселась перед.
Поскольку Август стоял рядом, она тут же увидел его кеды и подняла голову вверх.
– Все еще красные?