От сессии до сессии

Увидев его, когда он выбивал снег из шапки, вахтерша вытянулась в струнку и потеряла дар речи. Войди сейчас генеральный секретарь ЦК КПСС, она бы не почувствовала такого волнения. Адольф Иванович поздоровался и указал пальцем на дверь комендантской. Зачем говорить лишние слова, если для этого есть лаконичные жесты? Вахтерша пошевелила губами. Адольф Иванович исчез за дверью.

Что там происходило, нетрудно догадаться. Вахтерша представила эту картину и злорадно усмехнулась. Тихо поздоровавшись, Адольф Иванович расстегнул пальто и, приподнявшись, повесил его на вешалку. В каждой комендантской стояла металлическая вешалка с пятью рожками. Комендантша Алена Ивановна стояла на вытяжку и мучительно соображала, успел ли раствориться табачный дым. Адольф Иванович, конечно, не курил.

Вышли. Адольф Иванович мягко ступал по коридору. Алена Ивановна соблюдала субординацию и семенила сзади. Встречавшиеся по пути студенты вжимались в стены, хотя коридор был достаточно широк, чтобы разминуться. Никто не улыбался и не шутил. Адольф Иванович чуть кивал головой студентам и студенткам и тихо выговаривал:

– Здравствуйте!

Произносил даже непроизносимую согласную. Некоторые пробовали это сделать, получалось не очень.

Алена Ивановна и Адольф Иванович поднялись на второй этаж. По лестнице впереди шла комендантша.

– Все комнаты проверяем? – спросила Алена Ивановна.

– Если мы все комнаты будем проверять, то и за неделю не сделаем этого, – сухо ответил Адольф Иванович. – Да и смысла нет всех проверять. Не успеем мы выйти из первой комнаты, как уже все будут знать об этом.

Алена Ивановна радостно закивала.

– Конечно! Конечно!

– Вот сюда!

Адольф Иванович показал подбородком на дверь. Двести двенадцатый блок. В большую комнату.

– Девушки в двушке. В большой комнате юноши. Второкурсники, – прошептала Алена Ивановна.

– К ним и пойдем.

Алена Ивановна деликатно постучала, что было для нее совершенно нехарактерно.

– Молодые люди! Не были ли вы столь любезны показать содержимое своих тумбочек?

Адольф Иванович был сама вежливость. Даже тень улыбки не освещала его сурового лика. Было такое впечатление, что он родился с каменным лицом. «Сурьезный человек!» – как говорят в деревне. Глаза его, как рентген, просвечивали каждого насквозь. И люди начинали волноваться, чувствовали какую-то определенную тревогу. Один из второкурсников осмелился спросить:

– Зачем?

– Вопросы потом, – тихо произнес Адольф Иванович. Но это прозвучало как приказ. – Буду задавать вопросы я. А вы соизвольте отвечать правду и только правду.

Ребята почувствовали, что тут какой-то подвох. Ищут плитки, кипятильники или спиртное. Правда, горячительные напитки распивались сразу, как только заносились. И тут они были спокойны. Послушно распахнули тумбочки. Потому что ни первого, ни второго, ни третьего в них не было. Электроприборы после каждого употребления прятались. Они были уверены, что им бояться нечего. И шмон не принесет результатов.

Были выставлены стаканы, тарелки, выложены ложки и вилки. В одной тумбочке обнаружилась перечница.

– Молодые люди, как вы можете объяснить происхождение этой посуды? Я ожидаю ответа.

По очереди заглянул в глаза каждому.

– В смысле? – спросил самый храбрый. По крайней мере, он считал себя самым храбрым.

– Ежемесячно мы вынуждены закупать посуду для столовой, – ровно, как о чем-то постороннем говорил Адольф Иванович. – Каким-то чудесным образом она исчезает. А эти средства мы могли бы пустить на другие нужды. А их поверьте у нас не мало. Средств катастрофически не хватает. Приходится во многом себе отказывать. Те же продукты для столовой, ремонт, закупка литературы. А вместо этого мы покупаем каждый месяц посуду. Мало ли на что можно было потратить.

– А мы при чем?

– Как вас зовут. Молодой человек7 Представьтесь! Ваше имя, фамилия, группа. Если, конечно, это вам не трудно.

– Вовик. То есть Вова.

– Владимир! Откуда у вас эта посуда? Вот эта, что вы только что выставили из своей тумбочки.

– Купил.

– Но зачем вам три стакана, три тарелки, три ложки и почему-то целых пять вилок?

– Ну…

– Точно такая же посуда и в нашей столовой. Не потрудились бы вы объяснить этот факт?

– И в магазине такое же продается.

– Согласен. Но зачем вам пять вилок? У вас регулярно бывают гости? И поэтому вы держите такое количество посуды?

– Ну…

– Мы забираем у вас посуду. Пока делаем вам устное предупреждение. Мне кажется, что вы вполне благоразумный человек. В следующий раз… надеюсь, его всё-таки не будет… последствия будут более серьезными. Не будем доводить до этого.

– Адольф Иванович! Но мы…

– Молодые люди, но вы комсомольцы, надежда нашей передовой советской науки. Пора уже научиться отличать детскую шалость от преступления. Я понятно выражаюсь?

– Понятно, Адольф Иванович. Мы больше не будем, честное комсомольское!

– Надеюсь! Алена Ивановна заберите посуду. Акт изъятия писать не будем. Они же добровольно отдали.

Они вышли. Алена Ивановна – она держала перед собой коробку с посудой, придавив ее сверху мощной грудью – восторженно воскликнула, почти влюбленно глядя на Адольфа Ивановича:

– Вы, Адольф Иванович… у вас какое-то чутье.

– Это не чутье, Алена Ивановна. Я же не собака какая-нибудь, а разумное существо. Хищения приобрели массовый характер. Я собственными глазами убедился в этом. Сел за дальний столик и стал наблюдать. Время было обеденное. Народу много. От меня в нескольких шагах сидела шумная четверка молодежи. Нет, не эта. Громко разговаривали, смеялись, а когда отобедали, один из студентов открыл портфель, который стоял возле его ног. И сложил туда посуду. Всю, которая была на столе. Мы несем убытки. Конечно, списываем на бой. Но это не выход, согласитесь. Мы не можем завышать эту статья. Это нарушение финансовой дисциплина. Вы умная женщина и знаете, что на всё есть нормативы, которых мы должны строго придерживаться. Как вам известно, виновники могут понести наказание, вплоть до уголовного. Вот такая, милейшая Алена Ивановна, картина, которую мы имеем.

– Отберем! Все тумбочки прошерстим, Адольф Иванович! Да мы им покажем!

Она хотела погрозить кулаком, но вспомнила, что в руках у нее коробка. На лице Адольфа Ивановича никаких эмоций.

– Если только отбирать, то тогда у нас ни на что иное не останется время. Но дело даже не в этом. Нужен комплекс мер.

Через несколько дней в столовой появились плакаты, написанные яркой гуашью на полосах ватмана. Плакаты висели в холле, в раздевалке, в буфете и в зале столовой.

«Красть посуду из столовой может только нездоровый».

«Если ты украл стакан, значит, ты большой болван».