От сессии до сессии

– Так что? – спросил Женя.

– С кондачка такие вопросы не решаются. Тут всё нужно обдумать. Тщательно! По каждому пункту. Но я думаю, что вы не по адресу.

– В смысле? – удивился Женя. – Я комсомолец. А вы мой комсомольский вожак. Очень даже по адресу.

– У вас же военная операция?

– А какая еще? Медицинская что ли? К чему вы клоните? Никак не могу понять. В чем еще дело?

– Раз военная операция, то, следовательно, вам надо в военкомат. К военным надо. Мы что? Мы райкомовские. Материально можем помочь. Морально поддержать. И всё! А военные операции это не по адресу. Разве это непонятно. Такие вот пирожки!

– Об этом я не подумал, – согласился Женя.

– Военкома зовут Александр Степанович. Я могу позвонить, договориться, чтобы он вас принял. Вы же торопитесь?

– Ну, само собой. Сами понимаете, в таких делах промедление смерти подобно. Месть должна быть быстрой и неотвратимой.

– Вот и ладушки! Вы идите, а я позвоню. Он вас сразу примет без проволочек. Мы хорошо знакомы. Даже живем по соседству. Общаемся. Ну. И по комсомольским делам. А то, знаете, у него на прием всегда очередь. Заранее записываются. Зачем вам в очереди сидеть? Дело же срочное! Государственной важности!

Тень сомнения упала на Женину душу. Чего это секретарь так заботливо ухаживает за ним? Настоящий ухажер просто. А в начале выглядел испуганным. Даже бледным. Знание психологии людей было не самой сильной Жениной стороной. Он не занимался самокопанием. А Достоевского откровенно презирал, хотя и не читал его. Поднялся, протянул через стол руку. Секретарь по-комсомольски крепко пожал. Как боевому товарищу, с которым он всегда готов пойти в разведку.

Женя подхватил портфель и вышел. Он не прошел и ста метров, как возле него резко затормозила черная «Волга».

– Молодой человек!

В приоткрытом окошке озабоченное лицо. Видно, приезжий, решил Женя. Заблудился.

– Вы не подскажите, как проехать на улицу Академика Лаврентьева?

Женя стал объяснять, размахивая руками. Машина пахла кожей и парфюмом. Мужским.

– Едете сейчас прямо. Второй поворот направо.

Он показал.

– Проезжаете прямо. Не помню, какой поворот, и опять направо. И выезжаете на улицу…

Тут же его подхватили под белы ручки и аккуратно усадили на заднее сидение.

Портфель забрали. Он сидел между двумя молодцами в одинаковых серых плащах. Машина резко рванула с места. Его плотно сжимали и держали за руки. Всё произошло слишком стремительно. «Может быть, это агенты Пиночета?» – подумал он. Но как они смогли так быстро вычислить и добраться до него?

Он хотел хлопнуть себя ладонью по лбу. Но не то, что ладонью, даже мизинцем не смог пошевелить, так его плотно зажимали два товарища, удивительно похожие друг на друга. «Это что же получается? Что они проникли даже в райком комсомола? А может, и выше?» Женя решил, что как только он вырвется из цепких лап охранки, так сразу же выведет всех их на чистую воду. Вот только удастся ли ему вырваться? Скорее всего, никого он вывести не сможет. Только бы не пытали. Сразу бы чпокнули. Женя представил мрачный интерьер пиночетовского застенка где-нибудь в окрестном лесочке.

Никто не узнает, где могилка твоя. Скупая слеза побежала по его гладкой юношеской щеке. Сколько было великих планов, какое светлое будущее маячило впереди!

Застенок оказался светлым и просторным. А палач вежливым и убедительным. Говорил он на чистом русском языке. Без всякого акцента. Жене он сразу понравился. Несколько раз по-отечески улыбнулся как самому близкому, почти родному человеку. Назвал его порыв искренним и благородным, достойным всяческого уважения. Сказал, что он прекрасно понимает Женю, что, если бы он был в его возрасте, то, может быть, поступил так же. Юности свойственно такое отношение к жизни. Что касается хунты Пиночета и ее американских хозяев, то время всё расставит по своим местам. Народ не будет мириться с антинародным фашистским режимом. Палачей чилийского народа настигнет справедливый меч возмездия. Он нисколько в этом не сомневается. Но не тот меч, что лежал в Женином портфеле.

Спокойный уравновешенный мужчина. Он ни разу не повысил голос, не сказал ни единого грубого слова.

– Что же… до свидания! Успехов вам на учебном поприще! Не смею больше задерживать.

Женя поднялся и хотел раскланяться. Но решил, что это будет не совсем уместно в таком учреждении.

– Буду стараться! – заверил Женя. – Я никогда не забываю ленинский завет «учиться, учиться и учиться».

– А знаете, что… Стараться, конечно, само собой. А если вы услышите где-нибудь предосудительные разговоры, будьте столь любезны рассказать нам о них.

Женя застыл.

– Ведь разговаривают? В аудитории, в общежитии. Кто-то слушает вражеские голоса. Как нас найти, вы уже знаете. Это ваш гражданский и комсомольский долг. Согласны?

Женя кивнул. Вышел из кабинета и беззвучно закрыл за собой дверь, оббитую черной кожей.

К общежитию он летел, как будто у него за спиной выросли крылья. Большие белые крылья. Как у ангела, который защищает наши души от темных сил и не дает упасть в бездну порока. Глаза его светились, он улыбался. Прохожие удивленно глядели на него. Он никому не скажет, почему он улыбается. Это его тайна. А тайны он умеет хранить.

12

В МОДНЫХ ДЖИНСАХ «ЛЕВИ-СТРАУСС» ПРИХОДИ КО МНЕ НАХ ХАУС

Джинсы (https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/72677) – Джинсы  брюки из плотной хлопчатобумажной ткани, с проклёпанными стыками швов на карманах. Впервые изготовлены в 1873 году Леви Страуссом в качестве рабочей одежды для фермеров, так называемых реднековэ

Жилка предпринимателя пробудилась в Кирилле рано. Еще в школьные года. Когда еще и слова «предприниматель» никто не выговаривал. Мысль о реставрации капитализма в стране даже сумасшедшему не могла прийти в голову. «Капитализм» было слово, которым пугали. Но убить тягу к обогащению не мог даже кодекс строителя коммунизма. Как говорится, курица и та гребет под себя. Такова человеческая природа.

«Предприниматель», «бизнес» – это были слова из чуждого для советского человека лексикона. За ними виделось звериное мурло зажравшегося капитализма. Наши люди, если и произносили эти слова, то с гримасой отвращения.

Кирилл был четвероклассником, когда совершил свою первую сделку. Хотя этого слова он даже не знал. В гостях у него был Сережа. И захлебываясь, он рассказал, что в доме у них завелись крысы. И папа даже спит с кочергой. Как и положено хозяину.

Появился кот. Большой, рыжий и пушистый. Он не шел, а шефствовал, презирая всё окружающее. В этой неторопливости чувствовалось достоинство и самоуважение. Он был уверен, что он самое мудрое существо на свете. По крайней мере, по сравнению с людьми. Он не обратил никакого внимания на друзей. Они для него были меньше, чем нули.

Друзья переглянулись. Может быть, их вообще нет. Есть только иллюзия их существования.

Кот подошел к миске. Смотрел на нее долго и внимательно. Так рассматривают шедевры в музеях. Осторожно опустил лапу, поднес ее к морде и облизал кончиком языка. Проделал это трижды. После чего отвернулся и пошел прочь из кухни, никак не выразив своего отношения.

Зад его двигался влево-вправо в такт хвосту. Выходит, что хвост у котов – это самое главное.

Сережа смотрел, как завороженный. Он потерял ощущение реальности. Как будто попал в сказку Гофмана. Это было что-то!

– Ты чего? – спросил Кирилл. – Оглох что ли? Я тебе говорю, а ты молчишь. Серега!

– Кот!

– Ну, да.

– А он у вас ловит мышей? Мне почему-то показалось, что он всех презирает. Даже мышей.

Кирилл утаил правду. Всё-таки какой-никакой, а кот был членом семьи. И себя он считал в семье главным.

– Как ловит! Если бы ты знал!