Ты попробуй-ка принудь!
Мужиков у нас в деревне,
Почитай, почти что нет:
Или хворый, или древний,
Или истинный скелет.
Кто сгорел от самогонки
(Пили ж прямо из ведра),
Кто, прельстясь монетой звонкой,
Укатил на севера.
Девкам как без таски-ласки?
Тоже надо их понять.
В город едут строить глазки
Да мужей себе искать.
И остались на деревне
Лишь четырнадцать старух,
Самых вредных, самых древних,
Богом проклятых пердух.
А ведь был колхоз когда-то:
Жили, сеяли, пасли,
И на улице ребята
Игры разные вели.
И велась скотина дома,
И на праздник люд плясал,
Умный лектор из райкома
В клубе лекции читал.
– Я скажу про коммунизму…
И ни капли не совру!
Это всё равно, что клизму
Сунуть в заднюю дыру,-
Шамкал дедушка столетний,
Деревенский аксакал.
День кончался теплый, летний.
Тихий вечер наступал.
8
«Видно, буду я пророком,-
Сам себя хвалил Борис.-
Надо только ненароком
Не забыть «сенкью» и «плиз».
На вопросы, скаля зубы,
Отвечать всегда о?кэй.
Не сидеть, поджавши губы
И надувшись, как Кощей.
Здесь таким, как я, ханыгам,
Просто райское житье.
Здесь уж я возвышусь мигом:
Был ничто и стану всё!»
У Бориски два словечка
Неизменно на устах:
«Демократия» и «рынок»,
Как молитву, он твердит.