Орлы Желтороссии. Конспирологическая повесть

– Прррревосходно! Нам такие таланты нужны. Знаете ли, хочу развивать деловые связи с европейцами и американцами, но ведь они нас за людей не считают. А вот с вами будут разговаривать. Приходите ко мне вечером поужинать в Сянфан, знаете?

– Знаю, но удобно ли? Головой, конечно, лучше работать, чем руками, но…

– И без всяких «но», Мастер, будете довольны. Цзайцзиень!

– До свиданья, господин Ли.

Мастер вернулся из храма в свою комнату и вспомнил, что сегодня день внесения арендной платы за следующий месяц, а заказов у него за последнюю неделю совсем не было. Да и кроме зелёного жасминового чая утром он свой организм ничем сегодня не подкрепил. «А, была – не была, прости Господи! Не сутенёром же к нему пойду и не опиумщиком. Нам бы перекантоваться и домой…»

Николай Илларионович давненько не был в харбинских ресторанах, однако хорошо был знаком с китайским застольем: на круглый стол с вращающейся серединой приносилось великое множество блюд китайской кухни, в которых ты никогда не мог распознать, что же ты ешь. Круглая середина вращалась и каждый брал себе по чуть-чуть из каждой тарелочки или пиалы, но, поскольку разносолов было много, все наедались. При этом китайская еда была не тяжелой и редко надолго задерживалась в желудке. А вот спиртное китайское было преотвратное – гаолян пах даже не клопами, как иногда злые языки говаривают про коньяк, а смесью солдатских портянок то ли со струёй кабарги, то ли выделениями летучих мышей или ещё какой нечисти. Именно с гаоляна Ли Сифу и начал ухаживать за Мастером.

– Благодарю, я не пью крепкий алкоголь, – постарался найти форму дипломатичного отказа Мастер, – но мне нравится местное пиво Циндао. Там немцы построили завод и, говорят, вода настолько хорошая, что получился отменный напиток. А что это принесли на закуску?

– Самая большая ошибка за китайским столом спрашивать, из чего сделано блюдо. Всё зависит от соусов и специй, и от мастерства повара. Мы вам и из опарыша такой бульончик сварим – пальчики оближете. У нас есть поговорка: «китайцы едят всё, что летает, кроме самолёта; всё, что плавает, кроме подводной лодки; и всё, что на четырёх ногах, кроме табуретки». Аххаххааа! Ну, и конечно, всё, что ползает… Официант, пива для гостя!

– Спасибо, я предпочитаю морепродукты, там ситуация понятней.

– А я вот, знаете, люблю есть собак – наверно, во мне есть корейская кровь. Да! А в детстве мы ели их, чтобы выжить. Китайцы всеядны. Иначе как бы мы всех прокормили? Вы же были на наших ночных рынках. Чего стоят одни только «вонючие тофу», от которых иностранцы теряют сознание, а мы их обожаем. Вы выбрасываете куриные лапки, а мы едим. Вы считаете насекомых несъедобными, а это чистый белок, за ним будущее. Выплюни хитин, как шелуху от семечек, и на здоровье!

– У нас, когда говорят «на здоровье», чокаются водкой, – решил сменить тему Мастер. – Итак, расскажите мне о себе и своих планах.

Ли опрокинул стопку гаоляна и отрыгнул, у китайцев это было в порядке вещей. Ловко орудуя палочками, он отправил в рот какую-то снедь, при этом стараясь улыбаться, чего ему делать не следовало бы – зубы у него были ужасные, кривые и подгнившие. Передовая стоматология в Азию ещё не пришла.

– А планы такие. Куда катится мир? Не успела отгреметь большая мировая война, а мы снова движемся к новой и семимильными шагами, особенно у нас в Китае. К нам лезут и европейцы, и американцы, и японцы – все хотят нас разделить, поиметь и ограбить. Не лезут только русские, потому что у них и так земли навалом, и проблемы у них внутренние – как бы удержать власть, да укрепить новый строй. Вот ваш царизм у нас тоже оттяпал Ляодунский полуостров под незамерзающую базу в Порт-Артуре, но сделал всё культурно: и взяток китайским чиновникам раздал несметно золотом да серебром, и железную дорогу провёл, и, между прочим, этот город Харбин отстроил, как типичный сибирский городок. Никого не убивали, ничего не грабили. А сейчас у вас Ленин что говорит? «Грабь награбленное!»

– Это не у нас, – перебил его Николай Илларионович.

– Неважно. Я о планах. Почему он утвердился у власти вопреки всей логике? Он сказал: «Миру – мир» и сорвал джекпот, как говорят в шанхайских казино. Вот я занимаюсь бизнесом, неважно каким – деньги не пахнут. Но я могу быть спокоен, только если нет опасности, что кто-то придёт и отнимет их у меня силой. А значит, я должен всеми возможными средствами пропагандировать мир…

– Вы можете пропагандировать что угодно, но у вас нет силы – политической или военной, и вы всегда будете пешкой в чужой игре.

– А вот и нет. Сейчас весь бизнес, крупный я имею в виду, строится на войне. Делают пушки, танки, корабли, аэропланы, и всё это должно действовать, уничтожаться и снова производиться. И приносить новые земли, новых рабов и новые деньги.

– Такова человеческая история, нравится нам это или нет. От дротика и копья к пулемёту Максима и крейсерам по спирали агрессивной эволюции. Вы это не отмените.

– Но я считаю себя великим миротворцем, способным влиять на умы. Я хочу обратиться к Папе Римскому, к главам государств, к капитанам мирового бизнеса. Мой месседж: «Давайте жить дружно!» и делать деньги на мире.

– Господин Ли, вы или наивный человек или чего-то не договариваете. Никто из сильных мира сего даже не заметит вашего существования. Кто вы для них? Владелец опиумного притона в провинциальном китайском городке. Малообразованный торгаш, не отягощенный моральными принципами и содержащий заведение с голыми девками. Вы знаете, я часто бывал в Лондоне, так вот у англичан есть такое словцо – «freak». Оно обозначает человека, который ярок и незауряден, король эпатажа, а с другой стороны – этих людей не понимают и не принимают из-за внешности или способа самовыражения. Так вот вы – типичный фрик, которого любой чиновник средней руки может прихлопнуть, как муху. Уж простите мне мою откровенность. От меня-то вы чего хотите?

– А вот я хочу, во-первых, выйти на контакт со статусными европейцами в Китае – не только в Харбине. В Нанкине, Шанхае, Пекине, Гонконге. Может, откроются новые направления бизнеса, торговли… связи, знаете ли. Во-вторых, хочу попутешествовать, но знаю только китайский и русский, мне нужен толмач, и толковый. Чтоб за меня придумал, до чего у меня мозги не доходят. И, в третьих, вы, я слышал, литератор. Напишите за меня книгу о мире и переведите её на несколько языков, я хорошо заплачу. Мне нужно набирать статусность, не всё же на шлюхах и наркотиках наживаться. Это такое вложение капитала. Что скажете?

– Да я пишу большей частью поэзию, хотя словом, конечно, владею. Но это долгосрочный проект. Вы уверены, что настроение у вас не изменится?

– За меня не переживайте. Будете получать вдвое больше профессора Харбинского университета. Но учёт и контроль жесткий, будете отчитываться за каждый прожитый день.

Николай Илларионович испытывал непреодолимое желание сплюнуть в салфетку, как будто на язык ему попалась какая-то гадость, и все его вкусовые рецепторы взбунтовались разом. Но рассудок, отдрессированный долгими поисками случайных заработков, убеждал его, что, мол, это просто творческий заказ, как статья в газету, и ему нет никакого дела до личности заказчика. В конце концов, всегда можно будет в любой момент отказаться, но накопить какой-никакой жирок, чтобы уже спокойно озираться вокруг.

– Ладно, давайте попробуем. У нас будет какой-то контракт?

– Нет, вам порукой моё купеческое слово. А вот вы должны подписать соглашение о неразглашении со штрафными санкциями на миллион, а то вдруг все узнают, что это не я.

– Откуда же я возьму миллион?!

– А вот и не разглашайте! – Ли Сифу опять показал свои гнилые зубы. – Да ладно, не бойтесь. Это просто формальность.

– Ну, поскольку мне ответить по таким обязательствам всё равно нечем, будь по-вашему.

Когда они вышли из ресторана, Ли махнул пробегавшему рикше.

– Вам куда, Мастер?

– Да спасибо, я пройдусь пешком.

– Не скромничайте, я плачу. Мы же уже партнёры.

– Дело не в этом. Мы, русские, считаем, что ездить на людях как-то унизительно для нас самих, это же не животные. Слышали историю, которая стала здесь легендой? Один богатый русский, бывший купец первой гильдии, засиделся в ресторане и, когда вышел, не обнаружил ни одного извозчика. Зато к нему мгновенно подскочил тщедушный китайский рикша, готовый отвезти его куда угодно. Купец был центнера на полтора, потому что полакомиться любил и ни в чём себе не отказывал. А китаец весил килограммов сорок, непонятно, в чем держалась его душа – видно было, что голодал, да, наверно, ещё кормил семью. «Ступай прочь!» – рявкнул купец, но китаец упал ему в ноги и стал умолять дать ему возможность заработать хоть пару мелких монет. Тогда русский посадил его на место пассажира, дал крупную ассигнацию и сам повёз по центральной улице, повергая в шок всех прохожих. Конечно, в этом был элемент купеческого эпатажа, но была и глубинная русская черта к сопереживанию и душевной щедрости…

– Хороший анекдот, я слышал. Ну, как угодно. До завтра!

И Николай Илларионович в задумчивости пошёл по улице Китайской, где замысловатые иероглифы вывесок соседствовали с названиями фирм «Сименс-Шукерт» и «Товарищество Э. Циндель в Москве», по направлению к Русско-Азиатскому Банку.

2

Прошло пару месяцев. Мастер перебрался в более приличный район и снимал уже не комнату, куда врывались все запахи китайской улицы, а вполне приличную квартирку. Этой ночью он написал стихотворение «Я приехал в Харбин»:

Я приехал в Харбин.
Он из дальних чужбин
Самым был для меня незнакомым.
Но случилась беда,
И теперь, господа,
Он пристанищем стал нам и домом.

Всюду русская речь —
Как её нам сберечь
В этом долгом маньчжурском изгнаньи?
Нам скорей бы назад
В Александровский сад,
Мы отбыли свой срок наказанья.

Мы от редких гостей
Ждём хороших вестей,
Чтоб надежду в душе не гасили.
И живём в полусне
В азиатской стране —
Наше сердце осталось в России.

Здесь не кончен наш век,
мы продолжим свой бег