Апостольский колокол. Повествование о Валаамском монатыре, его древностях и святынях

Почти шестьдесят из них проведены в Валаамском монастыре…

Пострижения Дамиана в рясу и камилавку – одно из последних деяний престарелого игумена. Обручение Дамиана ангельскому образу совершилось на Рождество Христово.

В «Мужицком царстве» В.И. Немировича-Данченко приводится такой диалог:

«– У нас трудно, очень трудно иноческого сана добиться.

– Почему?

– Пока еще тебя послушником примут, повозишься, да в послушниках шесть лет, а если молод, то и больше. Моложе тридцати лет рясофором не сделают. Да и в рясофоре, если ты во всем взял и обители угодил, посидишь только шесть лет. Лет пятнадцать до мантии-то промаешься».

Разговор этот – внешних людей.

Все правильно, но правильность – тоже внешняя, не наполненная внутренним деланием, которое одно только и превращает послушника из человека внешнего в настоящего инока.

Сразу после пострижения в рясофор Дамиан положил посещать каждый день старца для откровения всех помыслов. Это, заведенное в монастыре еще при игумене Назарии, обыкновение называлось «ежедневным очищением совести».

«После вечерней трапезы, – было написано в Наставлении, составленном Назарием, – ты должен пойти к духовному твоему отцу. Поклонись ему, как самому Христу, пади на колени, открой ему состояние души твоей в продолжение минувшего дня, испытывая себя во всем, что сотворил на деле. Или худо помышлял, или говорил, или дозволил себе противное совести своей, или в чем тщеславился, или чем гордился, или кого оскорбил, или сам оскорбился на ближнего, или пороптал, или осудил близкого…»

Согласно Наставлению, получив после такой тонкой, истинной исповеди разрешение и прощение, «приняв, как от самого Бога», следовало поцеловать образ и крест и, поклонившись до земли духовному отцу, молча идти в свою келью.

– Не помню, свидетель Бог, чтобы я, находясь на послушании в хлебной, – рассказывал своим ученикам игумен Дамаскин, – без благословения старшего съел хотя бы корочку, несмотря на то, что бывало очень хотелось съесть горячую горбушку только что вынутого из печи хлеба. Старец мне говорил: «Если нужно поесть, то благословись, положи три поклона, сядь и поешь, но отнюдь не тайно, ибо тайноядение бесам вход».

– Или когда бывало отпустит нас за ягодами, то не позволял съесть любую ягодку, а насбиравши, помолясь Богу, сесть и поесть… Квасу мы никогда в келью не брали, а о хлебе не смели и помянуть старцу, чтобы взять в келью. Всегда, бывало, говорил нам старец: ломай себя пока молод, чтобы враг не сломал тебя в старости…

Однажды, испытывая ученика, насколько он преуспел в нестяжании и бесстрастии к вещам, старец Евдоким обратил внимание на икону, которою благословили Дамиана родители, когда он уходил в монастырь.

– Кажется, эта икона у тебя лишняя, – сказал он. – Отдай ее в церковь.

Дамиан не стал объяснять, что икона – родительское благословение. Беспрекословно исполнил приказ.

Суровой и трудной была дорога, по которой вел Евдоким Дамиана, но радостной и светлой была эта дорога для самого «обручника ангельскому образу».

Он любил вспоминать потом, рассказывая ученикам: «Бывало, праздником перед вечерней мы собирались к старцу о. Евфимию. Помолимся Богу и сядем на пол, он читает нам на пользу, или из нас кого заставит почитать: а сам слушает. Потом обще поговорит на пользу. После мы все выйдем на коридор, и он начинает нас принимать по одному для откровения совести. О, как было легко нам тогда, будучи готовы хоть умереть…»