На земле Святой Троицы

– Кого мы помним? – спросил он и сам же и ответил. – Скандалистов… Прогульщиков… Нарушителей разных… А она двадцать лет проработала у нас, на работу никогда не опаздывала, не прогуливала, ничего не просила… Получается, что и вспоминать нечего…

И тут можно бы потолковать, что пространство современного заводского производства совершенно не способствует сообщительности людей. Очень мало требуется от каждого отдельного человека, чтобы выпускать необходимую продукцию, какая-то крохотная часть того большого, что называется Человеком, и только в этом крохотном и соприкасаются здесь люди…

Или поговорить, что, оказывается, и в переполненных людьми заводских цехах можно найти духовное уединение, подобное тому, которое находили в пустынях древние отшельники…

Но важнее – другое…

Жизненный путь матушки Феклы свидетельствует, что и после стольких десятилетий атеистического лихолетья, еще являются из недр народной массы подвижники веры, подобные тем, которые украшали Русскую Православную Церковь во времена ее расцвета.

Житие матушки Феклы отчетливо делится на две части.

Прикровенную жизнь, которая внешне ничем не отличалась от жизни других заводчан, и открытую, когда призвана она была к монастырскому служению.

Высокий смысл заложен в этом дивном преображении.

С первых шагов на новом поприще являет себя матушка Фекла мудрой устроительницей обители, великой молитвенницей и прозорливицей.

Вскоре после возобновления монастыря чудесным образом вблизи обители вновь забил источник Богоматери, иссякший после расстрела здешних монахов.

6

Наша попутчица, еще совсем молодая монахиня, рассказала историю, произошедшую, когда только начинал устраиваться их монастырь…

«Матушка Фекла долго молилась, чтобы вода в монастыре была. И вымолила. И забил источник.

Да не простой, а радоновый, целебный.

И, конечно, нашлись люди, которые решили бизнесом заняться и начать торговать целебной водою.

Собрались вместе и начали обсуждать, как оденут в бетон источник, как сделают цех розлива воды, как потекут деньги в их карманы.

– А монастырь? – спросил один из бизнесменов.

– А что монастырь? – удивился другой бизнесмен. – Пускай тоже у нас покупают. Мы им, ха-ха, со скидкой отпускать воду будем, как, ха-ха, постоянным покупателям…

– А на кого участок оформлять будем?

– Как на кого? На меня…

– А почему не на меня?

– Потому!

Так слово за слово драка завязалась. И вот вместо того, чтобы святой источник приватизировать, один на тот свет отправился, а другой в тюрьму.

Вот такая история случилась…»

Попутчица перекрестилась, завершая свой рассказ.

– А источник? – спросил я.

– А что источник? – ответила попутчица. – Источник у Богородицы остался…

7

Редко кто из приезжающих сейчас в Введено-Оятский монастырь, не побывает на этом источнике Богоматери, источающем дивную целебную воду.

Сбегая от колодца-часовенки, вода скапливается внизу в небольшом озерке.

Когда мы спустились туда, словно специально подгадав время, пошел снег.

Осторожно переступая по скользкому глинистому дну, заходили мы в ледяную воду.

Перехватило дыхание, когда я окунулся с головой в первый раз. Перекрестился и – снова в воду. А когда окунулся в третий раз – уже не очень-то и хотелось выходить из источника. Как-то необыкновенно тепло и весело стало.

Нечто похожее происходило и с моими спутниками. Никто не ежился от холода. Не спеша выбрались мы из озерка, оделись и пошли к собору…

Навстречу нам двинулись к озерку женщины.

По-прежнему затянуто тучами было небо. Но прибавилось тепла и как будто прибавилось света, и ясно различал я набухшие на ветвях деревьев почки.

8

– А когда, – спросил я еще в автобусе у монахини, – когда вы поняли, что удалось возродить монастырь? Когда источник забил?

– Нет… – ответила монахиня. – Мы это поняли, когда повсюду из монастырской земли косточки людские стали выходить. Мы их собирали и погребали у креста на кладбище…

Жутковато было думать о костях, которые выходили из земли, чтобы наконец-то отнесли их на кладбище, но это тоже, как и святой источник, часть великого чуда, возрождаемого из мерзости разрухи и запустения монастыря…

Частью этого чуда видится мне и судьба самой матушки Феклы.

Страшными и безжалостными для Русской Православной Церкви были десятилетия владычества ленинской гвардии.

С жалобным стоном валились на землю сбрасываемые колокола, с тихими словами молитвы падали в безымянные могилы расстреливаемые священники. В лютой сатанинской злобе сокрушались кресты и священные алтари.

Ничего не оставлялось народу. Ни священных книг, ни икон.

Только память.

Только больная совесть, в глубине которой и продолжали звенеть сброшенные колокола, петь расстрелянные иноки.

Я говорю сейчас не о памяти отдельного человека. Многие, очень многие сумели все позабыть, но от этой потери память народа не ослабла, душа не омертвела в атеистической пустыне.

И когда это стало нужно, появились такие духовно зрелые подвижники Церкви, как матушка Фекла.

Явились из сокровенной глубины народной души, сберегавшей и сберегшей всю первозданную святость неразрушенной России.

9