Таблицы Рошарха

– Не сегодня, конечно… – уклонился от прямого ответа Патов. – И надо бы еще уточнить с вами кое-какие детали. Цену, в частности… Но это не телефонный разговор.

– Понятно… Встретиться с вами где-нибудь мы уже не успеем: мне скоро надо ехать на работу. А вы где сегодня ужинаете? – спросила Клава. – Может, найдете время завернуть к нам?

– Твердо не обещаю, – ответил Патов, – но, может, подъеду.

«Поеду сам, – решил он, кладя трубку, – без Шуртова. Помощи от него все равно никакой. Только надо отправить туда заранее двух своих… На всякий случай. А самому приехать позже. Сегодня надо решить все!»

Таким он себе и представлял этого человека: подтянутым, ухоженным, уверенным в себе, одетым без крикливой броскости, но достаточно дорого. К столику, за которым сидел Патов, он подсел незаметно и, естественно, без излишних церемоний, словно выходил куда-то на несколько минут, а теперь вот вернулся на свое место и ждет официанта, чтобы сделать заказ.

– Клава просила передать, что она подойдет позже, – сказал незнакомец, просматривая меню. И, снисходительно улыбнувшись, добавил: – Ничего не поделаешь – артистка. А эта публика не без капризов. Но вы можете предварительно поговорить о ее заботах со мной. Или… о своих. Зовут меня Игорь Сергеевич.

«С Валерием в тот вечер говорил он! – понял Патов. – И не скрывает этого, иначе бы назвал другое имя. Да, собственно, зачем ему скрывать?»

Но это и к лучшему: он тоже понимает, что эта встреча должна быть решающей, после которой они либо станут друзьями, объединенными общим делом, либо врагами, готовыми идти до конца и на все. Собственно, они и были до этого врагами, но по векселям приходилось платить другим, а они, оставаясь в стороне, только подписывали их. Теперь, зная друг друга в лицо и сопоставив потенциальные возможности собеседника со своими, они должны были – каждый для себя – сделать окончательный вывод, что ему выгодней: заключить союз или продолжать вражду.

– Вы сказали Клаве по телефону, что возникли какие-то трудности с приобретением мебели, – начал разговор Игорь Сергеевич. – Может, я чем-то смогу помочь? На женщин в таких случаях рассчитывать нечего: они не любят трудностей. И неудачников… – добавил он.

– Давайте, наверное, вначале закажем ужин, – предложил Виктор Георгиевич, – а уж потом поговорим.

– Уже заказан, – улыбнулся Игорь Сергеевич. И поймав удивленно-вопросительный взгляд своего собеседника, пояснил:

– Сегодня вы мой гость, и я заранее обо всем позаботился. Учел даже и то, что вы не любите коньяк. Хотя я, признаться, не понимаю, как можно водку предпочитать коньяку?

– Это объясняется просто: достаток ко мне пришел слишком поздно, а потом я уже не захотел менять свои привычки. И потом, мне кажется, безразлично, чем туманить себе мозги. Но вы можете не обращать на меня внимания и пить то, что вам больше по душе.

– Да нет, – возразил Игорь Сергеевич, – надо уважать вкусы гостя. Тем более, что и жертва с моей стороны не так уж велика.

Мишка-пингвин, очевидно, заметил какой-то поданный ему знак, и за два приема уставил столик закусками.

– Одна из немногих вещей, которые на Руси умеют делать на уровне мировых стандартов, – ядовито заметил Игорь Сергеевич, разливая водку в рюмки.

Выпили молча, без тостов, каждый за свое.

– Меня обложили со всех сторон, – начал жаловаться Виктор Георгиевич, принимаясь за закуску. – Все парализовано, и думать сейчас о какой-то мебели.

– А кто обложил? – живо заинтересовался собеседник. – Мои люди в последнее время вас не тревожили.

– Обложили следователи. Причем не очень-то и скрывают это. Очевидно, специально так делают, чтобы оказать психологическое давление. Приятного мало… И мешает…

– Расскажите подробней, если можно, – попросил Игорь Сергеевич. – Вот, например, сегодня, когда ехали сюда, вы заметили что-нибудь?

– Конечно! Но добрался я без помех, и то лишь потому, что заранее продумал все до мелочей. Они, наверное, до сих пор мотаются по городу за моей машиной. А вот прошлый раз уйти удалось с трудом. Но это не основное. Главное – парализован Шуртов.

Игорь Сергеевич слушал своего собеседника очень внимательно, стараясь не пропустить в рассказе ни одной мелочи и не забывая изредка подливать в рюмки. Выслушав, помолчал, то ли обдумывая, что посоветовать, то ли ожидая дополнений к рассказу. Затем, приняв какое-то решение, сказал:

– А что если мы поступим так…

И в этом «мы поступим» Виктор Георгиевич уловил не только готовность помочь ему, но и явное желание собеседника после устранения всех временных трудностей взять на себя часть забот по дальнейшему ведению дел, включив в них своих людей, финансы и опыт.

– Как? – с надеждой спросил Виктор Георгиевич.

– Прежде всего надо выключить из дела следователей.

– Вы… имеете в виду…

– Нет, нет… Совсем не то, что вы подумали, – успокоил Патова собеседник.

ЛИЦЕНЗИЯ НА УБИЙСТВО

Азией Жогин пресытился быстро: от жирного плова и бараньей шурпы постоянно мучила изжога. И ко всему этому изматывающая сухая жара днем и плотная, почти осязаемая на ощупь, духота ночью. Облегчение наступало только под утро, когда от протекавшей через город бурной горной реки начинало веять прохладой, а в садах, окутанных предрассветной туманной дымкой, затихали страстные призывы перепелов.

Но эти часы, наполненные утренней свежестью и первозданной тишиной, были слишком коротки, и для того, чтобы полностью отдохнуть и почувствовать себя свежим, Жогину их явно не хватало. День начинался с томного воркования горлинок, облюбовавших почему-то для своих объяснений перила балкона, на котором спал Жогин. Деревянный балкон проходил по всему фасаду дома на уровне второго этажа, и горлинок, разбившихся на влюбленные пары, усаживалось на отполированные перила н& менее дюжины. Затем откуда-то из поднебесья доносился протяжный крик муллы, напоминающий мусульманам об их долге. В такие минуты Жогин едва сдерживал себя от того, чтобы не достать из-под подушки пистолет и перестрелять как можно больше горлинок. Но… приходилось терпеть.

После такой своеобразной побудки он уже не мог уснуть и, свесив ноги с широкой деревянной тахты, выкуривал натощак несколько сигарет, обдумывая, что ему предпринять, чтобы поскорей избавиться от этой дремотной скуки. Окурки и обгоревшие спички он с каким-то непонятным злорадством швырял прямо вниз, в гущу цветущих петуний, мяты и еще каких-то неизвестных ему цветов, пахнувших тревожно и остро.

Вскоре из лабиринта многочисленных комнат появлялся заспанный хозяин дома, присаживался рядом со своим гостем на тахту и, блаженно почесывая через вырез белой рубахи могучую волосатую грудь, произносил ритуальную фразу:

– Сейчас будем чай пить… Зеленый.

Откашлявшись после сна, хозяин плевал через перила в собственный цветник и знакомил гостя с планами на день:

– Потом манты покушаем и поедем к одному мастеру. Покажу тебе, как медные кувшины делают.

«Чтоб ты провалился вместе со своими мантами и кувшинами! – мысленно желал ему Жогин. – На хрена мне это знать? То к ковровщикам возил, то какие-то бревна ореховые показывал…»

– А может, просто чаю с фруктами выпьем? – предлагал Жогин, у которого после обильного ужина только под утро утихла изжога.

– Э-э-э, – шутливо грозил толстым пальцем хозяин, – а потом поедешь к Виктору и будешь жаловаться, что голодным был? И вспомнив своего многолетнего друга, благодаря которому он и гуляет-то до сих пор на свободе, восхищенно добавлял: – Вот военный мужик! Такому своего ребенка можно отдать воспитывать.

По-русски Расул-ака говорил почти без акцента, только иногда прерывал свою речь в самом неожиданном месте, подыскивая в памяти необходимое слово, или, в крайнем случае, подходящую замену ему. Был невысок, черен, любил хорошо и много поесть, но свое полное тело носил легко и на жару не жаловался.

«Привык, – неприязненно думал о нем Жогин. – Живет в этой духовке всю жизнь, и другой ему не надо…»

– Мне, Расул-ака, каким-то делом заняться надо, – намекнул он хозяину дома. – А то я только целыми днями виноград ем да на экскурсии хожу по мастерским. Жиреть уже начал, – похлопал он себя для большей убедительности по тугому животу.

– Какую я тебе работу дам? – сердился Расул-ака. – Виктор передал, чтобы ты отдыхал. Вот и отдыхай. А работа… Людей наших не знаешь, город тебе не знаком. Если тебя и пошлешь куда-нибудь, на каком языке разговаривать будешь?

Все сказанное хозяином дома было правдой: и местного языка он не знал, и с городом был незнаком. О людях – и говорить нечего. И получалось, что Патов, отправляя его сюда, заранее обрекал на бездействие.

«Действительно, военный мужик, – думал он, валяясь на широкой тахте после сытного обеда. – Продумал все. Уехал человек, и ищите, кому нужно. Дел за мной никаких не числится, а подозрения… Их еще обосновать надо и свидетелей найти! А они все в раю уже! Он бы меня, наверное, убрал и там, да не хотел лишний раз внимание к больнице привлекать. Интересно: вызовет он меня назад, или мне тут и доживать придется на окраине этого Вавилона? Хотя… кому я тут нужен? Своих забот хватает. Трахнут когда-нибудь ночью, вывезут за город и поминок справлять не будут. Рвануть отсюда, что ли, пока не поздно? Деньги на первый случай есть… А куда? Жить где? Э-эх!»

Этих полуденных часов и раздумий Жогин особенно не любил. Деревянный навес над балконом хоть и защищал от солнца, но прохлады не давал. Воздух был раскален настолько, что вершины далеких гор колебались в знойном мареве, шумный город обессиленно затихал на некоторое время, погружаясь в полуденную дрему, и лишь неутомимые коршуны выписывали неторопливые круги в белесом, выжженом солнцем небе. И мысли у Жогина в эти часы были ленивые, липкие и неохотно уступали место одна другой.

Как-то за ужином хозяин дома, неторопливо прожевав кусок баранины, спросил:

– На охоту хочешь поехать? В заповедник. Мои люди нашли такое место, где ирбис живет…

– Логово? – догадался Жогин.