Малькан. Мы были в пехоте.

Первый раз Сашка увидел немецкие танки. Что-то зловещее было в них. Прячась за танками, бежали немцы.

Сашка стал целиться, – Ну вот, я готов. Почему не командуют?

Это был его первый настоящий бой. И в прицеле он видел тех, кто сломал его жизнь. Он их ненавидел и был сосредоточен как снайпер.

Огонь! – и тут началось. Сашка целился и стрелял. Пули свистели, танки стреляли. У нас ещё стреляли уцелевшие после бомбёжки пушки арт. батальона и танки загорались. Бой длился долго, а взрывы были близко. Сашка сначала прижимался каждый раз, но постепенно стал привыкать и, когда не так опасно, перестал кланяться каждому взрыву. Сашка видел, как падали немцы после его выстрелов. Но другие бойцы тоже стреляли, и уверено сказать, что это он попал, он не мог.

Немцы стали отходить. И не успели бойцы перекурить, как опять налетели самолёты, и снова начался ад бомбёжки…

Глава третья. Отступление.

Немцы атаковали методично, и восемнадцатого, и девятнадцатого. После завтрака бомбят, потом атакуют до обеда. Перерыв на обед, опять бомбят и потом атакуют. Девятнадцатого наша артиллерия замолчала, и пришёл приказ, отходить. Командир сказал, что немцы обошли южнее, и есть опасность захвата переправ и окружения. Когда стали отходить, Сашка вдруг увидел, как мало осталось от полка.

– Как мы ещё держались, – думал Сашка. С остатками дивизии отошли к переправе и, форсировав реку Ловать, к двадцать пятому августа подошли к селу Залучье.

Было построение. Перед строем пронесли знамя 245-й стрелковой дивизии. Полковой комиссар сказал речь, что мы должны не опозорить знамя дивизии, мужественно сражаться и, если придётся, то с честью погибнуть в бою.

Стали окапываться. Сашка думал, – Что за наступление было? Почему нет наших самолётов? Где наши танки? Теперь вот отступаем. Сколько людей погибло. Может быть, какой-то хитрый план у нашего командования? Может быть, заманиваем немцев в ловушку?

Двадцать седьмого августа подошли немцы. Опять Сашка стрелял в немцев из окопа, опять начались тяжёлые бои. Но сдерживать немцев долго не могли и тридцать первого отступили за деревню Кукуй. А первого сентября пришёл приказ атаковать немцев и вернуть деревню Кукуй.

Пошли в атаку. Немцы отчаянно стали стрелять, но огонь их нарастал вяло. Они видно не ожидали, что мы пойдём в атаку. Сашка бежал, пригнувшись как учили. Вот ложбинка, залёг, чуть отдышался и опять побежал. Ворвались в деревню, немцы побежали. Сашка с таким воодушевлением стрелял в убегающих немцев. Победа! Первая Сашкина победа!

Все кричали, – Ура…а! – Это было незабываемо.

Но немцы быстро перегруппировались и контратаковали. И опять мы отчаянно стреляли в наступающих немцев, но остановить их не смогли. Командир приказал оставить деревню и отойти на прежний рубеж.

Немцы продолжали атаковать методично каждый день. Мы держались неделю, как могли, но восьмого сентября с остатками дивизии стали опять отходить. Девятого сентября перешли на правый берег реки Пола у деревни Петровское, где узнали, что немцы заняли Демянск. Это означало одно – мы оказались в окружении.

Командир дивизии объявил, что связи со штабом армии нет, и он принял решение выходить с боями из окружения через деревню Лужно, к северу от Демянска.

Никто из оставшихся в окружении не знал, что штаб армии отступил на восток, оставив всю армию в окружении, что привело к потере связи с дивизиями и разгрому почти всей 34-й армии. После этого расстреляют командующего армией.

Из окружения выходили разрознено полками. Вокруг были болота. Грязь налипала со всех сторон, и идти было тяжело. Одиннадцатого сентября у деревни Лужно были замечены немцами. Стали обходить Лужно с юга. Впереди была дорога, которую нужно было перейти, а за дорогой идти лесом, и уже там должны быть наши. Но немцы перекрыли дорогу.

Остатки нашего батальона, в котором и роты не наберётся, по приказу командира должны выйти со всеми на дорогу и держаться на ней, пока не пройдёт хозяйственный обоз с ранеными. И только потом, прикрывая обоз идти следом.

Когда стемнело, пошли в атаку. Немцы отстреливались отчаянно. Залегли, опять пошли и снова залегли. Рядом лежал Мишка, и Сашка подумал, – Хорошо, когда есть такие друзья как Мишка. С ним и в атаку идти не страшно, – а Мишке сказал, – Странно, когда тут немцы успели создать такую оборону.

Тут командир прокричал, – Примкнуть штыки! – все посмотрели на командира. Он тоже взял винтовку со штыком.

– Что Сашка? Это есть наш последний? – и Мишка посмотрел на него с решительностью рвать всех.

– Мы их порвём, – подумал Сашка и примкнул штык.

– За родину! В атаку! Ура…а! – голос командира пронзил всё вокруг.

Все закричали, – Ура…а!

И оставшиеся в живых поднялись и пошли на немцев. Немцы отчаянно стреляли, но на них набросились грязные, уставшие, но остервеневшие наши бойцы.

Подбегая к немцу, Сашка выстрелил. Тот упал. Тут Сашка увидел, что в него стреляет другой, – Как он промахнулся?

Сашка бьёт его штыком, и начался рукопашный, – Сдохни!

Почему-то ныла левая рука. Сашка взглянул и увидел кровь. – Значит, немец не промахнулся. Вот уже последние немцы. Ага! Получили!

Быстро заняли оборону у дороги. Пошёл обоз.

Мишка спросил Сашку, – Ты как? – Да царапнуло.

– Иди к санитарам. – Успеется. Смотри, ещё немцы.

Обоз как раз перешёл дорогу и уходил в лес. Осталось только прикрыть. Подъехали несколько мотоциклов и грузовик. У немцев с мотоцикла стал всех поливать пулемёт так, что не поднять головы.

Сашка решился, приподнялся и выстрелил. И одновременно выстрел раздался слева. Мишка тоже выстрелил. Пулемёт замолк. Сашка посмотрел на Мишку и тот кивнул.

Немцы пошли в атаку. Снова началась рукопашная. Но теперь нужно было, как можно скорее уходить в лес за обозом.

Сашка пошёл помочь Мишке, на которого навалился здоровый немец. Но вдруг у Сашки потемнело в глазах…

Примечание.

Остатки 245-й стрелковой и других дивизий участвовавших в наступлении, вышли из окружения и соединились с войсками Красной армии.

Роль контрудара Красной армии под Старой Руссой в сражении за Ленинград трудно переоценить. Историки назовут этот контрудар Гамбитом Ватутина. Вермахту пришлось для отражения удара развернуть не малые силы в числе моторизованных дивизий и авиакорпус от наступления на Ленинград. Благодаря стойкости солдат Красной армии немецкие силы надолго были скованы в боях под Старой Руссой, и ленинградцы успели создать оборону и выстоять.

Глава четвёртая. Без вести.

Когда муж ушёл на войну, Татьяне совсем стало тяжело беременной управляться с хозяйством, смотреть за детьми, а ещё и работать. Мать тяжело болела и уже почти не ходила. Отец постоянно находился около неё. И свёкор Григорий с женой стали, как могли, помогать Татьяне. Золовка Аня, сестра Сани, приходила иногда помочь. В сельсовете жёнам фронтовиков стали давать пособие, и стало полегче.

Письмо от Сани Татьяна получила в августе. Писал, что только обучают. На передовой ещё не был. Что любит и помнит. Что вернётся домой с победой. И чтобы поцеловала детей. Аня тоже получила письма от Петра и от Ивана для родителей. А когда Татьяна навещала больную мать, отец читал письмо от Василия.

В сентябре Татьяна разродилась девочкой. Назвали Галиной. Но на одно пособие не проживёшь с тремя детьми, и Татьяна сразу начала работать. Дочку привязывала к себе и работала.

Все ждали писем с фронта. Но в октябре в деревню пришла первая похоронка. И с этого дня люди уже не бежали навстречу почтальону, а ждали, и с надеждой, и со страхом. Чью он назовёт фамилию. В чей дом придёт весть.

Когда мужики ушли на войну, председатели не смогли организовать нормальную работу без мужиков, и почти все колхозы план не выполнили. Но арестовывать председателей не стали. Провели разъяснительную работу и наказали. Как результат, колхозникам за работу не заплатили. Но люди всё равно несли в сельсовет всё, что могли, тёплые носки, штаны, кофты, соленья, варенья, всё, что могло приблизить победу. И всё это отправлялось бойцам на фронт.

В ноябре Татьяну вызвали в сельсовет. Председатель пригласил пройти в кабинет и сесть, – А что, Татьяна, ты давно не получала писем от мужа своего?

Татьяну чуть не хватил удар, но она взяла себя в руки, – Неужели, похоронка. – подумала она.

– В августе последнее было, – Татьяна сжала пальцы и напряглась.

– Да ты не нервничай, успокойся, неизвестно пока что с ним. Вот, – и председатель протянул бумагу.

Татьяна взяла и стала читать, – "Извещение. Ваш муж красноармеец Ожегов Александр Григорьевич, уроженец… находясь на фронте, пропал без вести в сентябре 1941 г. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии…"