За пределом жестокости

– Я сейчас же займусь этим делом, – сказал он. – А к утру сообщу вам о результатах.

– Что ж, это разумно. Желаем удачи. Надеемся, никаких недоразумений больше не будет.

– Я тоже на это надеюсь, – буркнул Бекас.

Он повесил трубку и устремился к ближайшему метро. К брату нужно было ехать едва ли не до конца Замоскворецкой линии.

Нельзя сказать, что Бекас успокоился, но, спустившись в теплое, ярко освещенное метро, некоторое душевное равновесие он все-таки обрел. Людей здесь было очень мало. В его вагон вообще никто не сел, и этот факт воодушевил Бекаса.

Он опустился на сиденье и под грохот колес постарался как следует расслабиться. Впереди его ждали трудные испытания, и нужно было выйти из них с честью.

Первым испытанием стал, конечно, разговор с братом. Но, к удивлению Бекаса, на этот раз все прошло гладко. Несмотря на поздний час, Аркадий поворчал, но ключи от машины выдал. На байку о романтическом свидании, которую вовсю эксплуатировал теперь Бекас, купился без разговоров. Даже пошутил на эту тему.

Бекас сел в серые «Жигули» брата и поехал куда глаза глядят. Однако выбрать место для тайника оказалось непростым делом. Бекас даже не представлял себе, насколько трудно спрятать то, что лежало у него за пазухой. Водосточная труба? Мусорный ящик? Камера хранения? Или слишком ненадежно, или у всех на глазах, или слишком мудрено. А главное было в том, что у Бекаса не было никакого опыта в подобных делах, и, как пуганая ворона, он шарахался от каждого куста. Любой огонек в зеркале заднего вида ввергал его в панику и заставлял обливаться потом. Слежка мерещилась ему повсюду. Каждая ложная тревога заставляла его то напрягаться, то вздыхать с облегчением, но оптимизма все равно не добавляла.

Только выбравшись за пределы Москвы, Бекас вздохнул с некоторым облегчением. Он остановился у обочины на темном полупустом шоссе и с замиранием сердца стал смотреть, как проносятся мимо него равнодушные машины. Дождь здесь был гораздо слабее, и вообще он уходил теперь куда-то к югу, а в северной части неба в просвете туч даже замерцала одинокая бледная звезда.

Никакой слежки за Бекасом больше не было, и он решил, что переборщил. Не стоило забираться в такую даль. Но раз уж забрался, то нужно скорее покончить с этим делом, избавиться от груза, который буквально жжет ему руки.

Бекас догадался, что привело его сюда и где он устроит тайник. Лет восемь назад, когда он мог еще считаться молодым и водил компанию с какими-то серыми бездарными людьми, которых называл друзьями (куда они все подевались?), они как-то раз заехали на шашлыки в прелестный уголок Подмосковья. Там была кудрявая березовая роща, наполненная солнечными бликами и прохладными тенями, заросший ряской пруд, в котором плавали кувшинки, и развалины старого поместья. Ходили слухи, что давным-давно в нем жил граф. Фамилию графа Бекас, конечно, не помнил, но романтическое тихое место произвело на него большое впечатление. Подсознательно оно отложилось в его памяти как надежное и безопасное, и теперь память привела его сюда.

В его представлении заключалось обычное для человека противоречие. В принципе разоренное поместье никак не должно было связываться с надежностью и безопасностью, но тем не менее связывалось. Бекас направил туда машину, исполненный доверия к этому месту.

Пять минут езды по проселочной дороге – и он был на месте. Как ни странно, здесь почти ничего не изменилось. Только березовая роща как будто стала гуще, и еще запущенней стал пруд, но тишины и покоя от этого только прибавилось.

Бекас остановил машину, отыскал в бардачке старый полиэтиленовый пакет и тщательно завернул в него коробочку с «носителем информации». Еще он нашел электрический фонарик, который был сейчас как нельзя кстати. Потом вылез наружу и пошел вдоль пруда к белеющим в темноте развалинам.

Дождь прекратился. Влажный ветер трепал верхушки берез, которые печально вздыхали. Бекас раздвинул высокие побеги травы и проник в укромный уголок, ограниченный с трех сторон полуразрушенными кирпичными стенами. Когда-то это было гостиной в господском доме. В углу даже камин сохранился, с облицовкой, которую не смогло отшелушить время. Труба камина упиралась в остаток потолка и, видимо, должна была идти еще выше, но от второго этажа практически ничего не осталось.

Впрочем, Бекасу был не нужен второй этаж. Радуясь, что заветное место за эти восемь долгих лет почти не подверглось переменам, Бекас приблизился к останкам камина. В темноте это было не слишком просто сделать. Вместо пола под ногами была чудовищная мешанина из сгнивших балок, камней, обломков керамики и буйной травы. Бекас пробился через все это и присел возле жерла камина.

Последний огонь отгорел в нем, наверное, сто лет назад, и теперь даже легкого запаха гари не осталось в камине. Однако когда Бекас полез внутрь и принялся шарить рукой в трубе, то, кроме плесени и паутины, он вымарал пальцы в слежавшейся, рыхлой и влажной, как штукатурка, саже. И не только пальцы – пиджак и рубашка были перепачканы тоже. Охваченный досадой, Бекас не стал больше мудрить – найдя первое попавшееся углубление в каменной кладке, он запихал туда завернутый в полиэтилен носитель. Дело было сделано.

Бекас поднялся и попытался вытереть руки пучком мокрой травы. Он вдруг почувствовал чудовищную усталость. Этот вечер высосал из него все соки. Вместо необременительной прогулки по набережной получилось целое путешествие, полное опасностей и страхов. Но теперь можно было ехать домой.

Бекас настолько устал, что решил больше не мудрить и позвонить заказчикам с телефона-автомата, который находился около его собственного дома. В конце концов, шел третий час ночи, никто за ним больше не следил, и следили ли вообще – сейчас представлялось в большой степени сомнительным. Нужно было кончать с этим делом. Бекасу хотелось спать, но перед этим еще нужно было принять горячую ванну и хорошенько взбодриться коньячком – заветная бутылочка стояла у него в баре. Утро вечера мудренее.

Он остановил машину на углу и вышел. Повсюду серебрились лужи. Его девятиэтажный дом был погружен во тьму. Соседи спали. На перекрестке желтым глазом подмигивал фонарь. Ветер волок по небу рваные тучи. На тротуарах было пустынно. Прятаться было не от кого.

Бекас подошел к телефону, сунул в щель карточку, набрал номер. Клиент откликнулся сразу – видимо, тоже еще не ложился.

– Дело сделано, – устало сказал Бекас. – Я оставил товар в развалинах. Романтическое место. Очень живописный уголок и совсем недалеко от Москвы…

– Координаты! – перебил его заказчик. – Не нужно лирики!

– Координаты… Значит, так, выезжаете из Москвы по…

Он внезапно осекся. Озираясь по сторонам, Бекас неожиданно увидел тень человека, стоящего возле девятиэтажки. Но не это было самым страшным. Куда страшнее показалась ему фигура, неуловимо промелькнувшая где-то совсем рядом – кто-то крутился около него и ловил каждое слово. Бекаса мгновенно прошиб пот.

– Я не могу говорить, – сквозь зубы буркнул он и нажал пальцем на рычаг.

С телефонной трубкой в потном кулаке он стоял на месте и медленно озирался по сторонам. Сердце бешено стучало. «Все пропало! – мелькнуло в голове. – Они караулили меня возле дома, а я, как последний лох…»

Из темноты вывернулась гнусная молодая физиономия, выбритая до скрипа. Холодные глаза, косая сажень в плечах, костюмчик, сидящий слишком кургузо, чтобы называться хорошим. Молодой надвинулся на замершего Бекаса.

– Что же вы примолкли, господин Бекас? – кривя губы, проговорил незнакомец. – Думали заморочить нам голову? Не на тех напали. Рано или поздно вы должны были попасться.

– Кто вы такой? – с ужасом произнес Бекас, вжимаясь спиной в телефонный аппарат.

– Я тебе объясню, кто я такой! – уже грубо сказал молодой человек и коротко кивнул. – Но сначала ты нам исповедуешься! Облегчишь свою подлую душу! Пошли!

Он нетерпеливо протянул руку – слишком нетерпеливо, на сто процентов уверенный в своем превосходстве, – и, как водится, поторопился. Силенка у Бекаса всегда имелась, а отчаяние только удвоило ее. Зажатой в кулаке телефонной трубкой он двинул парня в челюсть, а когда голова у того запрокинулась назад, еще и пнул хорошенько ногой в пах.

Путь был свободен. Брошенная трубка моталась на проводе, а Бекас уже бежал что есть духу к дому. Но от дома наперерез ему мчались двое, настроенные очень решительно. Поняв, что его вот-вот перехватят, Бекас бросился в сторону и успел запрыгнуть в машину прежде, чем его настигли. Взревел мотор, и Бекас погнал «Жигули» буквально куда глаза глядят.

Преследователи недолго казались растерянными. Через несколько секунд они уже выгнали со двора автомобиль и начали погоню.

Вся решимость Бекаса давно испарилась. Он не имел понятия, куда бежать и где прятаться. Бекас был в тупике. Его гнал вперед безотчетный всеобъемлющий страх. В районе Остоженки у старых «Жигулей» отказали тормоза. Бекас не справился с управлением, выехал на Пречистенскую набережную, дважды перевернулся и вместе с машиной рухнул в воду.

Глава 2

Гуров остановил машину на повороте дороги и, заглушив мотор, повернулся к жене.

– Послушай, мне ужасно не хочется показаться занудой, но, может быть, нам действительно лучше вернуться? – сказал он. – Время еще не позднее, и мы можем закатиться в какой-нибудь тихий уютный ресторанчик. На твой вкус, а? В самом деле, сейчас я чувствую себя неловко.

– Что же тут неловкого, Гуров? – певучим голосом произнесла жена. – Мы едем в гости. К интересному человеку. Самое обыкновенное дело. Максим Левитин – один из моих любимых певцов. Редкий талант у человека, между прочим. Одинаково прекрасно поет эстрадный репертуар и классику. В наше время такие люди редкость.

– Вот и я о том же, – вздохнул Гуров. – Ты – знаменитая артистка Мария Строева, он – редкий талант. Левитин – это имя! Для вас такая вечеринка – обычное дело. А мне-то что там делать? Боюсь, мне придется играть роль эдакого экстрасенса поневоле…

– Перестань! – нахмурилась Мария. – Вечно ты все преувеличиваешь. Ну да, сейчас в моде все таинственное, все мистическое. Но это же игра! И потом, ты ведь уже обозначил свою позицию. Ты ориентируешься на факты, и твоя позиция неколебима. Мне кажется, это может вызвать только уважение. Никто не будет требовать от тебя невозможного.

– То есть чтобы я поверил в существование привидений? – усмехнулся Гуров. – Ну, спасибо! А мне кажется, все будет с точностью до наоборот. Так как неизвестно, о чем со мной, ментом, разговаривать, то меня будут убеждать в существовании духов. И будут делать это очень активно, чтобы не показаться невежливыми. Не уверен, что это именно то, чем мне хочется сейчас заниматься.

– А я думаю, ты преувеличиваешь, – сказала Мария, но в тоне ее не было убежденности. – Я думаю, разговоры будут самые разные, и ты сможешь выбрать что-нибудь по душе. Если ты заговоришь с Левитиным о его творчестве, то, уверяю тебя, он ни разу не вспомнит ни о каких привидениях.

– Ну, это ты точно ошибаешься! – покачал головой Гуров. – Забыла, как звучало приглашение? Да и когда Левитин лично напоминал о сегодняшнем приеме по телефону, он совершенно недвусмысленно повторил, что у меня будет возможность заняться поисками привидения в его поместье… Кстати, что за противное слово – поместье! Я к нему никогда не привыкну.

– Положим, Левитин заработал свой капитал честным трудом! – повысила голос Мария. – Гастроли, записи, продюсерская деятельность… И слава богу, что труд артиста стал наконец достойно оплачиваться.

– Слава богу, – пробормотал Гуров. – Кстати, я не сказал, что Левитин не заработал свое поместье. Я сказал, что никогда не привыкну… Одним словом, мы все-таки едем?

– Разумеется!

Гуров еще раз вздохнул и завел мотор.

С известным певцом и продюсером Левитиным, песнями которого Гуров заслушивался еще в дни своей молодости, он познакомился благодаря своей жене на одной из презентаций. Левитин представлял свой очередной продюсерский проект.

Молодящийся Левитин не растерял ни жизнелюбия, ни энергии. Он сыпал остротами и целовал руки женщинам. Марии Строевой он уделил особенное внимание. И не только потому, что за нею тянулся шлейф популярности. Судя по всему, он искренне восхищался ею как женщиной. В шуточной форме он даже посетовал на то, что Мария замужем, но тут же постарался расположить к себе и Гурова, вступив с ним в оживленную беседу обо всем на свете. Именно в ходе ее Гуров узнал, что Левитин достраивает в Подмосковье жилой дом, а вернее, целое поместье.