Последнее предупреждение Гурова

– А так. Про Кота слышал?

Довольный, что без каких-либо специальных «наводок» с его стороны Крячко сам вышел на нужную тему, Гуров с равнодушным видом спросил:

– Это тот, что в авторитете?

– Он самый. Неуловимый наш. Уж сколько за ним гоняемся, и все впустую.

– И ты гонялся?

– Было дело. По нему столько народу работало – проще сказать, кто не гонялся. Разве что ты вот только этой участи минул. Умудрился как-то.

«Не потому ли утекает информация, что так много народу», – между тем про себя думал Гуров, а вслух спросил:

– И что, снова не поймали?

– Представь себе! Была информация, что к другу он вчера вечером приезжал на праздник. Бал-маскарад какой-то там у них, костюмированный. Вот под этим соусом Кот туда и явился. Типа – я в костюме, меня никто не видит.

– В костюме кота?

– Нет, другого кого-то. Кота – это уж больно хорошо было бы. А он нет. Арлекином, кажется, нарядился. Да, Паша говорил, Арлекином.

– Какой Паша?

– Сидельников, майор. Да ты его знаешь. Он на задержание выезжал. Говорит, прямо перед операцией вызвали, дали адрес – езжай. Не объяснили, не предупредили. Сказали, человек в костюме Арлекина. Синий с красным. Ромбы. Он эти ромбы-то сцапал, маску снял, а там салага какой-то. Мальчик. А этот друг-то, хозяин банкета, понял, что органы в лужу сели, осмелел, давай кричать. И праздник-то ему испортили, и жаловаться-то он будет. Паша, бедный, приехал, чуть не плачет. Там у них вся эта петрушка, похоже, на видео снималась, теперь, говорит, носу никуда нельзя будет показать. Звездой сделался.

– Да, неприятно, – проговорил Гуров, отмечая про себя полезную информацию. – А что это за друг такой? Если Котов так запросто к нему ездит, может, стоит с ним поработать?

– А кто тебе сказал, что он к нему ездит? Это ведь информация – из источников неофициальных, сам понимаешь. А на месте ничего не нашли. Никого, точнее. Вот и работай тут. Формально – ни одной зацепки, не к чему придраться даже. Говорю тебе – еще мы же и виноваты останемся. Вот нажалуется этот друг в Гаагу куда-нибудь, наговорит про права человека с три короба, узнаем мы тогда.

– А неформально? Известно, зачем Котов приезжал? Уж, наверное, на такой риск шел не затем, чтобы водки выпить со старым другом.

– Насчет этого не знаю, я по Коту, в общем-то, уже не работаю. Но предположить могу. Чует он, что вокруг него жареным запахло, вот и мечется. Знает, что взялись за него серьезно и если чего-нибудь экстренного не предпринять – рано или поздно все равно достанут. А ему этого, сам понимаешь, очень не хочется. Поэтому мыслю так, что отвалить он хочет куда-нибудь подальше, убраться из зоны доступа. А у Полонского у этого, у друга-то, которого он вчера навещал, у него хороших знакомых – без счету. И все полезные. И здесь, в стране, и за границей связи. Ему левую ксиву сварганить – все равно что справку на больничный выписать. Пара пустяков. Я когда по Коту работал, сталкивался с его деятельностью. Мельком. Такой жук, похлеще самого Андрюши будет.

– На то они и кореша.

– Вот-вот. Тому-то сейчас «светиться» опасно, нет у него возможностей бурную деятельность разворачивать. А этот ничего, может. Сделает пару паспортов на разные фамилии да и отправит закадычного дружка куда-нибудь в Зимбабве загорать. Или еще куда, с кем у нас соглашений о выдаче нет. Ищи его потом свищи. А по его делу, считай, вся контора почти год трудилась.

– Обидно будет.

– Еще бы.

– Как же так получается, что он все время уходит? – перебирая бумаги на столе, как бы невзначай поинтересовался Гуров.

– Да по-разному получается. У него чуйка как у зверя, даром что Котом прозвали. Хотя и оберегает себя тоже. Не плошает и сам, как говорится, не только на чуйку надеется. Если куда-нибудь «во внешний мир» вылазит, территорию всегда снайпер контролирует. Мы не знали сначала. Но как-то на одной операции – тоже вот захват такой был, неудачный – одного из группы наповал уложили. Видать, на опасное расстояние он к Андрюше приблизился, сам того не подозревая. Ни выстрела никто не слышал, ничего. А в башке у парня – дырка. И так аккуратно, ты знаешь, прямо посередине лба. Ребята рассказывали.

– Профи.

– Не иначе. Так что после этого случая ясно стало, что с этим Котом надо всегда ухо востро держать. Потому что у него, как выяснилось, и с тыла всегда сюрпризы готовы, не только с фронта.

– Сложная фигура этот Кот, – сентенциозно отметил Гуров.

– Еще какая! – с готовностью поддержал Крячко. – Говорю же – чуть ли не все управление в его деле отметилось.

– А постоянный там есть кто-то? Не все же так – пост сдал, пост принял.

– Как же, есть и постоянный. Степанов это дело ведет, Леня. Повесили на него ярмо, на бедного, теперь тащит. Это, говорит, наверное, крест мой за грехи.

– Это тот, что пожар у нотариуса расследовал?

– Он.

– Толковый мужик.

– Согласен, – кивнул Крячко. – Вот хоть бы с пожаром с этим. С виду-то и дельце самое незатейливое было, а потом помнишь, сколько всего там всплыло? И все эти ниточки Леня до победного конца раскрутил, хотя и «верхи» не хотели, и «низы» не могли. А он сделал. Все по местам расставил. Все точки.

– А теперь, в виде поощрения, раскручивает Котова?

– Выходит, что так.

– Похоже, хорошо работать невыгодно.

– Ой, не говори! – расхохотался Крячко. – Просто не в бровь, а в глаз. Нужно будет взять на заметку это ценное замечание. Хотя насчет Лени здесь шутки-то не очень уместны. На него сейчас навалилось – прямо со всех сторон. И дома несчастье, да еще и на работе с Котом с этим проблемы одни.

– А что такое? С родственниками что-то? – поинтересовался Гуров.

– Сын у него заболел. Младший. Да что-то тяжелое, сложное там. С головным мозгом. Я особо не вникал, сам понимаешь, о таких вещах неловко расспрашивать. Так, мимоходом парой слов перекинулись. Он говорил, что операции нужны. Сложные да дорогие. Нейрохирургия. Наши сделали, да неудачно что-то, не только не помогло, а еще хуже стало. Возил за границу на обследование, там тоже сказали, что нужна операция, да теперь и не одна еще, потому что положение ухудшилось. А это, сам понимаешь, деньжищи страшные, не говоря уже о том, сколько хлопот одних. Вот и мучается. Так что, прямо скажем, повернулась судьба к человеку совсем не лицом. Испытывает на прочность.

– Тяжелые времена.

– Именно. Эх, заболтался я с тобой, Иваныч, а мне ведь тоже работать надо.

– Смотри не переусердствуй. А то заметят твое рвение и подсунут нераскрываемое что-нибудь. Будешь, как я, мучиться.

– А то у меня их нет, нераскрываемых-то этих. Вон, в столе – любую папку бери. «Глухарь» на «глухаре». За каждой грошовой уликой по полгода бегаешь. Как в той сказке – семь каменных башмаков истопчешь. А толку – чуть. Никакого морального удовлетворения от любимой работы.

– В службу досуга позвони.

– Точно! Как это я сам не догадался? Послушай, Иваныч, а тебе, похоже, беседы с начальством идут на пользу. Смотри-ка, у тебя сегодня – озарение за озарением. И насчет вреда излишних рвений, да и сейчас вот. Просто перлы выдаешь.

– Приятно, что есть кому оценить.

Обменявшись финальными колкостями, друзья разошлись каждый по своим делам, начав новый напряженный рабочий день.

Садясь в машину, Гуров анализировал информацию, полученную от Крячко, и делал начальные предположения.

Следователя Степанова он знал хорошо. Тот давно работал в управлении и имел репутацию человека вдумчивого, серьезного и дотошного. Любое самое безнадежное дело он рано или поздно доводил до логического завершения и с полным основанием мог заявлять, что нераскрытых у него нет. Преступление, совершенное несколько лет назад и совсем, казалось бы, позабытое, надежно хранилось в памяти следователя Степанова, дожидаясь своего часа. Незначительный полунамек, любая зацепка, малейшая оплошность или неосторожное слово неожиданно могли дать решающую подсказку внимательному следователю, и, сколько бы ни прошло времени, вся картина давнего злодейства раскрывалась перед ним как на ладони.

Заподозрить, что такой человек начал работать на два лагеря, было немыслимо, и тем не менее Гуров понимал, что основания для таких подозрений есть. Странное совпадение тяжелой, требующей больших финансовых затрат болезни сына с постоянными неудачами в поимке важного и, несомненно, располагающего солидными финансовыми ресурсами преступника наводило на серьезные и невеселые размышления.