Мертвопись

– А он, как бывший «афганец», в их объединении не состоял? – поинтересовался Гуров.

– Ну, он же вековечный одиночка… – покачала головой Таисия. – Правда, потом, после того как подарил картину, иногда к ним наезжал.

– А что на ней было изображено? – негромко спросила Мария.

– Бой, схватка с душманами. На переднем плане лежит смертельно раненный мальчишка-срочник. Он смотрит в небо, но, глядя на его лицо, сразу понимаешь, как ему хочется жить, как он хочет напоследок увидеть маму… – Таисия тягостно вздохнула.

Виталий ей рассказывал, что до Афгана он рисовал весьма посредственно. Он считал, что талант в нем пробудился после третьего, самого тяжелого, ранения. Лунный не помнил, что с ним было и где он был, когда его накрыло залпом душманского миномета. Никаких «световых туннелей» не запомнил – ничего. Была лишь одна чернота, непроглядная темень, полное небытие. А когда очнулся, увидел лежащий рядом с ним на тумбочке карандаш и листы бумаги – все это оставил кто-то из выписавшихся раненых. И ему вдруг очень захотелось нарисовать все то, что он видит в окно. Кое-как приподнявшись, он взял с тумбочки бумагу, карандаш и нарисовал. Все, кто был рядом, от удивления впали в ступор – как здорово у него получается. Вот так, был уверен Лунный, он и стал художником…

На вопрос Станислава, осматривала ли Таисия тело Виталия в гробу после того, как его привезли из центральной райбольницы, находила ли она следы вскрытия, женщина лишь беспомощно развела руками:

– Нет, это было выше моих сил. Ну, так районные врачи же дали свое заключение? В бумаге было написано, что смерть наступила из-за остановки сердца.

Немного поколебавшись, она призналась, что ей и поныне чудится, будто Виталий хоть и умер, но все равно каким-то чудом до сих пор жив.

– Понимаю, что это не так, что его нет, а услышу где-то за окном чьи-то шаги, и – сердце аж заходится: он идет!

– М-да-а-а… – Крячко ущипнул себя за мочку уха. – Все же напрасно вы его не осмотрели… А что, если его не вскрывали? И если он выглядел спящим, то с похоронами стоило бы и повременить…

Слушая его, Таисия вдруг побледнела, ее глаза расширились, и она, покачнувшись, едва не упала на пол. Опера вовремя успели подскочить к ней с обеих сторон и подхватить под руки, после чего осторожно усадили на диван. Прижав руки к груди, Таисия, покачала головой:

– Вы подозреваете, что его могли похоронить живым? О боже!.. Вообще-то я и сама не раз об этом думала! Но гнала эти мысли прочь, вроде того, пустая бабская блажь. А сейчас вот вдруг осознала: а ведь он и в самом деле был жив! Господи! Почему я им поверила? Почему их не остановила?!

– «Их» – кого вы имеете в виду? – уточнил Гуров.

– Местное начальство. Когда Виталия отвезли на медэкспертизу, наш староста Степаныч – мужик он тут авторитетный, конкретный – сразу всей деревне объявил: завтра Витальку привезут, завтра же его и похороним. Я хотела вмешаться, но… Кто я Виталию? Встречались мы с ним тайком – он не хотел огласки. И что бы я сказала? Мне кажется, что он жив? Ну, покрутили бы пальцем у виска… А его и в самом деле похоронили живым – это я теперь точно поняла. Скажите, это ведь правда, что те, кого похоронили живыми, в гробу переворачиваются, чтобы надавить спиной на крышку гроба и попробовать выбраться?

Приятели молча переглянулись, и каждый в глазах другого прочитал: «Вот, надо же было затронуть эту тему! И что теперь делать?!! Как бы от переживаний рассудком не повредилась…»

Словно подтверждая их мысли, Таисия чуть слышно произнесла:

– Я же теперь жить не смогу!.. Я с ума сойду, думая о том, что Виталю могли похоронить живым. О боже! Слушайте… Вы же в полиции работаете? Вы мне не поможете получить разрешение на то, чтобы… Ну, как это называется? Ну, когда умершего выкапывают?

– Вам нужно разрешение на эксгумацию его тела? – понимающе переспросил Лев.

– Да, да! Именно так! Вы поможете?

– Таисия Николаевна, – покачал головой Стас, – а для чего вам это нужно? Ведь в любом случае он… не жив. Что вам это даст?

Чуть раскачиваясь из стороны в сторону, женщина сбивчиво пояснила, что все она понимает, но ее невыносимо гнетет и мучает вопрос: был ли он жив в момент погребения? Если не был, то она закажет в церкви большой молебен и будет дальше жить спокойно, с облегченной душой. А если нет… Да, разумеется, для нее это станет страшным ударом. Но она хотя бы перестанет терзаться неизвестностью.

– От кого-то я слышала такое выражение: лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Для меня лучше будет пережить этот ужас, отплакать, откричать… Но это в любом случае будет означать конец неизвестности. Вы поможете? – жалобно спросила Таисия.

– Да, мы поможем! – твердо пообещал Лев, проигнорировав запредельно недоуменный взгляд Станислава (зачем обещаешь невыполнимое?!!). – И пара последних вопросов. Если у вас с ним родился общий ребенок, почему вы не жили вместе? За день, за два до того, как он умер, вы не припомните, к нему кто-то приходил?

Таисия пояснила, что несколько раз предлагала Виталию переехать к ней – у нее и дом побольше, и быт получше налажен. Но причина его нежелания была все та же: он был и хотел остаться одиночкой, так как с юности привык жить один. Ну, а она, уловив в Лунном такие черты, как нелюдимость и склонность к полному одиночеству, даже забеременев, старалась их отношения не афишировать. И даже родив, никому не сказала, кто отец ребенка. Хотя, если по совести, это было своего рода «секретом Полишинеля» – вся деревня и так знала, от кого она родила второго.

– Знаете, мне хватало и того, что мы с ним время от времени встречались. Мне не надо было просить его о помощи – он сам как будто чувствовал, когда мне нужны были деньги. Кстати, на первого моего сына Ванюшку он всегда давал денег, как своему родному. И игрушки ему покупал, и к школе помог собраться… А что касается посторонних, кто мог побывать у Виталия перед тем, как его не стало, то я, к сожалению, те два дня постоянно была в бегах. То работа, то Ванюшка сильно ушибся, сидела с ним… Хотя да, я слышала, что к нему кто-то приходил… Знаете, если вас это интересует, я обязательно всех в деревне расспрошу – вдруг кто-то это вспомнит? Только, пожалуйста, не забудьте о моей просьбе…

Оставив ей визитку, компания отправилась в Проклово. И даже когда Савиновка осталась далеко позади, в машине продолжался еще там начатый разговор. Крячко, лишь только сев в свое авто, с упреком спросил у Льва:

– Лева, ну, зачем ты пообещал этой бедолаге эксгумацию? Ты же сам знаешь, какие с этим осложнения! А она теперь будет надеяться…

– А я пообещал не с пустого… У меня появилось подозрение, что Лунного могли отравить, тем более что есть кому его ненавидеть и желать ему смерти. Поэтому в Проклове сейчас надо будет встретиться с медиками и выяснить результаты вскрытия. Если только оно проводилось. Заодно пообщаемся нашими здешними коллегами. Ну, и в музее, понятное дело, побываем… – с улыбкой взглянул он на Марию, задумчиво смотревшую в окно.

– То есть ты решил взяться за это дело… – В голосе Стаса звучали нотки упрека и некоторого разочарования.

– Да, скорее всего… – уверенно кивнул Гуров. – Правда, не знаю, как на это посмотрит Петро. Но, на мой взгляд, эксгумировать Лунного нужно обязательно – пусть его происследует Дроздов. И если в его останках обнаружится яд, какой-нибудь токсин, то тогда надо будет возбуждать уголовное дело по статье «Умышленное убийство».

Пожав плечами, Станислав издал неопределенное «Хм-м-м-м…», после чего с сомнением в голосе спросил:

– А ты уверен, что через три года в останках Лунного еще хоть что-то можно найти? Я понимаю, что неорганические яды, типа соединений ртути и мышьяка, выявить можно и через тридцать, и через триста лет. Но если его отравили чем-то типа опиатов? Они за три года в трупе сохранятся?

– Знаешь, хороший эксперт сможет выявить все, что угодно, – убежденно парировал Гуров. – Помнишь, был случай, когда отравили банкира Отпорова? Прошло два года, как его похоронили, а наша лаборатория все равно смогла установить наличие следов ядовитого подвида гриба паутинника. И его жена с любовником сели как организаторы и исполнители убийства. Посмотрим! Мне кажется, тут тоже что-то должно нарисоваться.

Он повернул голову к Марии и спросил:

– Наверное, уже жалеешь, что поехала с нами? Да, в нашем деле оптимистичная информация бывает редко. Чаще – сплошной негатив…

– Нет, не жалею… – На лице Строевой промелькнула слабая тень улыбки. – Даже наоборот, почувствовала себя причастной к реальной жизни, ко всем ее сторонам. Да, и к грустным в том числе. Наверное, надо почаще ездить в провинцию и знакомиться с жизнью тех, кто там проживает постоянно. Я только сейчас ощутила, как далеко все это от нашей, я бы так назвала, «пластмассовой» столичной жизни. Здесь если любят – так любят, если ненавидят – так ненавидят. Я только сейчас вдруг уловила, какой должна быть моя героиня в нашей новой постановке. Я долго искала ее образ и никак не могла найти. А тут – вот он, готовый, как бы созданный для сцены: простая сельская библиотекарша Таисия, пережившая две жизненные драмы, потерявшая двух любимых мужчин…

«Мерседес» Станислава проворно мчался по растресканному асфальту третьеразрядной внутрирайонной трассы. Мимо проносились пруды и озерца, над которыми кружились какие-то птахи наподобие луговых чаек. Уже покрывшиеся густой зеленью перелески колыхались под порывами ветра. По виднеющейся в отдалении железной дороге длинной зеленой гусеницей катил поезд… Еще минут через десять пути впереди показались ряды пятиэтажек. Взглянув через салонное зеркало заднего вида на Марию, Крячко поинтересовался:

– Ну, и куда мы для начала двинемся? Я бы поехал к эскулапам… Или в музей?

– Да нет, едем к лекарям… Где тут центральная райбольница? – Гуров сунул руку в карман, но Мария его опередила:

– Уже ищу… – пошарила она в своем смартфоне. – Вот, улица Сосновая, если смотреть по интернет-карте – больница где-то в самом ее конце. Нам сейчас нужно ехать прямо, потом на улице Клары Цеткин свернуть вправо, затем снова влево, на Сосновую.

– Оч-чень хорошо! – прокомментировал Станислав, огибая маршрутный автобус, остановившийся у павильона автобусной остановки для высадки и посадки пассажиров.

Главврач райбольницы визиту оперов очень удивился и даже несколько был им встревожен. Он внимательно выслушал нежданных гостей, которых с какой-то стати заинтересовали обстоятельства кончины и погребения жителя заурядной деревни, пусть даже он и самодеятельный художник. Нет, в самом деле! Тут, случается, такие люди прощаются с этим миром!.. О-о-о! И крупные бизнесмены, и чиновники, и (что уж там лицемерить?!) крупные представители криминального мира… Их смерть – это да, это событие! А десятки и сотни кончин рядового сословия – это всего лишь заурядная, скучная статистика…

Но тем не менее он старательно ответил на вопросы визитеров, хотя и несколько пространно, с некоторым даже пафосом. По его словам, сам он не в состоянии чисто физически контролировать патологоанатомическое освидетельствование каждого усопшего. Их в иные дни (преимущественно после праздников) везут по несколько человек. А специалистов такого профиля – поди поищи! А три года назад, когда умер тот савиновский художник, здесь и вовсе работал выпивоха и бездельник. Он мог по несколько дней вообще не появляться на работе. А потом, когда все-таки выходил, проводил вскрытия «ускоренно-групповым» методом. Это означало, что он лишь формально осматривал тела и, якобы проведя вскрытие, писал «потолочные» заключения. Поэтому не редкостью было такое, что погибший в ДТП оказывался умершим от цирроза печени, а жертва падения с высоты – скончавшимся от рака легкого.

– В прошлом году мое терпение лопнуло, и я его с треском выставил с работы. Благо удалось найти другого специалиста. Поэтому дать гарантии на сто процентов, что художник из Савиновки был вскрыт, я никак не могу. Может быть, его и в самом деле не вскрыли. Может быть! Не исключаю… – сокрушенно развел руками главврач.

Опера вышли из административного корпуса крайне раздосадованными и раздраженными. Так или иначе, но их худшие предположения подтверждались. Мария, которая осталась сидеть в машине, по их виду сразу поняла, что результаты визита далеки от того, какой они ожидали. Узнав о том, что ситуация с уточнением факта смерти Лунного осталась неопределенной, она тоже не на шутку огорчилась и чуть слышно произнесла:

– Выходит, его и в самом деле могли похоронить живым?

– Чисто теоретически! – попытался успокоить ее Гуров. – Реально это было и остается под большим вопросом!

– Лева, я все это понимаю… – На лице Марии промелькнула грустная улыбка. – Но душа у меня все равно не на месте. Она словно попала в какие-то тиски и не может из них вырваться. Теперь я тоже буду настаивать на том же, на чем настаивала и Таисия: вскрыть могилу и проверить, отчего и как умер Виталий Лунный. Хорошо? Если получится так, что Петр Орлов будет против, скажи, что я тоже на этом настаиваю. Если, конечно, мое мнение для него что-то значит…

– Твое мнение?.. – многозначительно хохотнул Крячко. – Да твое мнение для него значит намного больше, чем мнение нас обоих с Левой. Честно, честно! Так что я тоже это предложение поддерживаю. И считаю, что нужно выполнить эту процедуру не позже чем завтра. Вот так! А то, может быть, и сегодня…

Следующий свой визит они нанесли в Прокловский райотдел. Здесь тоже были несколько ошарашены прибытием представителей главка. Из-за этого здание райотдела на какое-то время превратилось в разбуженный улей. Из кабинета в кабинет потянулись слухи и слушки. Всяк на свой лад интерпретировал то, ради чего к ним приехали «столичные шишки». Из разговора с начальником ОВД – моложавым, чернявым подполковником опера узнали, что здесь вообще не в курсе дела, что творилось и творится в Савиновке. Общий смысл сказанного подполковником сводился к одному: ну, есть же там участковый, ну вот, к нему и все вопросы. Хотя… Тот участковый, что работал три года назад, давно уже уволился и уехал в другие места. А тот, что работает сейчас, – совсем зеленый пацан, который едва смог изучить свою подведомственную территорию. Да и то, скорее всего, не до конца.