Уголовный шкаф

– А-а! – понимающе ответил Гуров.

Мужчина был одет очень неприметно. Темные брюки неопределенного покроя, темные ботинки, больше похожие и фасоном, и мягкостью на кроссовки. Черная куртка застегнута под самое горло. Он поднимался по лестнице неторопливо, размеренным шагом, опустив лицо с видом задумавшегося человека. Когда на следующем этаже остановился лифт, мужчина наклонился и перевязал шнурок на одном из ботинок.

Возле квартиры он остановился и долго вертел в руках ключи. То ли прислушивался, то ли думал о чем-то о своем. В тишине ночного подъезда ключ неслышно повернулся в одном замке, потом во втором. Дверь приоткрылась, и мужчина исчез в квартире. Дверь за собой он закрыл не сразу, постояв несколько секунд и прислушиваясь к звукам в подъезде. Потом дверь закрылась.

Вадим подвез мать к подъезду дома, остановился и, не выключая двигателя машины, сказал:

– Ну, давай, мам, я приеду поздно. Ты ложись, не буду тебя будить.

– Вадик. – Виола, с недовольным видом посмотрела на сына и покачала головой. – Как я не люблю эти ваши ночные мероприятия! Неужели все-таки нельзя все провести днем, вечером, я не знаю…

– Мам, а у вас в театре все эти капустники да посиделки за столом после премьер, они в какое время происходят?

– Вадим! – возмутилась Виола. – Мы взрослые, самостоятельные люди! И потом, это давняя театральная традиция. Не мы ее придумали, и не нам ее ломать.

– Мама, мне уже двадцать восемь. – Вадик наклонился и поцеловал мать в щеку. – Я уже очень самостоятельный, я предприниматель, у меня есть наемные работники, производство, которое я организовал сам. И у нас тоже есть традиции. Мам! Перестань, ну что ты за меня так волнуешься. Я когда-нибудь не приходил домой ночевать? Меня пьяного приносили друзья?

– Ох, не понимаете вы матерей, – привычно заговорила Виола. – Вот когда у тебя будут свои, ты вспомнишь слова матери.

– Мам! – притворно застонал Вадим.

– Ладно, езжай. Но учти, что спать я буду плохо.

Виола подставила сыну щеку для поцелуя, поправила прическу, поглядевшись в зеркало на внутренней стороне противосолнечного козырька, и, улыбнувшись, вышла из машины. Вадим помахал матери вслед и положил руку на рукоятку переключения скоростей. Но тут у него зазвонил мобильный телефон.

– Ленка, привет! Чего вы там?

– Ой, Вадик, выручай, – раздался в трубке звонкий девичий голос. – Лешка с Татьяной в «Метро» застряли. У них пятьсот рублей не хватило. Ты же все равно к нам мимо поедешь? Заскочи! Все равно быстрее будет.

– А где я их там искать буду? У меня Танькиного телефона нет. Она как симку поменяла, так и не дала мне новый номер. А этого ее Лешку нового я не знаю.

– Сейчас, Вадичка! – радостно затараторила девушка. – Я сейчас ее номер найду и перезвоню тебе. Подожди.

Вадим вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Татьяна ему нравилась давно. У них даже кое-что начиналось, но тут появился этот красавец Леша. Хлыщ! И главное, в компанию их он влился как-то сразу. Как уж проскользнул. Мысли о красивой Татьяне были грустными, и Вадик их решительно отогнал. А вот на то, что ему позвонила именно Ленка, а не кто-то еще, могло означать, что он ей нравится. Почему сейчас Ленка позвонила? Она с Татьяной даже не подруга. И назвала она его Вадичкой!

Размышления были приятными. Вадик решил, что стоит на Ленку обратить самое серьезное внимание, потому что ножки у нее были просто обалденные. Мысли о ножках заставили еще шире улыбнуться самому себе, и, когда зазвонил телефон, Вадик схватил его и тут же выпалил:

– Да, Леночка!

– Так, только мать высадил из машины, и все? – раздался в трубке голос Виолы. – Уже Леночка какая-то?

– Мам… – растерялся Вадик, – ты… чего?

– Вадим, я не найду ключи от квартиры! Всю сумочку перерыла. Может, я их тебе отдала? Ты вообще где?

– Мам, я у подъезда стою, жду звонка. Сейчас поднимусь.

Выключив двигатель, Вадим вышел из машины и с сожалением посмотрел на телефон в своей руке. Кажется, Лена позвонит теперь в самый неподходящий момент, когда мама будет рядом и легкий флирт и нежные интонации в голосе придется оставить. А намек на свой интерес к девушке ей лучше выразить сейчас, чтобы к его приезду она уже начала думать о нем и о том, что между ними может быть. А теперь, если Лена позвонит, когда рядом будет мать, придется ограничиться обыденным тоном.

Взбежав на свой этаж и на ходу доставая из борсетки ключи от квартиры, Вадик мысленно просил Лену пока не звонить. Еще несколько минут подождать. Мать ждала его у двери квартиры с таким видом, как будто все произошедшее было его шуткой. Пришлось клясться и божиться. Потом открывать дверь своим ключом, заходить в квартиру и на тумбочке в прихожей перетряхивать перед матерью свою борсетку. Ее ключей у него не было.

– Ладно, ладно, – махнула рукой Виола. – Езжай уж. Значит, я их в гримерке оставила.

Мужчина в черном в этот момент замер, стоя буквально на одной ноге в гостиной возле старинного шкафа. Он напряженно вслушивался в разговор женщины и ее сына в прихожей. Там горел свет. И светлая дорожка виднелась в проходе между аркой гостиной, дверями санузла. Мужчина, мягко ступая, подошел к арке и замер за стеной. Кажется, парень собирается уходить. И его долго не будет. И женщина останется одна.

От волнения неизвестный ощутил сильное сердцебиение. Тыльной стороной ладони он вытер пот со лба. Рука скользнула неслышно в карман куртки и вытащила нож с выкидным лезвием на пружине. Придерживая лезвие, чтобы не было щелчка, мужчина раскрыл нож. Осторожно выглянув из?за стены и убедившись, что его из прихожей от двери не видно, он сделал два тихих шага и оказался у двери в ванную.

Виола закрыла входную дверь за сыном и, напевая еле слышно модный мотивчик, сбросила с плеч плащ, повесила на плечики, сняла туфли и с наслаждением надела домашние тапочки. Поправив перед зеркалом волосы, она, продолжая напевать, прошла на кухню, щелкнула выключателем, и под потолком загорелся розоватый светильник, заливая кафель и стеклянный фартук над плитой и рабочей поверхностью ласковым, вкусным светом, который так нравился Виоле.

Щелкнув выключателем чайника, женщина направилась в комнату переодеваться. Но, выйдя из кухни, она замерла на месте. Холодная рука страха сжала все внутри, сделав ноги ватными, а сердцебиение редким… чуть ли не через раз. Дверь ванной была открыта! Всего две минуты назад Виола проходила из прихожей на кухню мимо этой двери. Она точно помнила, что дверь была закрыта. У Виолы в доме всегда был полный порядок, и такого безобразия, как неплотно прикрытые двери или неаккуратно зашторенные окна, у нее просто не могло быть. В принципе! А тут дверь, открытая сантиметров на тридцать. Сами они никогда не открывались, все двери устанавливались мастерами строго по уровню, исключительно вертикально.

Шум в прихожей и щелчки замка, которые она услышала, вывели Виолу из состояния тихого страха и ввергли в дикую панику. Бросившись на кухню, женщина рванула на себя выдвижной ящик, схватила два больших ножа для разделки мяса и рыбы и забилась в угол между окном и холодильником. Никогда еще стены этой квартиры и лестничная площадка не слышали такого истошного визга. Виола продолжала визжать, вдавливаясь в узкое пространство даже тогда, когда неизвестный, распахнув входную дверь, выбежал из квартиры…

Участковый уполномоченный старший лейтенант Саша Бойцов старался держаться солидно. Он чувствовал себя уже опытным сотрудником. Прошло полтора года с тех пор, как он, окончив юридический институт МВД, пришел работать в свой отдел полиции. И долго Сашка чувствовал себя младшеньким. И поначалу лейтенантские погоны, о которых он так долго мечтал, вдохновляли его, заставляли то и дело косить глазом на свое плечо. Но вот прошел год, и Сашка почувствовал, что ему как-то немножко стыдно оставаться лейтенантом. Как-то это мелко, как зеленый юнец.

И вот Сашке присвоили очередное специальное звание. Фактически с тремя звездочками он вышел из дома сегодня всего в четвертый раз. И все время ловил себя на том, что снова, как и после окончания института, ему все хочется скосить глаза на плечо, на новенький погон. Тем более что теперь он старший лейтенант. А старшие, как известно, они и в Африке старшие. Это уже не юнец, это уже признанное продвижение по службе, хотя и первое, самое маленькое. Но каждый встречный, если он не дурак, понимает, что раз присвоили человеку очередное звание, значит, достоин, значит, работает хорошо.