– Ольга Леонидовна, мы с вами видимся в первый и последний раз в жизни, так что представляться мне, я думаю, смысла нет. Я просто друг Марии Строевой, которая попросила меня вам помочь, и я обещал, а обещания свои я выполняю всегда. Ваши дочери и Мария в полнейшей безопасности, и я сейчас дам вам возможность посмотреть на них, а если они уже проснулись, то и поговорить. Условие очень простое: не спрашивайте, где именно они находятся. Поверьте, это делается в целях их же безопасности. Пока мы не будем точно знать, что опасность миновала, нужно быть очень осторожными. Вы согласны со мной?
Все время, пока он говорил, Болотина, не отрываясь, смотрела на него, а в ответ просто кивнула.
– Я рад, что вы со мной согласились, это намного облегчит мне работу, – продолжил Ольшевский. – Далее. Вы можете целиком и полностью доверять вашей новой охране, которая будет работать в больнице, в офисе и у вас дома до тех пор, пока ситуация не нормализуется. Следующее. После того как вы пообщаетесь со своими детьми, Михаил Яковлевич отправится к главврачу, чтобы все-таки выяснить, почему он дал приказ не сообщать в полицию о поступлении вашего мужа в больницу. Ну а мы с вами очень подробно побеседуем наедине – мне нужно знать в малейших деталях, что именно происходило с вашей семьей с тех пор, как на господина Болотина объявили охоту. Мне будут интересны ваши соображения, предположения, догадки, подозрения, да все что угодно, по этому поводу. Не возражаете?
Ольга в ответ опять только покивала, а Андрей Владимирович достал планшет, включил скайп и куда-то позвонил. Когда ему ответили, он спросил:
– Твои гости уже проснулись?
– Давно! Уже и позавтракать успели, а сейчас во дворе за кролем гоняются. Я им его специально из клетки выпустил, вот они его и ловят. Так в снегу вывозились все трое, что на снеговиков похожи. А уж хохоту! Визгу! На километр вокруг всех ворон распугали.
– Позови их, пожалуйста, – мать хочет на них посмотреть, – попросил Ольшевский.
Некоторое время Ольга слышала только звук чьих-то шагов, скрип дверей, а потом мужской голос позвал:
– Девки! Ходь сюды! Тут с вами поговорить хотят.
– Разговаривайте, – сказал Ольшевский, отдавая Ольге планшет.
Болотина впилась глазами в экран и, когда увидела раскрасневшуюся от беготни и мороза Марию с выбившимися из-под капюшона волосами, от величайшего облегчения рухнула на стул, а вот Мария, увидев ее, принялась успокаивать:
– Оля! Оленька! Не волнуйся! С нами все в порядке! Мы живы и здоровы! Девочки! Быстро! Сюда! Мама звонит!
Почти тут же появились прижавшиеся друг к другу головы запыхавшихся девочек, и Марина затараторила:
– Мама, а мы кролика ловим! А тут еще котята есть, и собачка…
– А мы сегодня козу гладили, – добавила Ирина. – А еще я лошадку яблочком кормила!
– Мама! Тут так здорово! Приезжай, а?
– Заканчивайте, – сказал Ольге Андрей Владимирович.
– Родные мои! Любимые! Самые дорогие на свете! Я постараюсь приехать как можно быстрее, – со слезами в голосе говорила Ольга. – А вы пока во всем слушайтесь Тему, не шалите, хорошо кушайте, тепло одевайтесь, чтобы не заболеть. А главное, помните, что мы с папой вас очень-очень любим. Целую вас, солнышки мои ясные!
– Мы тебя тоже любим, мама! И папу! И Тему!
– Все! – решительно сказал Ольшевский, отбирая у Ольги планшет, и выключил его.
– Спасибо! Спасибо огромное! – На это Ольшевский просто отмахнулся – ерунда, мол. – А сейчас, извините, мне надо умыться, – все еще нетвердым голосом сказала она и скрылась в туалете.
– Михаил Яковлевич, вы собирались с кем-то поговорить? – напомнил адвокату Андрей Владимирович и, выйдя вместе с ним в коридор, шепнул одному из охранников: – Помогите господину Любимову выяснить все, что ему надо.
Парень кивнул, шепнул что-то себе в воротник, и через минуту уже другой охранник шел вместе с адвокатом по коридору, и можно было не сомневаться, что главврачу придется назвать фамилию того, кто хотел сохранить в тайне покушение на Болотина.
Выйдя из туалета, Ольга застала в палате только Ольшевского, который приглашающим жестом указал ей на стул:
– А теперь давайте побеседуем.
День у Гурова не задался с самого утра – ночью снилась какая-то муть, так что проснулся он в отвратительном настроении. А тут еще полное отсутствие вещей Марии в доме. Когда она уезжала на гастроли или съемки, то хотя бы косметика в ванной, халат, ночнушка и тапочки напоминали о том, что жена у него все-таки есть. А теперь создавалось полное впечатление, что женщины в этом доме и не было никогда. Лев сам от себя не ожидал, что уход Марии так выбьет его из колеи. Они, бывало, не раз разъезжались после крупных размолвок, но у него никогда не возникало ощущение, что это навсегда. А вот теперь он чувствовал, все было всерьез – Мария оставила свое обручальное кольцо, чего не делала раньше никогда, и этим показала, что отрезает себе все пути назад. Было время, и довольно продолжительное, когда Гуров жил один, так что с уборкой, стиркой и глажкой у него проблем не возникло бы. Но вот чувство, что от него самого отрезали что-то очень важное и жизненно необходимое, так и не проходило, а только все больше и больше обострялось. И это здорово нервировало.
Аврала на работе не было, так что напрягаться не приходилось, и Лев вяло копался в бумагах, выбрасывая ненужные. Крячко, чей стол стоял напротив, временами поглядывал на друга, не понимая, что с ним происходит, но, видя, что тот к разговору не расположен, мудро молчал: захочет – сам скажет. Время приближалось к обеду, когда на сотовый Гурова позвонили: это была Тамара Шах-и-Мат.
– Выйди на минуту, разговор есть, – коротко сказала она.
Общаться с этой бывшей уголовницей Льву категорически не хотелось, но он понимал, что та со своим бешеным характером будет его или у проходной караулить, или возле дома, а то и в сам дом вломится, так что проще было узнать, что там у нее сейчас, чтобы больше к этому не возвращаться. И Гуров, накинув куртку, направился к дверям, бросив Крячко, что он на минутку.
Тамара ждала Льва возле своего джипа и была, как всегда, разодета в пух и прах.
– Держи, – сказала она ему, даже не поздоровавшись, и протянула связку ключей. – Маша просила тебе отдать. А это тебе от меня. – Она достала из сумки и отдала ему компакт-диск. – Посмотри, как твоя бывшая жена сыграла. Может, хоть тогда поймешь, за что ей люди цветы охапками дарили и смотрели как на святую.
– Почему бывшая? – засовывая все это в карман, буркнул Лев. – Я еще ничего не решил.
– Она за тебя все решила – на развод подала, – пояснила Тамара. – И слава богу! Она теперь себе настоящего мужика найдет.
– А я что, искусственный? – криво усмехнулся Гуров.
– А ты вообще не мужик, а половая тряпка, – с презрением, медленно и четко выговорила она. – На Руси как повелось? Если баба чего начудит, так муж с ней сам разберется. Да хоть вожжами по спине. Но вот если кто о ней слово худое скажет, он за нее насмерть биться будет! Потому что это его женщина! Его жена! Он за нее перед Богом и людьми в ответе! Потому что муж и жена – одна сатана, и третьему между ними делать нечего! А ты? Твои дружки Орлов с Крячко сколько лет над Машей измывались? А ты ее от них защитил? Нет! И она столько лет все терпела! А все потому, что любила! Теперь все, Гуров! Была любовь, да вся вышла! Не можешь ты с бабой жить? Дура она набитая, как Орлов сказал? Не устраивает тебя чем-то? Так будь мужиком! Разведись! А ты и нашим, и вашим! И с друзьями вась-вась, и баба под боком! Да не какая-нибудь лахудра, а умная, красивая, талантливая! Она же так сыграла, что за душу всех взяла! Мужики слезы глотали, а бабы навзрыд рыдали! Ты думаешь, почему она тебя с собой на премьеру не взяла и на банкет не осталась? Подставить боялась! А ту суку, которая потихоньку все снимала, мы нашли! Спросим с него, кто послал и зачем, и мало ему не покажется! Она, вместо того чтобы царицей бала быть, к тебе поехала, а ты в такой великий для нее день спать завалился! Ты знаешь, что Стас твой ненаглядный ее проституткой назвал, которая за подарки на все готова?
– Не может быть! – выкрикнул Лев.
– И может! И было! – выразительно произнесла Тамара. – Ладно! Вижу, что разговаривать с тобой бесполезно. Ты все равно своим друзьям больше, чем Марии, веришь, так что нечего впустую воздух перемалывать. Ступай своей дорогой! А вместо жены купи себе бабу надувную! И дружкам твоим будет над кем издеваться, и тебе защищать ее не надо! А лопнет, так новую купить недолго. Если тебе самому это не по карману, так я подарю. А про Машу забудь навсегда!
С этими словами она села в свой джип и уехала. Гуров стоял, сцепив зубы. Еще никогда в жизни у него не возникало такого жгучего желания ударить женщину, но… Но она была права! Права во всем! С трудом взяв себя в руки, он повернулся, чтобы вернуться на работу, и тут ему в лицо ударил ветер, который до этого дул в спину. Полы куртки распахнулись, холод обжег тело, и это несколько взбодрило его и окончательно привело в чувство. Когда он вернулся в кабинет, ничего не подозревавший Стас поинтересовался:
– Обедать идешь? А то там сейчас все слопают, и нам только хлеб с чаем останется.
– Подожди, – ровным голосом попросил его Гуров. – Скажи, что ты наговорил Марии после того, как Петр меня в воскресенье в госпиталь увез?
– Да ничего особенного, – пожал плечами Стас. – Объяснил, что она тебя в очередной раз подставила, и все. А ты чего спрашиваешь? Случилось чего?
– Случилось, – кивнул Гуров. – Маша от меня ушла и на развод подала.
– Ну и слава бо… – радостно начал было Крячко, но, встретив бешеный взгляд Льва, мигом заткнулся.
– Стас, скажи мне, пожалуйста, ты помнишь, как вот здесь, – похлопал Лев по столешнице, – лежали двенадцать папок уголовных дел по убийствам, которые объединили в серию. И ждали они меня! Вышел я на работу после отпуска в понедельник, и вот они! А ты в тот же самый понедельник в отпуск ушел, потому что твоя жена ножкой топнула, разводом и разделом имущества пригрозила, и ты ушки прижал. Она у тебя сотовый телефон забрала, и ты не пикнул. Ты мне скромненько так номер участкового в твоей деревне подсунул – звони, мол, если уж совсем невтерпеж станет. Я тут один вкалывал, хорошо хоть двое практикантов на подхвате были. На меня покушения устраивали, жене моей ножом угрожали и похитить пытались, а ты в это время ставни красил. Я из сил выбивался, чтобы невиновного человека из колонии освободить, а реальных убийц посадить, а ты картошку окучивал. Ответь, я тогда о твоей жене или ей самой хоть одно грубое слово сказал?
– Нет, – глядя в сторону, пробормотал Крячко.
А что он мог возразить, если именно так все и было. И чувствовал тебя Стас нагадившим в хозяйские тапки котенком, которого тычут мордой в свое собственное дерьмо. Но еще больше его пугало несочетаемое сочетание ненавидящего, испепеляющего взгляда Гурова и его ровного, вроде бы спокойного тона.
– Правильно. Не сказал, – подтвердил Лев. – А когда твоя супружница и жена Орлова в мою семейную жизнь вмешивались, я их, может, по лестнице спустил или матом послал? А?
– Тоже нет, – отчетливо понимая, что Гуров доведен до предела и дело добром не кончится, покорно согласился Стас.
– Тогда ответь мне, пожалуйста, кто дал тебе право называть мою жену проституткой, которая за подарки на все готова? Кто дал право Орлову называть мою жену дурой набитой? Я вам такого права не давал! Будь оно проклято, мое идиотское интеллигентское воспитание! – все-таки не удержался и заорал Лев. – Нужно было в первый же раз, когда вы мою жену оскорбили, дать вам в морду! Да так, чтобы зубы фонтаном брызнули! Чтобы вы на всю оставшуюся жизнь запомнили, что не имеете права ее обижать! Ничего! И сейчас еще не поздно! Жену я этим уже не верну, так хоть за все ее мучения отомщу! Чтобы перед самим собой стыдно не было за то, что я половой тряпкой оказался!
Гуров начал подниматься со стула, и Крячко пулей вылетел за дверь. Бить его Лев, конечно, не стал бы, но, взяв за грудки, пару раз об стену точно приложил бы. Гоняться за Стасом по коридорам Главка – только людей смешить, так что Гуров скинул куртку, снова сел за стол и стал думать, как жить дальше.