Оценить:
 Рейтинг: 3.5

Форсаж на крови

Год написания книги
2018
Теги
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
9 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– А вам, Дмитрий Ульянович? – повернулся Лев к Ермакову.

Старик поднял глаза, пробормотал что-то неразборчивое себе под нос, а затем негромко, но четко бросил лаконичное: «Нет».

– Чувствую, беседа может затянуться, – не удержался от комментария Крячко, но напарник осадил его:

– Давайте я ускорю процесс. Согласно свидетельским показаниям, покойный Виктор Петрович за два дня до самоубийства не вышел на работу. Однако дома он много разговаривал по телефону, причем на повышенных тонах. И даже ругался с кем-то. Мы проверили мобильник покойного. В тот день он общался только с тремя абонентами. С вами двумя и с Сергеем Александровичем Златогорским… С последним мы уже имели честь познакомиться и пообщаться… Но и это еще не все. – Гуров выдержал небольшую паузу. – За сутки до самоубийства Виктор Петрович был на работе. И весь этот день провел в хирургическом отделении. В вашем отделении, господа. Не в терапевтическом, не в гинекологическом… И ни в каком другом. Теперь вы понимаете, к чему я веду?

– Не совсем. – Перекатнов слегка подобрался. – Разумеется, я видел вчера Виктора Петровича. Не стану отрицать. Мы общались… Накопилось много рабочих вопросов… Но при чем тут его самоубийство?

– Люди не кончают жизнь самоубийством просто так, Константин. Виктора Петровича довели до этого…

– Мы? – Перекатнов посмотрел на сыщика, как на умалишенного. – Вы это серьезно, уважаемый? Вы действительно думаете, что кто-то из нас мог довести Виктора Петровича до самоубийства?

– Я ничего пока не думаю, – сдержанно ответил Гуров. – На данный момент я могу только предполагать, строить гипотезы… И я хочу знать, какие разговоры вел с вами двумя покойный Куприянов вчера и позавчера? Что вывело его из себя? Почему он ругался?

Перекатнов выдал нечто отдаленно похожее на едкий смешок и театрально закатил глаза:

– Бред! Вы меня извините, конечно, господа… Боюсь, я лезу не в свое дело, но… Раз уж вы были с нами откровенны, то я с вами тоже буду начистоту. Вы ищете мозги там, где их нет и по определению быть не может… Прошу прощения за грубость. Будем считать, что у меня это такой профессиональный юмор. А если серьезно… – Константин сосредоточенно сдвинул брови к переносице. – Виктор Петрович часто ругался. Часто был чем-то недоволен. Это была его привычная манера общения, и все, кто хорошо знал Виктора Петровича, давно перестали обращать на это внимание… Последние два дня, о которых вы говорите, не стали исключением из правил. Наверняка он ругался… Естественно, и мне лично прилетело… Но я даже не помню причин, вызвавших в этот раз недовольство главного… Они могли быть связаны с чем угодно… Не так, как должно, обошлись с кем-то из VIP-клиентов, не вовремя завезли медикаменты, или завезли, но не те, которые требовались в первую очередь… Операция, которая должна была завершиться в течение часа, по стечению каких-то обстоятельств длилась больше трех… Любая из этих причин могла вызвать бурю негодования у Виктора Петровича. – Перекатнов замолчал и устало провел ладонью по лбу. – Он был не из тех главврачей, которые просто подмахивают бумажки и ни во что не вмешиваются… Присутствие Виктора Петровича ощущалось везде и во всем. И та эмоциональность…

Он не успел закончить начатой фразы. Со стороны окна раздался странный скулящий звук. И Константин, и сыщики одновременно повернули головы. Ермаков снял очки и закрыл ладонями лицо. Плечи его вздрагивали от рыданий.

– Твою мать! – даже не попытался скрыть презрения Перекатнов. – Началось… – Он снова взглянул на часы: – А у меня операция, господа. Может, вы все-таки позволите мне покинуть ваше милое общество. Жизнь человека на кону, чтоб вы понимали…

– Это я… – пробормотал сквозь слезы Дмитрий Ульянович. – Это я во всем виноват… Во всем, что случилось.

Гуров и Крячко переглянулись.

– О чем вы, Дмитрий Ульянович? – живо ухватился за истерику заведующего Гуров.

– Не обращайте внимания, – посоветовал Перекатнов. – Ни в чем он не виноват. Это не более чем бред. Он с утра сам не свой. С того самого момента, как стало известно… о смерти Виктора Петровича. Они были близкими друзьями.

– Нет, я виноват. – Ермаков отбросил очки, надеясь, что те полетят на стол, но этого не случилось. Очки упали на пол, и только серый ковер с высоким ворсом не позволил им разбиться. – Я виноват… Я подвел… Если бы я брал на себя чуть больше ответственности… Хоть чуточку больше… Витя… Витя не дошел бы до такого. Моя вина. Кругом моя вина!..

– О какой ответственности идет речь?

Старик не сразу ответил на вопрос сыщика. Он все еще продолжал всхлипывать, но за широкими морщинистыми ладонями, закрывавшими лицо, слез видно не было. Крячко отлепился от дверного косяка и сделал пару шагов вперед, недоверчиво приглядываясь к заведующему. Седая голова Ермакова склонилась еще ниже.

– Я не заслуживаю этой должности. – Он произносил эти слова не для сыщиков, а скорее исповедовался перед самим собой. – И никогда ее не заслуживал… Витя – единственный, кто верил в меня. Даже я сам не верил… Мы с ним оба знали, что мне давно тут не место. Он все свои надежды возлагал на Костю. С каждым годом все больше и больше… Говорил, что Костя – хирург от бога…

– Мне, конечно, приятно это слышать, Дмитрий Ульянович, – сдержанно отозвался Перекатнов, но при этом все еще продолжал хмуриться. – Но не думаю, что это как-то относится сейчас к делу. Лучше примите успокоительное…

– К черту успокоительное! – Ермаков оторвал ладони от лица. Его щеки были мокрыми от слез, но он быстро протер их рукавом халата. Решительно встряхнул головой и поднялся с кресла. – Мне не нужно никакого успокоительного. Никакое успокоительное не поможет мне избавиться от чувства вины.

Перекатнов тоже резко поднялся. Его примеру последовал и Гуров. Ермаков пошарил рукой по столу в поисках очков. Крячко любезно нагнулся, подобрал их с пола и протянул заведующему.

– Благодарю. – Дмитрий Ульянович снова машинально всхлипнул, но тут же попытался взять себя в руки и посмотрел на оперов: – Вы хотите знать, что случилось?

– Хотим, – ответил Гуров.

– Что ж… Извольте. Я расскажу вам.

Краем глаза Лев заметил, как закаменело при этом лицо Перекатнова, а глаза его недобро блеснули.

– Вчера и позавчера Витя был не просто взволнован. Нет! Он был в бешенстве. Настолько, насколько никогда еще не был. И это со мной он ругался по телефону!

– Относительно чего?

– Относительно того, что дело всей его жизни безнадежно погублено. Погублена его репутация, его надежды. Погублено все… И в этом он винил меня… Может, он винил и еще кого-то, не знаю, о чем он говорил с другими. Могу отвечать только за себя… Витя приводил мне факты. Вполне конкретные факты. Процент смертности за последние полгода значительно вырос в нашей больнице. Одним из умерших на операционном столе оказался человек из министерства. Это вообще ни в какие ворота не лезло. А я… Я… Как же вам объяснить?.. В общем, получилось так, что я решил исправить ситуацию. Взял на себя ответственность… А у Кости было свое видение ситуации… Сейчас уже и не стану спорить, кто из нас был прав, а кто виноват. Может, он, может, я, – пожал плечами старик. – Теперь это не имеет значения. Важно то, что между нами вспыхнул конфликт. Он разгорался все больше и больше, пока не достиг своего апогея.

– Конфликт между кем и кем? – предпочел уточнить Крячко.

– Между мной и Костей. И этот конфликт только усугубил ситуацию в больнице…

– Ну, довольно! – прервал коллегу Перекатнов. – Можете даже не слушать этот бред, господа. Ситуация не такая уж и ужасная, какой ее пытается нарисовать Дмитрий Ульянович. Я бы даже сказал, напротив… Процент смертности уменьшился. А наш внутренний конфликт не имеет никакого отношения…

– Нет, имеет, – сурово нахмурился Ермаков. Гуров внимательно наблюдал за обоими медиками. – Этот конфликт убил Витю. Он сам сказал мне об этом.

– Что сказал? – быстро спросил Лев.

– Что перестал доверять нам обоим. И мне, и Косте. Он сказал, что мы погубили дело его жизни…

– Отвечайте только за себя, Дмитрий Ульянович, – с нажимом произнес Перекатнов. – Мне Виктор Петрович ничего такого не говорил.

– Неужели? – усмехнулся Ермаков.

– Я не буду спорить, – вздохнул Константин, в очередной раз бросая взгляд на наручные часы, – у меня нет на это времени. Но дам один совет. Профессиональный. Вам нужно успокоиться, Дмитрий Ульянович. Просто успокоиться и трезво взглянуть на вещи. Никто из нас не желал смерти Виктора Петровича. И уж тем более никто не доводил его до самоубийства. На этом у меня все, господа. А сейчас прошу извинить меня. Мне действительно необходимо идти готовиться к операции. Вы позволите?

– Идите, – разрешил Гуров. – Но не покидайте больницу после операции, возможно, нам еще предстоит побеседовать.

– Как скажете. Я буду на работе весь день. До семи часов.

Перекатнов вышел из кабинета, на ходу застегивая халат. Ермаков долго смотрел на оставленную им распахнутую дверь, а затем без сил плюхнулся в кресло. Снял очки и опять закрыл ладонями лицо. Гуров собрался спросить о чем-то заведующего отделением, но Крячко своевременно тронул напарника за плечо:

– Можно тебя на минуточку, Лева? Буквально на пару слов…

Они вместе вышли в коридор, оставив Ермакова в одиночестве предаваться угрызениям совести.

– Ну что? – нетерпеливо бросил Лев.

– Хочешь знать мое мнение? – Крячко понизил голос почти до шепота.

– Если это связано с делом, а не с твоей беременной подругой…

– Это связано с делом.

– Тогда слушаю.

– Два момента, Лева. Во-первых, я думаю, что никто Куприянова до самоубийства не доводил. Кроме него самого, конечно… Это расследование яйца выеденного не стоит. Но… Я могу и ошибаться, старик, потому как есть и во-вторых. Эти двое определенно что-то скрывают. Не знаю, что именно и относится ли это к нашему делу, но скрывают. Впрочем, так же, как и Златогорский…

<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
9 из 10