Соборяне. Повести и рассказы

– Да разве astragelus сказать – это вольнодумство?

– Цыть! – крикнул дьякон.

– Вот дурак, – произнес, пожав плечами, лекарь.

– Цыть! – загремел Ахилла, подняв свой кулак и засверкав грозно глазами.

– Тьфу, осел; с ним нельзя говорить!

– А, а, я осел; со мной нельзя говорить! Ну, брат, так я же вам не Савелий; пойдем в омут?

И с этими словами дьякон, перемахнув в левую руку чембур своего коня, правою обхватил лекаря поперек его тела и бросился с ним в воду. Они погрузились, выплыли и опять погрузились. Хотя по действиям дьякона можно было заключить, что он отнюдь не хотел утопить врача, а только подвергал пытке окунаньем и, барахтаясь с ним, держал полегоньку к берегу; но три человека, оставшиеся на камне, и стоявшая на противоположном берегу Фелисата, слыша отчаянные крики лекаря, пришли в такой неописанный ужас, что подняли крик, который не мог не произвесть повсеместной тревоги.

Так дьякон Ахилла начал искоренение водворившегося в Старгороде пагубного вольномыслия, и мы будем видеть, какие великие последствия повлечет за собою это энергическое начало.

Глава восьмая

Крик и шум, поднятый по этому случаю купальщиками, пробудил еле вздремнувшего у окна протопопа; старик испугался, вскочил и, взглянув за реку, решительно не мог себе ничего объяснить, как под окном у него остановилось щегольское тюльбюри, запряженное кровною серою лошадью. В тюльбюри сидела молодая дама в черном платье; она правила лошадью сама, а возле нее помещался рядом маленький казачок. Это была молодая вдова, помещица Александра Ивановна Серболова, некогда ученица Туберозова, которую он очень любил и о которой всегда отзывался с самым теплым сочувствием. Увидав протопопа, молодая дама приветливо ему поклонилась и дружественно приветствовала.

– Александра Ивановна, примите дань моего наиглубочайшего почтения! – отвечал протопоп. – Всегдашняя радость моя, когда я вас вижу. Жена сейчас встанет, позвольте мне просить вас ко мне на чашку чая.

Но дама отказалась и сказала, что она приехала с тем, чтобы помолиться об усопшем муже, и просит Туберозова поспешить для нее в церковь.

– Готов к вашим услугам.

– Пожалуйста; вы начинайте обедню, а я заеду на минутку к старушке Препотенской, она иначе обидится.

С этими словами дама кивнула головой, и легкий экипажец ее скрылся. Протопоп Савелий начал спешно делать свой всегда тщательно содержимый туалет, послал девочку велеть ударить к заутрене и велел ей забежать за дьяконом Ахиллой, а сам стал пред кивотом на правило. Через полчаса раздался удар соборного колокола, а через несколько минут позже и девочка возвратилась, но возвратилась с известием, что дьякона Ахиллу она не только не нашла, но что никому не известно и где он. Ждать было некогда, и отец Туберозов, взяв свою трость с надписью «Жезл Ааронов расцвел», вышел из дому и направился к собору. Не прошло затем и десяти минут, как глазам протопопицы, Натальи Николаевны, предстал дьякон Ахилла. Он был, что называется, весь вне себя.

– Маменька, – воскликнул он, – все, что я вчера вам обещал о мертвых костях, вышло вздор.

– Ну, я так тебе и говорила, что это вздор, – отвечала Наталья Николаевна.

– Нет, позвольте же, надо знать, почему этот вздор выходит? Я вчера, как вам и обещал, – я этого сваренного Варнавкой человека останки, как следует, выкрал у него в окне, и снес в кульке к себе на двор, и высыпал в телегу, но днесь поглядел, а в телеге ничего нет! Я же тому не виноват?

– Да кто ж тебя винит?

– То-то и есть: я даже впал в сомнение, не схоронил ли я их ночью да не заспал ли, но на купанье меня лекарь рассердил, и потом я прямо с купанья бросился к Варнаве, окошки закрыты болтами, а я заглянул в щелочку и вижу, что этот обваренный опять весь целиком на крючочке висит! Где отец протопоп? Я все хочу ему рассказать.

Наталья Николаевна послала дьякона вслед за мужем, и шагистый Ахилла догнал Туберозова на полудороге.

– Чего это ты так… и бежишь, и пыхтишь, и сопишь, и топочешь? – спросил его, услышав его шаги, Савелий.

– Это у меня… отец Савелий, всегда, когда бежу… Вы разве не заметили?

– Нет, я этого не замечал, а ты отчего же об этом лекарю не скажешь, он может помочь.

– Ну вот, лекарю! Не напоминайте мне, пожалуйста, про него, отец Савелий, да и он ничего не поможет. Мне венгерец такого лекарства давал, что говорит: «только выпей, так не будешь ни сопеть, ни дыхать!», однако же я все выпил, а меня не взяло. А наш лекарь… да я, отец протопоп, им сегодня и расстроен. Я сегодня, отец протопоп, вскипел на нашего лекаря. Ведь этакая, отец протопоп, наглость… – Дьякон пригнулся к уху отца Савелия и добавил вслух: – Представьте вы себе, какая наглость!

– Ничего особенного не вижу, – отвечал протопоп, тихо всходя на ступени собора, – astragelus есть кость во щиколотке, и я не вижу, для чего ты мог тут рассердиться.

Дьякон сделал шаг назад и в изумлении воскликнул:

– Так это щиколотка!

– Да.

Ахилла ударил себя ладонью по лбу и еще громче крикнул:

– Ах я дурак!

– А что ты сделал?

– Нет, вы, сделайте милость, назовите меня, пожалуйста, дураком!

– Да скажи, за что назвать?

– Нет, уж вы смело называйте, потому что я ведь этого лекаря чуть не утопил.

– Ну, изволь, братец, исполняю твою просьбу: воистину ты дурак, и я тебе предсказываю, что если ты еще от подобных своих глупых обычаев не отстанешь, то ты без того не заключишь жизнь, чтобы кого-нибудь не угодить насмерть.

– Полноте, отец Савелий, я не совсем без понятий.

– Нет, не «полноте», а это правда. Что это в самом деле, ты духовное лицо, у тебя полголовы седая, а между тем куда ты ни оборотишься, всюду у тебя скандал: там ты нашумел, тут ты накричал, там то повалил, здесь это опрокинул; так везде за собой и ведешь беспорядок.

– Да что же такое, отец Савелий, я валяю и опрокидываю? Ведь этак круглым числом можно на человека невесть что наговорить.

– Постоянно, постоянно за тобой по пятам идет беспорядок!

– Не знаю я, отчего это так, и все же таки, значит, это не по моей вине, а по нескладности, потому что у меня такая природа, а в другую сторону вы это напрасно располагаете. Я скорее за порядок теперь стою, а не за беспорядок, и в этом расчислении все это и сделал.

И вслед за сим Ахилла скороговоркой, но со всеми деталями рассказал, как он вчера украл костяк у Варнавы Препотенского и как этот костяк опять пропал у него и очутился на старом месте. Туберозов слушал Ахиллу, все более и более раскрывая глаза, и, невольно сделав несколько шагов назад, воскликнул:

– Великий Господи, что это за злополучный человек!

– Кто это, отец Савелий? – с неменьшим удивлением воскликнул и Ахилла.

– Ты, искренний мой, ты!

– А по какой причине я злополучен?

– Кто, какой злой дух научает тебя все это делать?

– Да что такое делать?

– Лазить, похищать, ссориться!

– Это вы меня научили, – отвечал спокойно и искренно дьякон, – вы сказали: путем или непутем этому надо положить конец, я и положил. Я вашу волю исполнил.