– Пусть будет и так! Твой друг я и раба твоего господина.
Зенон привстал, тихо поцеловал Нефору в голову и сказал:
– Теперь все совершилось, гора тронулась с места.
– Да, – отвечала Нефора, – и мне показалось, что земля под ногами как будто качнулась…
– Ты очень устала, нам время расстаться. Рассвет должен быть близко. Сереет, и я замечаю вдали крестьянина в спаржевом поле. Прощай, друг мой Нефора, – возвратись скорей в город и обо мне не заботься: я делаю то, что я должен делать; я не боюсь каменоломен: я художник, и меня не заставят катать гранит, а я буду выделывать гаторовы головы… и я буду счастлив там, далеко в изгнании, я буду вспоминать о тебе и буду радоваться, что ты стала не та, какою была, что ты любишь людей и живешь для того, чтобы делать добро людям. Еще раз прощай и не следуй за мною… Но что это такое?.. Теперь вдруг и мне показалось, что вправду земля под ногами вогнулась и опять поднялась!
– Да, да! трясется земля!
– И я слышу гул… что-то трещит в глубине под горою… И когда собрались эти тучи! Огонь и вода падают с неба!..
Это была гроза – столь редкое явление под безоблачным небом Египта, что Нефора ее даже не могла представить, но Зенон читал Страбона и сейчас же узнал это явление и вспомнил, как оно при своей редкости в Египте бывает сильно и страшно. Да и размышлять ни о чем не оставалось времени, потому что на них полил такой сплошной ливень, под которым только и осталось скорее упасть ниц. Вода лилась не каплями и не ручьями, а цельным, сплошным потоком, молнии реяли, гром грохотал, и земля содрогалась, пухла и вновь вздымалась и гудела.
Кричавший верблюд, и ночные капли в доме правителя, и танцевавший на берегу черный ибис – все оправдали свои приметы: над землей Мицраима повторилась гроза и ливень Страбона…
Зенон, поверженный ниц, помышлял только о том: если таково здесь на горе, что нельзя встать и нельзя сделать шага, то что же теперь должно происходить в долинах, куда должны устремиться сбегающие с гор воды!..
Глава тридцатая
Более часа водный океан из воздуха переливался страшным потоком на землю; но едва стало тише, Зенон встал, поднял под локти бесчувственную Нефору, прислонил ее к камню и сам бросился на гребень горы. Он опасался, чтобы не опоздать и не прийти последним туда, где всем было должно собраться; но когда он взбежал, то увидал, что никого из христиан еще не было, а сам он не узнал внизу знакомой картины: земля вся исчезла, а Нил был необъятен, как безбрежное море. По мутным волнам неслись опрокинутые челноки, плыли хижины и целые пальмы, вывороченные с корнями, а у самой подошвы горы множество человеческих существ боролись и лезли один на плечи другого, как раки в глиняном горшке…
Зенон упал на колени и вскрикнул:
– Небесный отец! пощади всех живущих. Ты дал им понять, что тебе все возможно, низведи же в сердца их любовь к другим людям!
И когда он молился, он почувствовал, что гора взбухала, как губка, кремнистые ребра ее впадали, а мягкая ссыпь выпячивалась, и покрывавшие ее плиты лопались и крошились… И вдруг все всколебалось, оскретки мелких камней брызнули, как из пращи, и сыпучие оползни сунулись и поползли вниз целыми пластами.
– Зенон, гора движется! – услыхал Зенон у себя за плечами, и на руки его с высоты упала Нефора.
Зенон оглянулся и увидал, что огромный отломок горы, на котором стоял он, отделился и летит по скользкому склону в воду.
– Будь твоя воля над нами! – прошептал Зенон и прижал к своей груди сомлевшую Нефору.
И глыба с обоими с ними катилась, а из волн и из расщелин горы люди кричали:
– Гора идет!.. Гора идет!! Велик бог христианский! Сдвинул гору художник Зенон златокузнец!
Глава тридцать первая
Как только ударил гром и полил страшный ливень, все расположившиеся у горы люди, чувства которых не были совсем омрачены пьянством, мгновенно вскочили и бросились бежать в обход горы и здесь на ее тыловой стороне встретили кучку христиан, мимо которых потоки сбегали обширным рвом. Правитель убегал впереди всех, несясь вскачь на своей колеснице, в которую был впряжен один конь его, а другой неизвестно чей. У одной из расщелин он увидал вылезавшего из оврага Пеоха и закричал ему:
– Ты видишь – гора идет!
– Вижу, – мрачно ответил Пеох.
– Говори же скорее: как в христианском учении сказано, что надо сделать, чтобы остановить гору?
– Увы, в их учении сказано только, как «сдвинуть гору», но ничего не сказано, как ее остановить.
– Зачем же ты этого не сказал нам ранее?
Все подхватили слово правителя и закричали:
– Да, зачем ты не сказал нам об этом? Проклятый мудрец! ты погубил нас!
Пеох засверкал воспаленными глазами и поднял руку, чтобы швырнуть в оскорбителей своею палкой, но в то же мгновение покатился к ногам правителя, пораженный ударом кола в затылок…
Правитель испугался и погнал скорее своих разномастных коней к христианскому стану и закричал им:
– Друзья мои! молитесь, чтобы гора стала!
Христиане же были в растерянности и, оставаясь до сих пор с другой стороны горы, противоположной той, где появились Зенон и Нефора, не видали ничего того, что произошло у обрывов, и отвечали:
– Ах, господин, для чего ты к нам все придираешься? Мы еще не совсем согласились, как молиться, чтобы гора, двинулась, а ты уже требуешь новое, чтобы мы остановили гору.
Правитель махнул на них рукою и поехал далее, сказав им:
– Гора уже идет, бегите скорее вверх, и вы увидите оттуда, что совершилось.
Тогда все христиане устремились на верх горы, откуда раньше спустились Зенон и Нефора, и увидели удивительную и совершенно новую картину, вовсе не ту, которую видел правитель, а иную: гора с водой встретились… глинистый оползень, на котором спустились Зенон и Нефора, стал над самою поверхностью воды… К ним подплыла барка с шелковым парусом, на которой стоял персианин, служитель Зенона. Он взял в барку Зенона и Нефору, и барка снова отплыла. Поверхность воды более уже не бурлила, а была спокойна и гладка. Кроме барки Зенона, по реке плавали голубые и белые цветы лотоса, а над водою, ближе к берегам, носились стаи птиц, чайки и морские вороны и жадно выхватывали во множестве нагнанных рыб; ближе к берегам плыли и толкались золотые шары огромнейших дынь… и вдруг все сразу заметили продолговатый плес, в средине которого казалось что-то похожее на ивовое бревно в кожуре… Крокодил!..
Появление крокодила было верною приметой, что Нил полон, крокодил всегда приходил вестником от болот Филэ и Сиуна.
И действительно, навстречу правителю скакал из города вестник с письмом, которое еще до грозы принес голубь из Мемфиса: Нил разлился, и жители Фив уже вышли на кровли.
Оставалось веселиться и радоваться: урожай обеспечен, и вина христиан была позабыта на время. Стан весь снимался. Слуги в топкой грязи, как могли, ловили и запрягали коней и седлали ослов и верблюдов. Все перемокшие и измученные люди при взошедшем ярком солнце ободрились и стали снова шутить и смеяться и потянулись к городу…
Все остатки погибших шатров, и людей, и животных убирал Нил… Зенона и Нефоры здесь уже не было, и о них не вспоминал и не справлялся никто. Все спешили домой… Христиане были успокоены и, к довершению радости, по возвращении в Александрию нашли своего патриарха, который еще ранее их успел возвратиться в свои палаты. Правитель захотел его увидеть и послал за ним колесницу, но патриарх отвечал:
– Колесница так же удобно может доставить ко мне правителя, как и меня к нему, а дорога от меня до него так же длинна, как от него до меня. Пусть он придет ко мне, если хочет.
Глава тридцать вторая
Правитель тотчас же сел на колесницу, приехал к патриарху и сказал ему:
– Извини меня, я не был уверен, что твоя святость уже дома.
– Наше смирение всегда близко и всегда далеко от того, кто чего заслуживает, – ответил патриарх.
– Знает, конечно, твоя святость, какой все приняло оборот? Вера ваша теперь здесь у всех в почтении.
– Воскрес Бог, и враги Его тают.
– Да, коварный Пеох убит тупым колом от руки своих же единоверцев, бабу Бубасту задушили.
Патриарх промолчал: его слова не стоила баба Бубаста, но правитель о ней продолжал, что ей забили рот и нос глиною и что теперь много разноверных людей просятся к сдвинувшим гору.