«Мамочка! я ваша! я сегодня, в ваш день, решилась и подарила себя служить вам и бедным людям. Я замуж не пойду».
Так и остается и так и живет теперь вековушею. Вместо того, чтобы народить своих детей да их в ласке нежить и им свой остаток капитала передать, она собрала опять беспортошную детвору, да одевает их, да поет им про лягушку на дорожке.
XVI
Собеседницы умолкли, – Марья Мартыновна, вероятно, наслаждалась удовольствием, что довела до конца сказание, в котором ее главный враг, Клавдинька, была опозорена; а Аичка не отзывалась – может быть, потому, что опять куда-то перенеслась и о чем-то думала.
Это и подтвердилось.
После довольно продолжительной паузы она вздохнула и сказала:
– Как мне это все-таки, однако, удивительно!
– Что такое?
– Представьте, что я у себя точно такого же дурака знаю.
– Мужчину?
– Да, и очень интересный, а вот и в нем сидит точно такая же глупость.
– Что же, как он в своем поле уродует?
– То же самое, как и эта: ничего ему не нужно – ни вкусно есть, ни носить красивое платье, и ничто на свете.
– И любовь женская не нужна?
– Представьте – тоже не нужна!
– Этого никогда быть не может! Это при каком хочешь положении из моды не выходит!
– Нет, то-то и есть, что выходит!
– Ни за что не поверю!
– Да как же вы не верите, когда я вас уверяю!
– А я, моя дорогая, не верю. Мужчину женской фигурой всегда соблазнить можно.
– А я вам, моя дешевая, говорю, что и не соблазните.
Марья Мартыновна как будто поперхнулась, но оправилась и договорила:
– Разумеется, мое время прошло.
– Хоть бы ваше и время не прошло и хоть бы в вас иголки не было, а ничего не убедите…
– Отчего же это?
– Оттого, что у них все нечеловеческое – они красоту совсем не обожают, а ищут всё себе чего-то по мысли, и потому если из них кого полюбить, то с ними выйдет только одно неудовольствие.
– А он тебе очень нравится?
– Почему вы знаете?
– Неужли же не видно! Ты тем все и портишь, что свои чувства ему оказала.
– Ничего я не порчу, а я ему просто противна.
– Как нищему гривна?
– Нет, совсем противна.
– Как же этакая молодая, богатая – и противна? Что же это за дурак выдающийся!
– Не дурак, а вот в этом же самом роде, как ваша Клавдинька: все тоже смотрит в Евангелие и все чтоб ему жить просто да чтоб работать и о гольтепе думать, и в этом все его пустое удовольствие.
– И будто уж нельзя его всем твоим капиталом привлечь?
– Ах, да на что ему капитал, когда ему больше того, что есть, ничего не надобно! Ему вкусный кусок положите, а он отвечает: «Не надо, я уже насытился»; за здоровье попросите выпить, а он отвечает: «Зачем же пить? – я не жажду»!
– Ну, что это взаправду за уродство!
– Да, я так жить ни за что не хочу.
– Разумеется; пусть он себе берет такую и жену, к их фасону подходящую.
Но Раичка, услыхав это, вскрикнула:
– Что-о-о! – И сейчас же резко добавила, что она этого никогда не позволит.
– Лучше на столе под полотном его увижу, чем с другою!
– Что же, и это можно, – успокоила ее мирным тоном Мартыниха.
Раичка понизила голос:
– То есть что же… разве вы это можете?
– Под полотно положить?
– Да… но ведь за это отвечать можно.
– Стоит только ему рубашку выстирать да на ночь дать одеть… вот и все.
– Ишь какая вы вредная!
– Да ведь я это для тебя же! – сконфуженно остановила ее Мартыниха.