– Чем же вы ее раздражили?
– Да ровно ничем-с, ровно ничем.
– Ну так идите назад, я вас помирю.
Препотенский сейчас же вернулся.
– Почему же вы говорите, что он будто глуп? – спросил у Бизюкиной Термосесов, крепко держа за обе руки учителя. – Я в нем этого не вижу.
– Да, разумеется-с, поверьте, я решительно не глуп, – отвечал, улыбаясь, Варнава.
– Совершенно верю, и госпожу хозяйку за такое обращение с вами не похвалю. Но пусть она нам за это на мировую чаю даст. Я со сна чай иногда употребляю.
Хозяйка ушла распорядиться чаем.
– А вы, батюшка учитель, сядьте-ка, да потолкуемте! Вы, я вижу, человек очень хороший и покладливый, – начал, оставшись с ним наедине, Термосесов и в пять минут заставил Варнаву рассказать себе все его горестное положение и дома и на полях, причем не были позабыты ни мать, ни кости, ни Ахилла, ни Туберозов, при имени которого Термосесов усугубил все свое внимание; потом рассказана была и недавнишняя утренняя военная история дьякона с комиссаром Данилкой.
При этом последнем рассказе Термосесов крякнул и, хлопнув Препотенского по колену, сказал потихоньку:
– Так слушайте же, профессор, я поручаю вам непременно доставить мне завтра утром этого самого мещанина.
– Данил ку-то?
– Да; того, что дьякон обидел.
– Помилуйте, да это ничего нет легче!
– Так доставьте же.
– Утром будет у вас до зари.
– Именно до зари. Нет; вы, я вижу, даже молодчина, Препотенский! – похвалил Термосесов и, обратясь к возвратившейся в это время Бизюкиной, добавил: – Нет, мне он очень нравится, а если он меня с попом Туберозовым познакомит, то я его даже совсем умником назову.
– Я его терпеть не могу и вам не советую с ним знакомиться, – лепетал Варнава, – но если вам это нужно.
– Нужно, друг, нужно.
– В таком случае пойдемте на вечер к исправнику, там вы со всеми нашими познакомитесь.
– Пожалуй; я куда хочешь пойду, только ведь надо, чтобы позвали.
– О, ничего нет этого легче, – перебил учитель и изложил самый простой план, что он сейчас пойдет к исправнице и скажет ей от имени Дарьи Николаевны, что она просит позволения прийти вечером с приезжим гостем.
– Препотенский, приди, я тебя обниму! – воскликнул Термосесов.
– Да-с, – продолжал радостный учитель. – И они сами еще все будут довольны, что у них будет новый гость, а вы там сразу познакомитесь не только с Туберозовым, но и с противным Ахилкой и с предводителем.
– Препотенский! подойди сюда, я тебя поцелую! – воскликнул Термосесов, и когда учитель встал и подошел к нему, он действительно его поцеловал и, завернув налево кругом, сказал: – Ступай и действуй!
Гордый и совершенно обольщенный насчет своей репутации, Варнава схватил шапку и убежал.
Через час времени, проведенный Термосесовым в разговоре с Бизюкиной о том, что ни одному дураку на свете не надо давать чувствовать, что он глуп, учитель явился с приглашением для всех пожаловать на вечер к Порохонцеву и при этом добавил:
– А что касается интересовавшего вас мещанина Данилки, то я его уже разыскал, и он в эту минуту стоит у ворот.
Термосесов, еще раз поощрив Варнаву всякими похвалами, встал и, захватив с собою учителя, велел ему провести себя куда-нибудь в укромное место и доставить туда же и Данилку.
Препотенский свел Измаила Петровича в пустую канцелярию акцизника и поставил перед ним требуемого мещанина.
– Здравствуйте, гражданин, – встретил Данилку Термосесов. – Как вас на сих днях утром обидел здешний дьякон?
– Никакой обиды не было.
– Как не было? Вы говорите мне прямо все, смело и откровенно, как попу на духу, потому что я друг народа, а не враг. Ахилла-дьякон вас обидел?
– Нет, обиды не было. Это мы так промеж себя все уже кончили.
– Как же можно все это кончить? Ведь он вас за ухо вел по улице?
– Так что же такое? Глупость все это!
– Как глупость? Это обида. Вы размыслите, гражданин, – ведь он вас за ухо драл.
– Все же это больше баловство, и мы в этом обиды себе не числим.
– Как же, гражданин, не числите? Как же не числите такой обиды? Ведь это, говорят, было почти всенародно?
– Да, всенародно же-с, всенародно.
– Так вы должны на это жалобу подать!
– Кому-с?
– А вот этому князю, что со мною приехал.
– Так-с.
– Значит, подаете вы жалобу или нет?
– Да на какой предмет ее подавать-с?
– Сто рублей штрафу присудят, вот на какой предмет.
– Это точно.
– Так вы, значит, согласны. Ну, и давно бы так. Препотенский! садись и строчи, что я проговорю.
И Термосесов начал диктовать Препотенскому просьбу на имя Борноволокова, просьбу довольно краткую, но кляузную, в которой не было позабыто и имя протопопа, как поощрителя самоуправства, сказавшего даже ему, Даниле, что он воспринял от дьякона достойное по своим делам.