На одном повороте мимо глаз Нефоры что-то мелькнуло, и в то же время проводник на нее оглянулся значительным взглядом.
– Что это? – спросила Нефора.
– Это нильские ласточки.
– Так что же?
– Они поспешают… и держатся близко к земле…
– Что ж это значит?
– Это бывает, когда… Но позволь, госпожа, я слышу большое движение… Позволь переждать здесь минуту… Народ нынче ночью принес в жертву черного ягненка у фаросской пещеры Пеоха и теперь провожает старца… Смотри, вон уже видно – там из-за угла выступает высокий белый верблюд под роскошным ковром, на нем едет темный старик – это Пеох. Смотри, как он видимо свят, как изнеможденно его тело. Обрати внимание: лоскуты у его препоясья подвязаны тростником и осокой, но и этот утлый пояс на нем не порвется. Пеох много лет уже не выходил из своей фаросской пещеры и теперь едет, конечно, к Канопскому гирлу, куда удаляется вся Александрия, чтобы смотреть, как суеверные люди, верующие в распятого бога, будут сдвигать гору Адер. Народ ночевал у пещеры Пеоха и теперь сопровождает его толпою: тебя могут обидеть, если ты не повелишь мне остановиться и подождать, чтобы не переходить дороги святому человеку.
– Остановись и пропусти их.
И Нефора видела, как перед нею проследовал на белом верблюде темнолицый, исхудалый, лобастый мемфит, окруженный несметною толпой самой набожной черни. Здесь были люди, которые не искали легкомысленных увеселений в ранее вышедшем таборе. В этой суровой толпе не было ни назойливых продавцов рыбы, ни веселых канатных плясунов, ни фокусников, ни красивых цветочниц с их легкими ширмами на маленьких осликах. Пеоха провожала фанатическая толпа мрачно глядевших полунагих мужчин и женщин, которые беспрестанно поднимали над своими головами грудных детей, чтобы они могли видеть Пеоха. Через это дети должны исцелиться от боли глаз и от грыж, которыми многие из них страдали от крика.
Нефора видела и изнеможденное темное тело нагого мемфита и страшный взгляд его глаз с больными веками и сверкавшими белками.
В этой толпе опять тоже было много собак и кошек, а сзади всех, верхом на старом верблюде, сидела баба Бубаста, перед нею на седле был взвязан еще живой черный баран с вызолоченными рогами, среди которых сверкал привязанный жертвенный нож.
Это было животное для второй, благодарственной жертвы, когда месть совершится у Канопского гирла.
Баба Бубаста узнала Нефору, показала ей рукою на нож и сказала:
– Мсти за себя, а в каменоломне услышат о мщенье Бубасты.
Глядя на бабу Бубасту, всякий мог бы признать справедливое замечание египетского царя Амазиса: «Жены Египта мстивы и смелы: легче иметь дело с раздраженною львицей, чем с обиженной египтянкой».
Глава двадцать третья
Нефора, пропустив шествие, достигла жилища епископа, которое охраняли воины, имевшие приказание от правителя: впускать только тех, кто сам назовет себя христианином, или же тех, кого доставят сюда под надзором полицейские биченосцы, которым приказано было везде разыскать христиан, чтобы у Адера кружок их не был мал и незаметен. И биченосцы исполняли данное им повеление. Хотя добровольно объявляться христианами никто не приходил, но двор епископский был полон насильно согнанных людей обоего пола, которые страшно сетовали, и плакали, и бранили епископа. Он же сидел, склонив голову, и не только не отвечал на обиды, но даже, казалось, и не замечал, что вокруг него происходит. Лицо его было пасмурно и горько. Он так же, как Нефора, совсем не спал минувшую ночь, и нервы его после сильного возбуждения пришли в состояние притупленности. В таком же приблизительно состоянии были и сидевшие близ него пресвитеры и диаконы, из которых последние беспрестанно отлучались, чтобы давать людям пищу.
Чтобы пройти на двор епископа, Нефоре оставалось одно средство – назвать себя христианкой, что она и сделала, и воины, сторожившие вход во двор, тотчас же ее пропустили, оставив снаружи под деревом ее мула и провожатого.
Пробиваясь через толпу людей, теснившихся в неопределенном и раздраженном состоянии на дворе, Нефора видела множество плачущих женщин и детей, и сердце ее сжалось; но когда она с усилием достигла в покои епископа и увидала его окаменелое равнодушие, это ее даже удивило. Увидев Нефору, он не выразил никакого особенного движения и тотчас же перевел глаза на другой предмет и стал потирать одну о другую свои старческие руки.
– Я пришла к тебе по важному делу, – заговорила, несколько поспешая и оглядываясь по сторонам, Нефора.
Епископ молчал.
– Я хотела бы сказать тебе что-то наедине.
– Разве ты христианка?
– Да, я христианка.
– Но… мне кажется… я видел тебя вчера на пиру у правителя… Ты была его гостьей.
– Да, ты меня видел. Я там была… я хотела все знать, что они думают сделать.
– Что же ты хочешь?
– Я страшусь за то, что с вами случится, если вы не сдвинете гору.
Окружавшие епископа пресвитеры, услыхав такие сердобольные слова, тихо толкнули друг друга и прошептали:
– Ее надо выслушать.
– Говори же при них; они все хотят тебя слушать! – отозвался епископ.
Нефора, увидав, что епископ не избегает присутствующих, и сама не стала таиться и заговорила открыто:
– Я удивляюсь тому, что не вижу между вами человека, который вам мог бы оказать всего более пользы в эту пору.
– Кто же он такой? Вероятно, он не наш или он теперь отрекся?
– Нет, он предан христианскому учению, и он не таков, чтобы отречься.
– Назови же скорей его имя.
– Художник Зенон.
И едва лишь Нефора произнесла это имя, как все заговорили наперебой:
– Как! знаменитый Зенон – златокузнец!
– Зенон, приятель знатных людей!
– Первый мастер в Египте! Зенон, в котором живет душа Феодора, скульптора царя Амазиса!
– Зенон, кривой, с повязкой на левом глазу, который он потерял вдруг от неизвестной причины.
– Да, да, да; это он, тот самый Зенон – Зенон златокузнец, которого знает и привечает вся знать, в котором воскресло искусство скульптора царя Амазиса, это Зенон с голубою повязкой на левом глазу, который он утратил вдруг и от никому не известной причины. Он скрывает эту причину…
– Да, да; он не говорит о ней никому!
– Вот в том-то и дело! Он должен ее скрывать… А я ее знаю! – сказала Нефора.
– Она знает причину, которую от всех скрывает Зенон! Слушайте!
– Это любопытно.
– Но это не идет теперь к нашему положению и к нашему делу.
– Нет, именно это идет теперь к вашему делу. Зенон тот человек, который вам нужен… Зенон вас может спасти!
– Что она говорит? Что говорит вам госпожа? – закричали на дворе люди, толпившиеся у веранды, на которой Нефора говорила с епископом и пресвитерами, и многие стали всходить на ступени.