Гуси лапчатые. Юмористические картинки

– Сам ходишь, а жену свою единородную дома взаперти держишь. Нет чтоб с собой взять.

– Да пойми ты, что я и не сбирался. А у Василия Прохорова билет лишний был. Купил он для жены, а у той утробу с блинов подвело, ну, он мне и спустил с уступкой.

– Все-таки вот другие своим женам билеты покупают, а ты никогда.

– Куплю. Я тебя в Александринку пару раз на Масленой вывожу. Там, по крайности, словесной разговор, а здесь балет и разговоры ножные и ручные на глухонемой манер, так какой тебе интерес? Что за радость бабе на женское голоножие смотреть. Этот вкус вы и в банях видите.

– А сам-то небось смотрел.

– Сам! Билет случайно выдался, да и, кроме того, я думал, что оперное происшествие будет, ан оказался балет. Знал, так бы и не пошел. Ведь одно ногодрыгальное мелькание перед глазами и больше ничего. Языкочесальная игра много лучше. А в балете даже и понять трудно, что происходит.

– Полно мне зубы-то заговаривать! Поди, сам так и впивался буркулами в женскую декольту эту самую.

– Ну вот, стану я впиваться! Что мне декольта! Не видался я декольты! А ежели и смотрел ножную игру, так чтоб своей собственной декольте все это балетное происшествие рассказать. Вот моя законная декольта лежит, так зачем мне чужую? Не жалей, что не была. Убытка немного!

Муж нагнулся к жене и чмокнул ее в щеку.

– Фу, как винищем-то от тебя разит! – проговорила жена.

– А уж без этого нельзя. Ау, брат! После представления зашли в трактир двух балетных утопленников помянуть, ну и выпили по паре собачек померанцевой горечи. Хоть и театральное потопление было, а все-таки нельзя без поминовения. Дева Дуная с конюхом утонули, так по ним тризну справил. Да вот я тебе сейчас расскажу, как дело было, – говорил муж, лег в постель и продолжал: – Только ты не пугайся насчет покойников. Балетные покойники по ночам сниться не будут. Ну-с, первым делом представлена река Дунай, та самая, через которую наши к туркам переходили, а на берегу хижина и в ней болгарская маменька с дочкой Девой Дуная от турецких зверств спасаются. Чудесно. Выбежала эта самая Дева Дуная из хижины, посмотрела по сторонам, видит: турок нет – и давай танцами ноги расправлять. А ей навстречу конюх турецкий и глухонемым манером показывает, что очень, мол, я вас, Дева Дуная, люблю. А она ему ногами: «Полно, – говорит, – тебе врать-то». А он: «Ей-богу, не вру, и так как ты большую меланхолию к русским солдатам чувствуешь, то я даже мухоеданскую веру могу бросить и в россейские егаря пойду служить». А Дева Дуная ручками ему машет: «Так, – говорит, – тебя твой турецкий паша и отпустит в русскую веру и в русские егаря!» Завертелся это после этих слов конюх на правой ноге, а левой и говорит ей такие глухонемые слова: «Да я теперь в конюхах не у турецкого паши служу, а у Бубнового валета. Что мне паша! Плевать мне на пашу». – «Ну, коли веру мухоеданскую бросишь и в егаря поступишь, то давай перевенчаемся». Сказано – сделано, и давай плясать с радости. К ним на подмогу выскочили другие болгары и болгарки и стали им подсоблять плясать. Плясали, плясали, но так как радость у них чужая, то бросили и убежали по своим делам. Чего из-за чужого дела ноги ломать! А Дева Дуная с конюхом все пляшут да пляшут, и доплясались они, мать моя, до того, что упали на скамейку от усталости да и заснули. Из пещеры вышли девушки, должно быть, белье там стирали, начали у них в носу соломиной щекотать, а они все спят и ничего не слышат. Вдруг выскочила мать Девы Дуная и кричит конюху по-балетному: «Селифонт! Тебя Бубновый валет ищет и даже сюда идет!» Ну, тут они сейчас проснулись, а матка Деву Дуная начала ругать: зачем она спит, вместо того чтоб работать. Хотели даже подраться, да Бубновый валет этот самый пришел, и с ним прислуга разная и народ мужской и женский и у всех юбки и штанины подсучены выше колен. Должно быть, рыбу неводом в Дунае ловили. Вошел Бубновый валет, и сейчас лакеишки евонные развернули на палках пригласительный билет такого свойства: «Господин Бубновый валет покорнейше просит к себе весь народ пожаловать на чашку чаю и на смотрины, так как он из женского сословия, при своей холостой жизни, хочет выбрать невесту, чтоб перевенчаться». А билет на простыне напечатан. У нас по новой моде на атласных лентах приглашение печатают, а у них на простыне. И тут Бубновый валет пятку кверху поднял и такие слова пяткой сказал: «А кто, – говорит, – ко мне из женской нации на выбор не явится, на того я первым делом турецкие зверства напущу, а потом голову с плеч долой. Только чтоб на смотр непременно при всем голоножии являться».

Второе действие у Бубнового валета на галдарее, на берегу Дуная. Сидит он сам на троне, а конюх его гостей из женского сословия принимает и все ему рекомендует их. И все по сортам поделены. Первым подвел девиц сорт похуже, в розовых юбочках, а валет головой машет: «Не по нраву, – говорит, – мне этот сорт». Подвел ему конюх в зеленых юбочках: «Эти, – говорит, – для вашей милости поинтереснее…» А валет им рукой: «Брысь!» С третьим сортом то же самое. Одна было и приглянулась валету, да вдруг показалась Дева Дуная. Сама она нейдет, а ее матка ейная силком тащит. Как увидал ее валет – тут ему и смерть пришла! В один миг сердцем пронзился и говорит своему секретарю: «Мухамед Каюмыч, вот, – говорит, – моя невеста, и ежели она танцам обучена, как следовает, то я с ней и перевенчаюсь». А Дева Дуная и руками, и ногами, потому уж в конюха влюбившись. «Нет, господин валет, я танцы танцевать не умею и потому за вас замуж не пойду». А валет ей: «Ничего, научат, у меня и учительша припасена». Стали учить Деву Дуная. Не выходят у ней танцы, да и конец, потому что она притворяется, что не умеет танцевать, и одной ногой делает такие балетные слова: «Чтоб тебе, валету, сдохнуть», а другой: «Ах, милый конюх, как я тебя люблю». Ну, согласия-то и нет. А конюха в это время и дерни нелегкая подскочить да за руку Деву Дуная взять, чтоб мерси ей сказать. Мерсито и сказал на свою голову. Почувствовала Дева Дуная в своей руке конюшенную руку, воспламенилась сердцем да и давай с ним уж настоящие балетные танцы танцевать во всем любовном виде. Валет увидал эти танцы, закричал перстами: «Ведите меня сейчас с ней к мурзе мухоеданской под венец!» А Дева Дуная ему отказ. «Ну, коли так, мы турецкие зверства пустим», – сказал валет. «И турецкими зверствами, – говорит, – ничего не возьмешь, потому я до пронзительности всех семи чувств в конюха влюблена и уж лучше утоплюсь». – «Ан, не утопишься!» – «Назло утоплюсь». И тут Дева Дуная улыбку коварную сделала, вбежала на галдарею, прыг оттуда в Дунай, и только пузырьки пошли. Ну, тут сейчас смятение. Начали ей в реку веревки кидать. Да уж словишь, как же, держи карман! Дева Дуная утонула, а конюх совсем в бесчувствие чувств от жалости пришел, и начало его кочевряжить, словно кликушу порченую. Помотался с четверть часика, с товарищами поругался, супротив валета шпагу вынул, подумал да и сам бултых за Девой Дуная в Дунай.

Потом Дева Дуная оказалась русалкой в подводном царстве, а конюх около нее прислужиющим и поступил уж не в егаря, а в кучера к воденику. Два утопленника было, так как же их не упомянуть за упокой! Да ты спишь? – спросил муж жену.

В ответ раздалось сопение.

– Ну, заговорил зубы! Без ругательной словесности дело обошлось, – добавил он и умолк.

Знакомые разговоры

– Ну, что же, выиграли вы вчера что-нибудь на пятипроцентные билеты?

– Чуть-чуть не выиграла.

– В том-то и дело, что чуть-чуть не считается.

– Нет, вы представьте себе какой случай: номер билета подошел, но серия 18151, а у меня 15181. Ежели читать наоборот, то выиграла. Это уж даже совсем обидно. Я чуть не заплакала.

– Есть о чем плакать! – замечает муж. – Ежели бы и выиграла, то только пятьсот рублей. Что это за выигрыш? Тьфу! И больше ничего. Не стоит из-за этого крови портить. Вот ежели бы двести тысяч, семьдесят пять тысяч, сорок тысяч, наконец хоть двадцать пять тысяч – это я понимаю. А то мучаешься, мучаешься, терзаешься душой, по ночам сны какие-то страшные видишь, и вдруг за это пятьсот рублей!

– Все-таки лучше, чем ничего, – стоит на своем жена.

– Пустяки. Здоровье дороже пятисот рублей. Нет крупного выигрыша – черт с ними, остальными!

– Вот ты всякий раз чертыхаешься, оттого тебе Бог и счастья не дает.

– А тебе дает?

– Все-таки близко было. Чуть-чуть не выиграла. В этот тираж чуть-чуть, а в следующий, пожалуй, и внастоящую выиграю.

– Я тебе прямо, Матрена Петровна, говорю: ежели ты пятьсот рублей выиграешь, то я этот билет и вместе с выигрышем в нищенский комитет отдам, потому это будет насмешка и больше ничего. Помилуйте, у целого семейства в течение четырнадцати лет души дрожат, как овечьи хвосты, по два раза в год, и вдруг пятьсот рублей!

– Я тебе несколько раз говорила, Антон Игнатьевич, что нам нужно поменяться билетами. Ты возьми себе четные номера серий, а мне дай нечетные, а то у нас наоборот.

– Зачем же это? Четные номера серий женщине больше приличествуют, чем нечетные. Замужняя женщина очень часто бывает чет, а мужчина – никогда. Он всегда нечет.

– То есть как это? – спросил гость.

– Очень просто, – отвечал хозяин. – Вот и теперь она в интересном положении – значит, чет, потому что в ней сосредоточиваются два живых существа, а я нечет и никогда четом не буду.

– Ах, в самом деле, пожалуй, что это и так! – воскликнула жена. – А я-то дура!.. Но отчего же я ни разу не выиграла? И ведь знаете что: в день тиража даже постилась, ничего не пила, не ела, пока муж из банка таблицы выигрышей не принес. А ведь как есть хотелось-то! Сижу у окна, поджидаю его и вижу, что он идет такой печальный-препечальный, ну тут я сейчас схватила филипповскую сайку с миндалем и изюмом и давай ее есть, как крокодил.

– А я так даже пелену в нашу церковь при своих старых глазах сбиралась вышить, и вдруг тоже ничего! – проговорила сидевшая тут же теща и вязавшая чулок. – А у меня билет-то какой! Три ноля на конце.

– Захотели вы уж ждать что-нибудь от нолей! Оттого и не выигрываете, что три ноля! – сказал гость.

– Нет, позвольте, батюшка, и номер билета третий, – остановила его старуха. – А этот номер я даже во сне при пророчестве видела. Вижу я, что будто передо мной спускается на радужном облаке старец с брадою до чресл. Спустился и развернул свиток, а на свитке номер третий. Ну, как же после этого не уповать!

– Просто вы, маменька, сослепа не разглядели, – сказала дочь. – Старец вам на свитке цифру пять или восемь показывал, а она вам показалась за три.

– Ну вот! То есть так явственно видела, что и сказать нельзя!

– Что вы толкуете! Вы вон в воскресенье видели, что мимо наших окон шел Петр Семеныч и кланялся, а на самом деле это был Иван Иваныч. Так вам и номер во сне показался. Ведь без очков спали?

– Без очков.

– Ну, вот видите ли! А то уж как бы не выиграть при таком случае?! Прикажете еще стакан чаю? – обратилась хозяйка к гостю.

Тот потирал лоб.

– Нет, я все о чет и нечет думаю, – проговорил он, не отвечая на вопрос. – Вы меня навели на счастливую мысль. Знаете что? Я думаю переменить наши билеты, взять все с четными сериями и четными номерами и сделать их принадлежащими мне и жене без разделения на ее и на мое счастье. Тогда, может быть, будет и удачнее. А то счастье с самого начала тиражей хоть бы плюнуло на нас. Детей мы не имеем и, значит, вкупе с женой составляем чет. Авось хоть тогда-то…

– Да конечно, попробуйте, – отвечали все в один голос.

– Чаю еще стаканчик, Семен Семеныч, прикажете? – повторила вопрос хозяйка. – Вот с бараночками. Баранки отличные!

– Что чай, сударыня! Бог с ним и с чаем! Я вот все думаю: ведь есть же иным счастье!

– Дуракам, – отрезал хозяин.

– Да я готов и дураком быть, только бы выиграть хоть семьдесят пять тысяч. Скажите, вы не слыхали, кто выиграл двести тысяч?

– Да разное толкуют. Я был в банке. Сначала говорили, что какой-то чухонец-трубочист, потом что будто девица какая-то из какого-то неприличного дома. А уж стал я уходить, так бежит мне навстречу ундер и рассказывает, что двести тысяч монаху достались.

– Просто там, в банке, каких-то несуществующих лиц придумывают, – сказал гость.

– А что вы думаете? Раз даже действительно несуществующее лицо выиграло, – ухватился за слово хозяин. – Я даже и девицу-то эту знавал, когда холостым был. Конечно, пятьсот рублей, но все-таки выигрыш.