Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея

– Ну-ну-ну… – остановила хозяйка. – Теперь один пьяный, а уж тогда будут два пьяных.

– Я, Матильда Николаевна, только рюмочку…

Хрустальников и Стукин выпили по рюмке.

– Знаете что, Лавр Петрович… – начала Матильда Николаевна. – Ехали бы вы лучше домой, а я – в оперу… А то у меня билет пропадает. Насилу добыла ложу, и вдруг оставаться… А то оставайтесь здесь и ложитесь спать. Я приеду, вы отдохнете – и вот тогда мы после оперы будем вместе чай пить.

– А Стукин?

– Мосье Стукин отправится домой и проведет вечер в радостных мечтаниях о новом месте.

– Нет, я его от себя не отпущу. Он забавен сегодня, он меня веселит. Послушай, Стукин! Что у тебя за рожа сегодня, так это просто восторг, мне клоуна не надо. Ну спой что-нибудь…

– Я, Лавр Петрович, не пою.

– Послушайте… Уж ежели хотите, то можете и Стукина при себе оставить… Вы ляжете отдохнуть у меня в будуаре, а он может у Даши в комнате на диване отдохнуть, – сказала Матильда Николаевна.

– Нет, уж если ты непременно хочешь в оперу ехать, то я поеду домой, – отвечал Хрустальников. – Поеду домой и его с собой возьму. Пусть он меня позабавит. Он забавный.

– Вы, Лавр Петрович, приезжайте потом часу в одиннадцатом ко мне. Я дома буду.

– Нет, уж я лучше завтра… Лучше завтра буду у тебя обедать.

– Ну, как хотите…

– Пей, Стукин, на дорожку посошок, и поедем…

– Лавр Петрович, вам вредно… – останавливала его хозяйка.

Они выпили. Хрустальников начал прощаться.

– Впрочем, может быть, и приеду к тебе… – начал он опять.

– Только пьяным не приезжайте…

– Я, может быть, приеду на тройке, и мы отправимся за город.

– С трезвым я куда угодно… Ну, идите… Если ехать, то мне пора одеваться.

Они отправились.

Через пять минут они садились в карету.

– К Борелю! – сказал кучеру Хрустальников. – Я тебя, утюг, представлю там кой-кому. Пусть знают, какой такой есть синьор Сукин – нос утюгом, – сказал он Стукину.

Хрустальников отяжелел от вина и начал дремать. Вышла пауза. Ухаб вывел его из дремоты.

– Куда мы едем? – спросил он. – Ах да… к Борелю… Но что мы там будем делать? Нет, Стукин, я лучше представлю тебя одной танцорочке… Прелестное существо! Матильда Николаевна – дама крупная, а это такая субтильная, маленькая, тоненькая… А глазенки… Ах, глазенки! – Хрустальников дернул за звонок к кучеру и открыл переднее окно кареты. – На Московскую! К Битюговой… Оберни и поезжай… – отдал он приказ кучеру. – Знаешь?

– Знаю-с…

Кучер обернул лошадей, и карета помчалась.

– А ты, Стукин, смотри, ни гугу Матильде Николаевне, что мы были у Битюговой. Ни слова, ни полслова… – предупредил его Хрустальников.

– Лавр Петрович! За кого вы меня считаете? – был ответ.

– Ну, то-то… А если ты хоть одним словом обмолвишься – прощайся со всеми моими благодеяниями.

– Лавр Петрович! Да разве я смею? Даже запечатаны будут уста мои.

Карета остановилась у подъезда.

Глава XII

Во втором гнезде

Лавр Петрович Хрустальников и Стукин входили в подъезд, где жила танцовщица Еликанида Андреевна Битюгова.

– Еликанида Андреевна дома? – спросил Хрустальников швейцара, распахнувшего ему двери.

– У себя-с… Пожалуйте…

– Одна?

– Кажется, никто к ним не приходили. Мамаша там их собственная со вчерашнего дня гостят.

Хрустальников и Стукин поднимались по лестнице.

– Однако, я того… устал… – говорил Хрустальников, слегка покачиваясь на ногах. – Давай-ка, брат Стукин, руку… Ты все-таки помоложе меня.

Хрустальников был пьян. На воздухе развезло его еще больше.

– Сейчас… Сейчас, Лавр Петрович… – суетился около него Стукин и бережно взял его обеими руками под руку, как какой-нибудь хрупкий сосуд.

– Что за женщина эта Битюгова – восторг! – продолжал Хрустальников несколько заплетающимся языком. – Глазки так и бегают. И вся она живчик, совсем живчик. Каждая жилка, каждый мускул… Теперь-то только она немножко поосела, пообабилась, потому что ждет себе… первенца. В это время женщины, как бы они бойки и оживленны ни были, всегда уж… Ну да ты понимаешь…

– Ах, и эта так же, как Матильда Николаевна?.. – вырвалось у Стукина.

– И эта. Хорошо бы, если у Матильды сын, а у этой дочь. Или наоборот: у Матильды дочь, а у Битюговой сын. Все-таки, знаешь, разнообразие… Только ты смотри, Матильде ни гугу… И этой ни гугу про Матильду. Спросит: где были? Прямо от Бореля. Понял?

– Будьте благонадежны, Лавр Петрович, будьте благонадежны… Я все понимаю. Верьте, что во мне вы встречаете самого верного друга.

– Друга… Ну, положим, что другом-то ты моим не можешь быть, ну а все-таки, если я тебе такое доверие оказываю, что везде с собою вожу, в каждое сокровенное место вожу, то ты должен оправдать это доверие и быть нем как рыба. Здесь, брат, у меня второе гнездышко, здесь я отдыхаю от Матильды. Ты знаешь, Матильда подчас капризна, несносна. Конечно, женщина в таком положении всегда капризна, но… Звонись, звонись, Стукин.

Стукин позвонился у дверей. Отворила пожилая женщина в чепце и в пуховом платке.

– Наконец-то, наконец-то… – заговорила она при виде Хрустальникова. – А уж Еликанидушка за вами посылать хотела.