Наши забавники. Юмористические рассказы

– Ну вот! Толкуй слепой с подлекарем! Не существует! – протянул купец. – Давно уж я не читал газет-то, – продолжал он. – Да неинтересно и пишут ноне. Прежде, бывало, заглянешь в газету, и сейчас тебе такой суприс, что на таких тонях поймали осетра в двенадцать пудов; в таком-то месте женщина родила тройни. А теперь Бисмарк да Бисмарк – вот и все. Вы, господин, женатый или холостой?

– Да вам-то какое дело? Оставьте меня в покое! – огрызнулся читающий господин.

Купец опешил.

– А будто уж так тебе покой нужен? – сказал он. – Ну, Бог с тобой! Вишь, какой Иоанн Грозный выискался! Сиди, сиди, я трогать не буду!

Купец отвернулся, подышал на стекла и начал выводить по нем пальцем вавилоны.

После спектакля

В летнем помещении Приказчичьего клуба кончился спектакль. Давалась, между прочим, пьеса «Простушка и воспитанная», в которой особенный эффект произвел актер, плясавший вприсядку. «Дербалызнувшие» в антрактах купцы пришли в неописанный восторг и заставили повторить пляску два раза. Некоторые не могли прийти в себя от восторга и после спектакля и все еще время от времени восклицали: «Ах, волк его заешь, как ловко он эту самую дробь делал!» В особенности умилялась значительно подгулявшая компания, сидевшая на балконе и распивавшая шато-марго пополам с пятирублевым шипучим квасом. Тут была пара пожилых купцов, был один средних лет купец и один молодой. По фуражкам, надетым вместо шляп, и по пестрым «глухим» жилеткам можно было сейчас догадаться, что это приезжие. На диво постоянным посетителям клуба пробки «пятирублевого кваса» так и хлопали у них на столе. Было шумно. Кто-то из компании даже спрашивал:

– А что, ежели этой самой бутылкой шваркнуть вон в энту березу?

В это время через балкон прошел актер, плясавший вприсядку, и направился в буфет.

– Вон он! Вон он идет! – зашептали купцы и начали указывать пальцами.

– Уж и ловкач же, лягушка его заклюй! Сеня! Нельзя ли его к нашему шалашу приалтынить, чтоб он нам потом в отдельной комнате эту самую дробь сдействовал? – обратились они к молодому купцу.

– Да неловко, дяденька Парамон Захарыч. Тут в Питере все актер с купоросом. Может обидеться и к черту под халат послать.

– Ничего, трафь! Ежели драка – выручим! – ободряли его купцы.

Молодой хватил для храбрости стакан вина и направился в буфет. Там около стойки стоял актер и закусывал выпитую рюмку водки бутербродом. Купец остановился против него, подпер руки в боки и стал смотреть ему прямо в глаза, время от времени улыбаясь. Смотрел на него и актер. Купец кивнул ему головой и сказал:

– Актер? Актеры будете?

– Ну да, актер. Что ж из этого? – недоумевал тот.

– Ничего, так… Ловко даве дробь эту самую делали, – пробормотал купец и одобрительно потрепал его по плечу. – Послушайте, нас там компания на балконе… – прибавил он после некоторого молчания. – Шипучий квас пьем… Пойдем к нам. Купцы просят. И чтоб перед нами эту самую дробь…

– Какую дробь?.. – выпучил на него глаза актер.

– Ну, эту самую дробь ногами, что даве в театре-то делал. Там у нас и вино. Небось, мы заплатим.

– Вы хотите, чтоб я перед вами на балконе плясал? Да за кого ж вы меня считаете? – возмутился актер.

– Тише, тише! Не буянь! – остановил его купец. – Мы с дружеством пришли, а не для того, чтоб на ссору лезть. Ну что тебе стоит на шабаш дробь эту самую для нас сделать? По крайности на спиньжак себе заработаешь. Право, пойдем! Там у нас все купцы обстоятельные, не надуют. И деньги тебе сейчас в шляпу.

– Да ты, должно быть, почтенный, совсем с ума спятил, коли думаешь, что я перед вашей пьяной компанией на балконе плясать буду! – крикнул на него актер.

– Что ж, у нас в Рыбинске актеры перед нами плясали и завсегда довольны оставались, – отвечал купец. – А раз у Макарья один актер целые сутки в номерных банях с нами гулял и все рассказы рассказывал да куплеты пел.

Актеру сделалось смешно.

– Так такого себе и теперь ищи, а я не такой, чтоб на балконе плясать, – сказал он.

– Ой! Уж будто и не такой, чтоб на балконе… А ты гордость-то брось! Тебя купцы просят.

За молодым купцом стоял уже старый купец, явившийся ему на подмогу, и улыбался.

– Да не на балконе. Совсем не ту антресоль толкуешь, – поправил он. – Господину актеру почтение! – прибавил он, взял актера за руку и обнял его за плечи. – Вот, видишь ли, в чем дело, – шепнул он. – Намухоморились мы теперь и хотим перемену места для плезиру сделать, едем Палестины обозревать, так сделай нам дробь в отдельной комнате. Понял? Ну, на синенькую вперед.

Пожилой купец полез за бумажником. Актер презрительно скосил на него глаза.

– Как посмотрю я на тебя, борода у тебя седая выросла, а ума не вынесла, – сказал он.

– Что?! – заорал купец, поплевал на руки и ринулся на актера.

– Дяденька Парамон Захарыч, оставьте! – схватил его за руки молодой купец. – Ну бросьте его, коли он такой шершавый! Мы к цыганам лучше поедем. Те нам с вывертом танец докажут.

– У меня борода ума не вынесла? – горячился пожилой купец. – Ах ты, пес! Да знаешь ли ты, что я потомственный почетный гражданин и медали имею!

– Дяденька, Бога ради, бросьте! Ну плюньте на него! Что тут! Здесь ведь не Рыбинск, a Питер. Сочинителев на каждом шагу и не оберешься. Сейчас подслушают, опишут и смотришь – наутро со всей своей фамилией в газету влетел. Ну что за радость, ежели эдакий альбом про вас у нас в Рыбинске прочтут? Вон он, сочинитель-то, в углу стоит и смотрит. Мне даве его показывали.

Пожилой купец присмирел.

– Сочинитель? – переспросил он. – Который?

– А вот энтот, что нос-то набалдашником и один глаз на вас косит. Здесь этих сочинителев – что собак нерезаных!

– Вот дурак-то! – шептал актер, отходя в сторону.

Пожилой купец чесал затылок, посматривая в угол на сочинителя, и что-то соображал. Минуты через две он вынул из бумажника десятирублевую бумажку и, скомкав ее, понес в угол к смотрящему на него во все глаза пожилому мужчине.

– Бери отступного, господин сочинитель, а только нас не трожь, – сказал он, суя ему в руку деньги.

– Позвольте, что вам угодно? В чем дело? – недоумевал тот и спрятал руки за спину.

– Бери, коли дают! Ведь ты сочинитель? – спросил его пожилой купец.

– Ошибаетесь-с. Я титулярный советник! Восемнадцать лет верой и правдой служу! – обидчиво отвечал мужчина и, обернувшись к купцу спиной, стал уходить.

Перед петушьим боем

Проживающий у себя на даче меняла Рыбоплесов, охотник до кур, задумал у себя устроить в одно из воскресений петуший бой. Дело сначала для чего-то держалось в тайне, но дворник разболтал по соседям, вследствие чего в назначенный день перед дачей-особняком, где проживал меняла, сновали дачники и заглядывали в решетку сада. В саду ничего не было видно, только желто-лимонного цвета безбородый меняла время от времени выходил на балкон и злобно улыбался на заглядывавшую в его сад публику. Среди публики были и дамы. Некоторые лорнировали менялу и говорили:

– Совсем обезьяна!

– Катичка, вышла бы ты за него замуж? – спрашивала молоденькая девушка в малороссийском костюме другую девушку в синем сарафане.

– Ни за что на свете!

– Ну а ежели бы он тебя силой похитил и запер в необитаемом замке?

– Я отказалась бы от пищи и умерла с голоду. Не только что за него, но даже и за нашего учителя музыки Карла Богданыча не вышла бы, – прибавила девушка.