Кому на Руси жить хорошо. Поэмы

Журнал требовал огромных усилий, и Некрасов вкладывал в него всю свою неутомимую энергию. Больше всего хлопот доставляла цензура, необычайно ожесточившаяся в 1848 г. после европейских революций. Случалось, больше половины подготовленных к публикации в очередном номере статей оказывались запрещенными, и приходилось спешно отыскивать и заказывать новые материалы для замены.

Временами надо было буквально «бросаться на амбразуру»: в 1848 и 1851 г., когда оказалось нечего печатать в разделе беллетристики, поэт в соавторстве с А.Я. Панаевой создал два огромных романа – «Три страны света» и «Мертвое озеро», которые печатались в нескольких номерах с продолжением, а писались чаще всего по ночам (потому что дни были заняты журнальными хлопотами), готовые главы сразу отправлялись в цензуру, и сами авторы зачастую не могли сказать, о чем будут писать в следующей части. Поразительно, как не надорвался Некрасов тогда от этой работы.

Болезнь настигла его позже; весной 1853 г. он тяжело заболел. Загадочная болезнь, с которой три года не могли справиться лучшие доктора, поразила его горло. Только долгое пребывание в Италии в 1856 г. помогло добиться улучшения. Но на всю жизнь он лишился голоса, мог говорить только совсем тихо.

Однако в начале пятидесятых годов журнал был спасен. Вскоре он приобрел более 2000 подписчиков, постепенно справлялся с долгами, становился популярным в России, что не раз отмечала критика, называя его «одним из лучших» российских журналов. А Некрасов, в свои 29 лет, воспринимался уже опытным редактором, имеющим определенный общественный статус. Он достаточно освоился в общении с цензурой, изобретал способы обходить и «прикармливать» цензоров, осторожно заводил нужные связи с чиновниками в правительственных сферах.

Стихов Некрасов во все эти годы писал и печатал немного – на них не было сил и времени. Но, тем не менее, каждая их публикация становилась своего рода событием, они не были похожи ни на что, существовавшее до сих пор в русской поэзии: «Когда из мрака заблуждений…», «Огородник», «Тройка», «Родина», «Еду ли ночью по улице темной…», «Поражена потерей невозвратной…», «В деревне», «Несжатая полоса» и другие. И своим содержанием, и обращенностью к несчастным и страдающим персонажам, и прорывающимся авторским чувством вины перед всем этим драматическим неустройством жизни они приковывали внимание и сердца читателей, заставляя их сострадать народным бедам и невзгодам. И с каждым годом обретали все большую популярность.

Пик поэтической популярности Некрасова совпал с выходом первого его поэтического сборника, и, уезжая в августе 1856 г. в Италию лечиться, он оставил его московскому издателю К.Т. Солдатёнкову для печати. Составляли книгу стихи, как правило, уже печатавшиеся «Современнике» в 1847–1855 гг., а обрамляли два стихотворения, имеющие для автора особый смысл, – «Поэт и гражданин», в котором развиты общественные идеи Белинского, воспринятые автором с юности, и «Замолкни, муза мести и печали…», важное для него как эстетическая декларация.

Об огромном успехе книги, напечатанной под названием «Стихотворения Н.Некрасова» и вышедшей 19 октября 1856 г., Чернышевский писал Некрасову за границу и сообщал, что за два дня продано в Петербурге 500 ее экземпляров: «Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли “Ревизор” или “Мертвые души” имели такой успех, как Ваша книга». О книге Некрасова сообщали друг другу все, имеющие интерес к литературе. Даже Тургенев, не признававший некрасовских стихов, отозвался одобрительно: «а Некрасова стихотворения, собранные в один фокус, жгутся…».

Впечатление от успеха было омрачено скандалом с цензурой, вызванным редакторской ошибкой Чернышевского, который в рецензии на книгу в одиннадцатом номере «Современника» перепечатал из нее три стихотворения, имеющие отчетливое общественное звучание: «Поэт и гражданин», «Отрывки из путевых записок графа Гаранского» и «Забытая деревня». Возникло громкое цензурное дело, о «крамольной» книге Некрасова было доложено императору Александру II, в специальном цензурном распоряжении предписывалось, «чтобы впредь не было дозволено новое издание “Стихотворений Н. Некрасова”» и чтобы «не были печатаемы ни статьи о сей книге, ни выписки из оной»; а редакции журнала было объявлено предупреждение.

Читатели же отнеслись к книге восторженно. Ни одному автору середины XIX века не выпадало ничего подобного (а в начале пятидесятых вышли сборники Тютчева, Фета, Полонского, Майкова, Огарева). Книга однозначно делала Некрасова самым популярным и любимым поэтом. И даже старый круг друзей, привыкших относиться снисходительно к его творчеству, не мог не признать в нем первого и самого значительного поэта времени. Самобытность таланта и первостепенное значение Некрасова в русской литературе признали все. Но ничто не могло сравниться с безоговорочным приятием книги молодыми: «Вы теперь лучшая – можно сказать – единственная прекрасная – надежда нашей литературы… – пишет Некрасову Чернышевский. – Помните, однако, что на Вас надеется каждый порядочный человек у нас в России».

С книгой стихотворений к Некрасову пришла не просто слава. Он впервые осознал степень своей популярности как поэта, а следом и той ответственности, какую она на него налагала. К этому побуждали любовь и преданность множества людей, для которых его поэзия стала спутником и путеводителем в жизни. Тысячи молодых людей стремились узнать в его стихах истину о мире и жизни, учились любить свой народ, сострадать его бедам, стремиться на помощь ему, ненавидеть неправое устройство российской жизни. Сборник для многих стал учебником жизни, а поэт обрел свою публику, которая ценила и любила его на протяжении многих лет.

Время, предшествовавшее изданию первого сборника стихотворений, было в жизни Некрасова трудным, но и творчески активным – за один лишь 1855 год он написал столько же стихотворений, сколько за предыдущие пять лет. Он уже третий год страдал от тяжелой болезни (по-видимому, горловой чахотки) и временами не был уверен, что ее переживет. Болезнь и тяжелые предчувствия, а также уход из жизни одного за другим трех талантливых людей, единомышленников, сотрудников – Н.Г. Фролова, В.А. Милютина и историка Т.Н. Грановского – усилили в Некрасове чувство рубежа, перелома, склоняли к размышлениям о смысле человеческого существования и собственной деятельности.

Поэт как бы подводил итог и размышлял о судьбе журнала, главного своего детища, о будущем его и о своем будущем как поэта и издателя и одновременно верил в неизбежность своей скорой смерти. После смерти Грановского осенью 1855 г. он писал Боткину очень проникновенно, как будто развивая мысли, выраженные в стихотворении «Блажен незлобивый поэт…»: «Ни о ком я так не жалел после Б<елинского>, даже о Гоголе, может быть, потому, что лично его не знал. <…> вот уж 4-й час сижу один – измаялся, думая, жалея, припоминая. К этой скорби примешивается другая – понятная. Нет! не живется у нас людям, которые всего нам нужнее!<…> В деятельности писателя не последнюю роль играет так называемое духовное сродство, которое существует между людьми, служащими одному делу, одним убеждениям. Иногда у изнемогающего духом писателя в минуты сомнения, борьбы с соблазном, в самых муках творчества встает в душе вопрос: да стоит ли мне истязать себя? Если и добьюсь чего-нибудь путного, кто оценит мой труд? Кто поймет, чего мне это стоило? Кто будет ему сочувствовать? Так, по крайней мере, бывало со мной.<…> И в эти минуты к кому с любовью, с верой обращалась мысль моя? К тебе, к Тургеневу, к Грановскому. В эти же минуты я всегда глубже жалел Б<елинского>…»

Владевшие им в это переломное время настроения выразились во многих замечательных стихах, в том числе «Я сегодня так грустно настроен…», «Умру я скоро», «Тяжелый год», «Ничего! гони во все лопатки!», «Замолкни, Муза мести и печали», «Еще скончался честный человек», «Последние элегии».

Другая особенность этого года заключалась в том, что поэт обратился к созданию эпических произведений: поэмы «В.Г. Белинский» и «Саша» (1855–1856), а следом «Несчастные» и «Тишина» (1856–1857) были созданы на протяжении двух с небольшим лет. Видимо, лирической формы ему не всегда хватало, чтобы выразить волновавшие его думы и сомнения.

В апреле и мае 1855 г. Некрасов жил в Ярославле и работал над двумя поэмами одновременно. Мотив рубежа, начала нового времени занимает важнейшее место в поэме «Саша». В ней мысль автора обращена к проблеме исторической – о людях, уже ушедших или уходящих из жизни, и об их делах, забываемых представителями иного времени. Он думает о смене эпох и о судьбе многих благородных и честных людей, исполненных высоких стремлений и чувств, но оказывающихся чужими и ненужными в ситуации нового времени, нового общественного настроя. В реальности это были думы о людях сороковых годов, к которым принадлежал и сам Некрасов. Принадлежит к ним и герой поэмы – Агарин, а ее героиня, Саша, олицетворяет поколение новое, идущее на смену.

На протяжении нескольких лет в критике бытовало мнение, будто поэма Некрасова написана вслед за романом Тургенева «Рудин». Действительно, герой ее, Агарин, весьма напоминает Рудина – оба они из тех, кого демократическая критика чуть позже назовет «лишние люди», оба фразеры, оба оказываются несостоятельными перед решением реальных жизненных проблем. Критик С.С. Дудышкин даже объявил в одной из своих статей, что в Агарине читатели «нашли того же Рудина, только переложенного в стихи». Годы спустя (в 1879 г.) и сам Тургенев утверждал, что «Саша» написана под влиянием «Рудина». Но это не так: «Рудин» был напечатан в том же первом номере «Современника» за 1856 г., что и «Саша». А работал Тургенев над романом в июне-июле 1855 г., уже после того, как Некрасов создал 3-ю и 4-ю главы поэмы, в которых описан Агарин.

Таким образом, версия о переложении в стихи тургеневского романа несостоятельна. Но зато чрезвычайно знаменателен факт одновременного обращения двух больших писателей к типу «лишнего человека», время которого заканчивалось, а значение утрачивалось в связи с появлением новых общественных сил и тенденций. Оба писателя, в сороковые годы близкие к людям этой формации, теперь осознавали, что время их уходит, сочувствовали им и, делая их героями своих произведений, обрекали их на судьбу драматическую и даже трагическую. Рудин, покинув Россию, оказывается среди участников революционных боев и гибнет никому не ведомым на революционной баррикаде в чужой стране. Агарин в своей стране остается одиноким и страдающим.

Некрасов в поэме находит, как оправдать существование этих людей перед лицом отрицающего их времени, утверждая, что без их жизни, без их убеждений, жертв и страданий не могло бы осуществиться продолжение жизни и будущее. Ведь Агарин не просто потерпел фиаско в личных отношениях с Сашей, он преобразовал ее жизнь, разбудил героиню поэмы для существования более осмысленного и содержательного, чем то, в каком живут люди ее окружения, пробудил высокие запросы в ее душе, которые без него могли бы и не проснуться. Для выражения этой идеи был поэтом найден глубокий поэтический образ зерна, павшего в землю, умирающего, но проросшего, чтобы дать пищу другим поколениям.

В нескольких стихотворениях поэт обращает этот образ умирающего зерна и к собственному творчеству («Праздник жизни – молодости годы…», «Замолкни, Муза мести и печали…», «Безвестен я. Я вами не стяжал…»). Он как бы ставит себя рядом с людьми, отвергаемыми временем, не могущими «преодолеть рубеж», но сам именно в поэзии видит и смысл, и оправдание своей жизни.

Черновики «Саши» перемежаются с черновиками поэмы «В.Г. Белинский», которая была завершена раньше, и текст ее был переписан в тетрадь, подготовленную для издателя Солдатёнкова как основа будущего сборника. Позднее, когда Некрасову стали ясны возможные цензурные тяготы произведения на столь дорогую для него тему, он сделал над ее текстом приписку: «Не для печати», отложил поэму, о которой немногие знали, и долгие годы не вспоминал о ней.

Создававшаяся, несомненно, в русле общих настроений переломной поры, поэма есть дань памяти и благодарности Учителю, дела и мысли которого были важны для поэта всю жизнь. Связь поэмы со стихотворениями «Русскому писателю» и, через него, «Поэт и гражданин» несомненна. Судьба же ее совершенно необычна по сравнению с другими произведениями Некрасова.

Поэма «В.Г. Белинский» не только не вошла в первый сборник «Стихотворений Н. Некрасова» (М., 1856), но при жизни поэта нигде в России не печаталась, хотя довольно широко распространялась в списках. Объясняется это не столько ее социально-критической направленностью, сколько тем, что имя Белинского долго было после его смерти нежелательным к употреблению. Некрасов, по-видимому, сам не торопился печатать поэму в такое «неудобное» время, боясь цензурного запрета, а потом публикация почему-то не состоялась.

В 1859 г. ее напечатал в «Полярной Звезде» в Лондоне А.И. Герцен со списка, явно восходящего к Солдатёнковской тетради. В 1881 г., уже после смерти Некрасова, П.А. Морозов в журнале «Древняя и новая Россия» издал полный текст поэмы с редакционным примечанием: «Печатая это стихотворение, мы должны заметить, что в некоторых рукописных сборниках оно приписывается Н.А. Некрасову» (важно еще, что и напечатана поэма была под рубрикой «Из рукописной литературы 50-х годов»). Но и после 1881 г., на протяжении почти сорока лет, поэма продолжала распространяться в списках, восходивших к публикации в герценовской «Полярной Звезде». Время от времени ее текст печатался в разных изданиях, чаще провинциальных, где авторство Некрасова активно предполагалось, но не бывало признано безоговорочно. В собрание его сочинений поэма вошла впервые лишь в 1920 г., когда были, наконец, прочитаны рукописи и найдена запись о ней, сделанная самим поэтом в 1877 г. в автобиографических записках.

По своему содержанию с поэмой «В.Г. Белинский» отчасти соотносится следующая работа Некрасова, который в конце 1856 г., живя в Риме, с увлечением писал поэму «Несчастные». Ее замысел связан с раздумьями над судьбами «друзей народа и свободы», а импульсом к созданию послужило, по-видимому, известие об амнистии декабристам и петрашевцам в августе 1856 г. Поэма была задумана как рассказ каторжанина, вернувшегося из Сибири, а центральный ее образ – интеллигентный каторжник по имени Крот, просвещающий закоренелых преступников, пробуждающий своими рассказами добрые и благородные в них чувства, – ассоциировался у многих читателей с образом Белинского.

О нем как прототипе Крота писал П.Ф. Якубович, обративший внимание на то, что смерть героя поэмы напоминает последние минуты жизни Белинского. Однако и Достоевский в воспоминаниях о Некрасове писал: «…Однажды, в шестьдесят третьем, кажется, году, отдавая мне томик своих стихов, он <Некрасов> указал мне на одно стихотворение, “Несчастные”, и внушительно сказал: “Я тут об вас думал, когда писал это” (т. е. об моей жизни в Сибири), “это об вас написано”». Русское правительство осуществило на петрашевцах изощренный «эксперимент», «…уравняв каторжанина-петрашевца с уголовным арестантом». Так что, помещая Крота на одних нарах с уголовниками, Некрасов указывал на «родословную» своего героя. Еще очень важно отметить, что его поэма о каторге написана задолго до «Мертвого дома» Достоевского.

Поэма получилась несколько эклектичной, пестрой, в ней соединены многочисленные прозаические описания с фрагментами, проникнутыми высоким идейным и поэтическим пафосом. Судя по письмам, можно думать, что с этим произведением Некрасов связывал большие надежды. Однако оно вряд ли может считаться его удачей. Тем не менее, будучи первым русским произведением о политических ссыльных на каторге, поэма имела шумный успех в среде демократических читателей, и когда Некрасов читал ее на литературных вечерах, чтение его сопровождалось овацией молодежи.

Тогда же в Риме, в начале 1857 г. Некрасов начал работать над лирической поэмой «Тишина», но написал там одну только часть, посвященную Крымской войне, павшему Севастополю и народу-герою. Глава стала в окончательном тексте третьей, а закончена «Тишина» была уже после возвращения в Россию.

Тема возвращения очень значительна в поэме. Возвращается из Италии домой в Россию, в деревенскую ее тишину, лирический герой – сам автор. Вспыхнувшее в нем «чувство родины» отразилось в описаниях и «ровного шума лесов сосновых», и пыльной проселочной дороги, и храма божия на горе, и пробудившегося в нем «детски чистого чувства веры», столь редкого у Некрасова религиозного настроения. И, как всегда у него, здесь явственно угадывается символика народного горя, воплощенного в облике «убогого храма» с его «скудным алтарем». Душевную боль поэта за свою страну, за ее вековую тишину и печаль не заглушили зарубежные красоты.

После окончания жестокой и кровопролитной Крымской войны возвращаются домой ее солдаты, совершившие свой подвиг, чтобы, отдохнув, вновь окунуться в привычную свою жизнь. Некрасова чрезвычайно волновала длительная осада Севастополя, проявляемый в ней героизм солдат. Он пристально следил за развитием событий и горячо сочувствовал воинам и всему народу в его потерях и горе. Он даже собирался ехать на войну, и если бы не болезнь, наверняка бы поехал.

Наконец, возвращается к мирной жизни сама страна, полная ожиданий перемен к лучшему. И хотя предстоящие реформы многим казались сомнительными, хотя огромная Россия далека была от подлинного пробуждения, тиранический застой николаевского царствования дрогнул, закончившаяся Крымская война вызвала небывалое общественное оживление. Некрасов тоже жил этими настроениями, события национальные, общерусские переживались им в это время как глубоко личные. В окончательном и наиболее зрелом варианте поэмы, обращаясь к завтрашнему дню, поэт воспел «тишину», которая предшествует пробуждению и обещает свет правды и справедливости.

По возвращении из-за границы в июле 1857 г. Некрасов вступил в десятилетие, ознаменованное ярким расцветом его поэтического таланта. Но это же, счастливое в творческом отношении, время было омрачено, быть может, самыми драматическими событиями в его жизни: раскол в редакции «Современника» и уход из него многих писателей, смерть Н.А. Добролюбова, арест группы сотрудников из молодой редакции и Н.Г. Чернышевского, смерть И.И. Панаева и отца, А.С. Некрасова, закрытие журнала на восемь месяцев и возрождение его на два с небольшим года до окончательного закрытия в 1865 г.

Прежде всего, немало перемен обнаружилось в «Современнике». В глаза бросалось оскудение беллетристического отдела: две повести Тургенева, одна Толстого, одна пьеса Островского – вот и все, что дали в журнал постоянные его участники в 1858 г.; держался отдел произведениями литераторов второго эшелона, из которых выделялся самобытным талантом Николай Успенский. Правда, в отделе критико-библиографическом появился Н.А. Добролюбов, чьи талантливые статьи были замечены сразу; и скоро он стал постоянным сотрудником журнала.

Постепенно влияние новых сотрудников, Чернышевского и Добролюбова, на редакционную политику «Современника» становилось все заметнее. По предложению Чернышевского была радикально изменена структура журнала. Теперь сочинения художественные, публицистические и научные стали печататься в одном отделе («Словесность, науки и художества»), что соответствовало тогдашнему представлению многих о литературе как общественном явлении, одной из главных задач которой мыслилось отражение общественной проблематики.

Некрасов, всегда раньше ориентировавшийся на качественную беллетристику как основу успеха журнала, начинал больше доверять своим молодым сотрудникам и не сразу, но согласился, что новое «направление» обеспечивает его успех не в меньшей степени. Потому что это направление отвечало запросам читателей «Современника», представленных в массе той самой радикальной молодежью, которая с такой готовностью и доверием приняла его стихи и которая становилась все более заметной в общественной жизни.

Однако доверия и симпатии редактора к молодым никак не разделяли старые сотрудники журнала. Они не желали принимать этих людей, чуждых им по всем своим качествам – разночинцев, со взглядами не только гораздо более радикальными на жизнь общества, но и с иными понятиями обо всем, прежде всего об искусстве и литературе. Размежевание было резким, потому что ни писания, ни взгляды, ни манеры молодых не устраивали старых друзей Некрасова. И хотя ему долго, на протяжении лет, удавалось удерживать мир среди своих сотрудников, к концу 50-х годов конфликт разразился. Приглашение в журнал молодых и оказываемое им доверие представлялось старым друзьям изменой, а в дружеские чувства Некрасова к ним самим они не верили, считая их лицемерием и обманом. Многолетние связи рушились. Постепенно прекратили переписку с Некрасовым Боткин и Анненков, потом Л. Толстой, ушел из журнала Фет, обиженный рецензией на свои переводы, противником «Современника» стал неожиданно и Герцен, опубликовавший в «Колоколе» статью против Чернышевского. Дольше всех оставался в журнале Тургенев, но и он ушел в 1860 г., не простив Добролюбову рецензии на свой роман «Накануне». Разрыв с ним был, наверное, самым болезненным, ведь их с Некрасовым связывала долгая дружба, совместная работа по созданию журнала, душевная близость.

А.Н. Пыпин позднее писал об этой поре раскола, сочувствуя Некрасову в тех неприятностях, какие пришлось ему пережить: «…старый приятельский кружок отнесся крайне враждебно не только к этим сотрудникам, но и к самому Некрасову. На него посыпались бесконечные укоризны в журнальной афере, ради которой он, будто бы, бросил прежних друзей, променяв их на новых сотрудников, которые, по его расчету, были выгоднее…» Порочащие слухи и несправедливые упреки прежних друзей всегда больно задевали поэта, но еще больнее было ему переживать тот факт, что обвинения в корыстности, лицемерии и измене меняют отношение к нему читателей. Откликом на эту ситуацию стало стихотворение «Что ты, сердце мое, расходилося?».

Драматическая пора смены редакции и направления журнальной политики «Современника» в конце 1850-х годов протекала на фоне большого общественного подъема – Россия готовилась к реформе по отмене крепостного права, чувствовала себя на пороге эпохальной перемены жизни. Некрасов, вернувшись из-за границы, сразу ощутил эти настроения и с радостным волнением ожидал реформы, которая должна была освободить народ от векового рабства. В то же время он внимательно наблюдал, как же сам народ относится к грядущим переменам, сомневался в его заинтересованности и – подозревал его в безучастности. И если в поэме «Тишина» выражена надежда на лучшие перемены, то в стихах чаще звучит сомнение («В столицах шум, гремят витии…», знаменитые «Размышления у парадного подъезда» и др.).

Манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости, принятый 19 февраля 1861 года, прочитанный во всех церквах страны и напечатанный во всех правительственных газетах, был понят далеко не сразу. Реформа, имевшая целью изменить сложившийся веками экономический строй России и рассчитанная на много лет, объявляя крестьян свободными, предполагала постепенное размежевание интересов их и помещиков, наделение крестьян землей должно было происходить в течение определенного времени, для этой процедуры были выработаны специальные условия. Постепенность предполагаемых процессов разочаровала и ввела в заблуждение многих. Некрасов поначалу тоже ругал реформу, не сразу осознав, какую грандиозную ломку предстояло пережить стране после ее принятия.

Приехав на лето в деревню, в Грешнево, поэт пристально вглядывался в жизнь вчерашних крепостных, пытаясь угадать, что несет им освобождение. Новые наблюдения, размышления о прошлом и будущем деревни, об отношениях между мужиками и помещиками (повод для них давали и действия отца, пытавшегося напоследок еще прижать уже бывших «своих» крестьян – он вынудил их подписать «соглашение о продлении» своих крепостных повинностей) – все это пригодится ему позднее, когда он начнет работать над крестьянской эпопеей «Кому на Руси жить хорошо». В то лето в его стихах не звучала усадебная тема с волнующими воспоминаниями о собственном прошлом, Некрасов писал только о деревне, о крестьянах. Стихотворения «Свобода», «Дума», «Похороны», «Крестьянские дети» и, наконец, крестьянская поэма «Коробейники» стали отражением его наблюдений, деревенских встреч, событий, разговоров этого лета.

«Коробейники» – поэма о крестьянской жизни, о народе и для народа. Некрасов посвятил ее своему другу-крестьянину Гавриле Яковлевичу, от которого услышал историю об убийстве в лесу двух коробейников охотником-злодеем, завладевшим их деньгами. Рассказ стал основой сюжета отчасти криминального, отчасти любовного, позволившего показать, как и чем живет крестьянство, вместе с коробейниками пройти по деревням и ярмаркам, побывать всюду, где толпится народ, прислушаться к его толкам о войне, о рекрутах, о помещиках и попах, передать его речь и юмор, его песни, показать его в веселии и в горести. Это первая попытка замысла пройти по Руси вместе с крестьянами, замысла поэмы-путешествия, который воплотится через несколько лет в эпопее «Кому на Руси жить хорошо».

Народ, его дела, чувства, отношения становятся в «Коробейниках» предметом изображения. Он в поэме живет своей полноценной жизнью. Со своими заботами, чувствами, обидами, преступлениями, думами, и в этом калейдоскопе жизненных отношений ищет поэт ответа на свой главный вопрос: имеет народ российский будущее или нет, изменит ли реформа его сегодняшнее тягостное положение.

Реформа, при всей ее сложности, была делом благотворным, поскольку давала народу шанс проявить заложенные в нем огромные нравственные и интеллектуальные возможности. Автор, угадывая в нем источник вечной духовной силы, хотел бы видеть его участником истории, возможным вершителем судьбы страны, но одновременно видит и «убогим странником», страдальцем от голода и холода, и безответным Титушкой-ткачом перед неправедными судьями.

Задача писать для народа заставила поэта не только заговорить народным языком, но и обратиться к фольклору. Поэма насыщена образами и лексикой народнопоэтического творчества. Песни, поговорки, прибаутки, приметы, шутки, выражающие народный взгляд, вошли в текст, помогая автору поэтически воспроизвести мировоззрение народа (этим опытом Некрасов воспользовался, развивая его, и в следующей своей крестьянской поэме «Мороз, Красный нос» и особенно в «Кому на Руси жить хорошо»). К.И. Чуковский заметил, что временами кажется, «словно эту поэму написали сами крестьяне».

Недаром именно «Коробейников» предназначил Некрасов для чтения своим героям, избрал для своего народного дешевого издания. Он специально приезжал в Мстёру к книготорговцу из крестьян И.А. Голышеву и заключил договор на продажу «красной книжки». Эти изданные автором книги в красной обложке с текстом поэмы должны были продаваться коробейниками по селам и сельским ярмаркам по 3 копейки (и никогда дороже), и скоро стихи из поэмы зазвучали всюду как народные песни.

А для Некрасова с осени 1861 г. вновь наступило время тяжелых испытаний. Он вернулся в Петербург около середины сентября, когда вокруг «Современника» начались тревожные и трагические события.

Трудно сказать, насколько глубоко он был посвящен в деятельность своих сотрудников, связанную с противостоянием власти. Скорее всего, предполагал, что такая деятельность осуществляется, в какой-то степени сочувствовал ей, как сочувствовали вольнолюбивым настроениям молодежи многие, но не разделял крайности воззрений членов своей молодой редакции. Ведь он принадлежал по жизни и интересам другому кругу. Однако оппозиционное направление журнала поддерживал и не возражал против того, чтобы в нем печатались антиправительственные материалы. Центром этого вольного содружества был, конечно, Чернышевский, которого, как и Добролюбова, Некрасов по-человечески любил.

Разочарованные крестьянской реформой и ожидая активных народных протестов, журнальные вольнодумцы решили усилить пропаганду, перейти к нелегальной деятельности и всеми средствами просвещать и готовить народ к выступлениям против власти. В июле Михаил Михайлов, руководивший иностранным отделом, привез из Лондона отпечатанную в типографии Герцена прокламацию «К молодому поколению», в которой критиковались действия властей, резко осуждалась реформа и содержался призыв к молодежи «всех сословий» возглавить стихийное крестьянское движение. В середине сентября он был арестован и посажен в Петропавловскую крепость за то, что «с замечательной смелостью» распространил эти прокламации по городу, причем экземпляры ее были даже доставлены по почте некоторым министрам и самому графу Шувалову, начальнику Третьего отделения.

Это был первый политический арест при новом царствовании, он многим показался тогда недоразумением, и Некрасов еще не предполагал, какие потрясения ждут «Современник». Через три недели был арестован другой сотрудник журнала, В.А. Обручев, друг Чернышевского и Добролюбова (и, как многие считали, прототип Рахметова в романе «Что делать?»). И беды последовали одна за другой, не отпуская много месяцев.

17 ноября умер от чахотки Добролюбов, и горе этой потери Некрасов преодолевал очень долго. 14 декабря был совершен публичный обряд гражданской казни Михайлова, и в тот же день перед самой отправкой его на каторгу в Сибирь поэт простился с ним в крепости. 18 февраля 1862 г. после недолгой сердечной болезни умер И.И. Панаев, многолетний и бессменный соредактор «Современника». А 27 февраля Обручев был приговорен к пяти годам каторги и бессрочному поселению в Сибирь. Некрасов остался единоличным редактором журнала, и вместе с Чернышевским они держали его до лета. Но жизнь готовила новые удары. В середине июня было объявлено о запрещении на восемь месяцев журналов «Современник» и «Русское слово» «за вредное направление», 2 июля арестован критик Д.И. Писарев, а 7 июля узниками крепости стали сотрудники «Современника» Н.Г. Чернышевский и Н. Серно-Соловьевич. В конце ноября умер отец, Алексей Сергеевич Некрасов.

За годы совместной работы Некрасов успел понять и полюбить своих молодых коллег. Восхищался их честностью, храбростью, готовностью к страданиям за свои идеи, а главное, стремлением неустанно работать во имя своей цели, действовать. Сам по натуре деятель, поэт глубоко уважал их, сочувствовал многим их идеям, некоторые разделял, но понимал, что сам он – человек другого времени и поколения, иного общественного положения – не может так жить, не готов, как они, следовать политической цели, не готов к борьбе с властью и подвигу. Он живет другой жизнью, хотя и преклоняется перед жертвами, понесенными этими людьми. Небольшая поэма «Рыцарь на час», одно из лучших исповедально-лирических произведений Некрасова, написанная в 1862 г., пронизана этими настроениями. Поэма была послана М. Михайлову на каторгу.