Однако, когда эйфория прошла, Парк увидел, что положение его весьма плачевно. У него не было ни пищи, ни воды, ни денег – лишь конь, которого, однако, тоже надо поить и кормить. В полдень, когда солнечные лучи с удвоенной силой отражаются от раскаленного песка, а в нагретом воздухе возникают миражи, последние силы покинули путника. Умирая от жажды, он упал в полуобморочном состоянии на песок…
Его спас неожиданно хлынувший ливень, продолжавшийся более часа. Парк расстелил на земле всю свою одежду, чтобы собрать в нее воду. Наконец-то он смог утолить жажду. Продолжая путь при свете молний, он вскоре вышел к какой-то деревеньке, и с ужасом узнал, что она… принадлежит правителю мавров Али!
Но выбора не было: и сам путник, и его конь еле волокли ноги. Парк поехал вдоль улицы. На пороге одной из хижин сидела старая женщина и пряла хлопок. «Я показал ей знаками, что голоден, – рассказывал Парк, – и спросил, нет ли у нее в хижине чего-нибудь съестного. Она немедленно отложила свою прялку и обратилась ко мне по-арабски, приглашая войти. Когда я опустился на пол, она поставила передо мной целое блюдо с кускусом».
На следующее утро – снова в путь. На этот раз Парку удалось найти верную дорогу. 5 июля он вступил в небольшое селение Вавру. Али со своими маврами остался позади.
Местные жители отнеслись к путнику с большим любопытством, проявляя при этом неизменное радушие. Глядя на изношенную, пришедшую в полную негодность одежду Парка и его изнуренный вид, они решили, что перед ними – самый бедный человек на свете. Жалея несчастного, африканцы везде предоставляли ему кров, давали хлеб, нередко и кружку молока.
За всеми этими бурными событиями Парк не забывал о главной цели своего путешествия – Нигере. Он знал, что река уже недалеко: спутники Парка сообщили ему, что через несколько дней он увидит долгожданную Джолибу – «Великую реку», как называли Нигер африканцы, и что они придут в большой торговый город, расположенный на его берегах. Наконец-то, после семи с половиной месяцев скитаний, Парк оказался так близко к цели путешествия.
Дороги уже были буквально забиты пешеходами, спешившими со своими товарами на рынок в город Сегу – столицу страны Бамбара. Приближаясь к городу, Парк озирался во все стороны, ища взором реку. Вдруг кто-то воскликнул: «Смотри, вода!»
«Взглянув вперед, я, безгранично обрадованный, увидел наконец основную цель моей миссии, долгожданный величественный Нигер, который, блестя под утренними лучами солнца, широкий, как Темза у Вестминстера, медленно катил свои воды к востоку».
То, что река течет на восток, не удивило путешественника. Хотя, отправляясь из Европы, он не был в этом уверен, и, как большинство английских ученых-географов, даже был склонен придерживаться прямо противоположного мнения. Однако во время странствий по Африке у него сложилось ясное понимание того, что река все-таки течет на восток. Местные жители неизменно говорили, что Нигер «течет к восходящему солнцу». «Особенно уверился я в этом, когда узнал, – пишет Парк, – что майор Хаутон собрал подобную же информацию». Так, благодаря мужеству, терпению и воле шотландского путешественника была решена загадка великой западноафриканской реки.
Парк выяснил не только это. Он убедился также в том, что ни Сенегал, ни Гамбия не соединяются с Нигером и что, следовательно, не в этих районах надо искать его истоки.
Резиденция мансы – правителя страны Бамбара располагалась на противоположном берегу реки. Манса не спешил принять неизвестно откуда взявшегося чужестранца, и путешественника приютила одна старая женщина. Возвращаясь с поля, она заметила оборванного путника, пожелала узнать его историю и, сжалившись, пригласила к себе в дом. У этой женщины часто собирались родственницы и соседки; они пряли хлопок и пели. Парк, быстро освоивший местный диалект языка мандинго, с удивлением услышал в одной из песен рассказ о себе самом:
Ветры дули, дожди лили,
Бедный белый человек,
Слабый и изможденный,
Пришел и сел под наше дерево.
У него нет матери, которая принесла бы ему молока,
Нет жены, которая смолола бы зерна.
– Давайте пожалеем белого человека, – подхватил хор.
– Давайте пожалеем белого человека, у которого нет матери, которая принесла бы ему молока!
Между тем аудиенция у мансы все откладывалась. 23 июля к Парку явился чиновник, который осведомился о цели его путешествия. Услышав, что столь опасный и долгий путь проделан единственно для того, чтобы увидеть Джолибу, африканец с удивлением спросил: «Неужели в твоей стране нет никаких рек? И разве все реки не похожи одна на другую?»
Странное желание европейского путешественника увидеть Нигер вызывало подозрения. В окружении мансы были убеждены, что Парк послан британским правительством для сбора информации, которая позволит англичанам забрать в свои руки всю торговлю в Западном Судане. В результате аудиенция так и не состоялась. Однако Парку было позволено продолжать путешествие.
Парк решает идти на восток: Нигера он достиг, но еще не побывал в Тимбукту и Хауса. Он запасся продовольствием, которого должно было хватить на пятьдесят дней, и двинулся в путь.
В лесах, покрывавших берега Нигера, водилось множество львов. Парк испытывал постоянный страх быть растерзанным хищниками. К тому же ему очень сильно докучали москиты. Изнемогшему путнику пришлось расстаться и с истощенной до крайности лошадью. У местного жителя он достал лодку и еще в течение восьми дней плыл на восток, голодный и больной. Между тем наступил разгар сезона дождей, река вздулась и затопила низкие берега. Лихорадка у Парка не прекращалась. 30 июля 1796 г. путешественник решил повернуть обратно. До Тимбукту – легендарного города, к которому на протяжении многих веков стремились европейские путешественники и купцы, – он не дошел двухсот миль.
23 августа Парк прибыл к Бамако – ныне это столица Республики Мали, а в ту пору – «город среднего значения». Здесь Парку повезло: отсюда в Гамбию уходил невольничий караван работорговца Карфа Таура, и тот согласился взять Парка с условием, что он расплатится с ним в Пизании. 19 апреля 1797 г. караван вышел в путь и наконец, после двухлетнего отсутствия, Парк прибыл в Пизанию и был радостно встречен друзьями: о судьбе путешественника здесь ходили самые противоречивые слухи. Говорили, что Парк убит маврами.
Значение первого путешествия Мунго Парка трудно переоценить. Один, без помощников, практически без средств, Парк проник в глубь Западной Африки на 1100 миль и побывал в местах, куда еще не ступал и уж во всяком случае откуда не возвращался до него ни один европеец. Невозможно не воздать должное его упорству в стремлении к достижению цели, мужеству, с которым он встречал всевозможные опасности, его настойчивости в преодолении препятствий. Парку не удалось достичь Тимбукту и Хауса. Однако он побывал на Нигере, установил направление его течения и обследовал берега реки на протяжении 1090 миль.
В мае 1798 г. Парк выступил в Африканском обществе с докладом о своих открытиях. Впервые британский путешественник проник в сердце Африки и решил одну из ее великих загадок! Он доказал, что Нигер – отдельная река, несущая свои воды с запада на восток, как утверждали древние географы, а не с востока на запад, как считал ал-Идриси. Это было крупное географическое открытие. Однако Парк, доказав, что река течет на восток, не ответил на другой вопрос: куда она впадает? Открытие Парка будто бы воскрешало утверждения географов древности о слиянии Нигера и Нила. Действительно, если воды Нигера текут с запада на восток, почему они не могут где-то в не исследованных еще центральных областях Африки сливаться с водами Нила?
Об истоках Нила в ту пору наука имела весьма туманные представления. А когда европейские путешественники расспрашивали о них египтян, то получали туманные ответы, что в Нил где-то далеко на юге вливается большая река с запада. Может быть, речь идет о Нигере? Открытие Парка вызвало оживленные дискуссии в научном мире.
Спустя некоторое время Парк обратился к Африканскому обществу с предложением продолжить исследование великой западноафриканской реки. Успех первого путешествия послужил Парку прочной гарантией благосклонного отношения к нему членов Африканского общества. Его предложение было принято без малейших колебаний. Эта вторая экспедиция стоила отважному путешественнику жизни: в ноябре 1806 г. он трагически погиб.
В ходе двух своих путешествий Мунго Парк сделал больше практических открытий, чем кто-либо другой за предшествовавшие полтора века. Колоритная фигура первопроходца, его короткая, но яркая жизнь и трагическая гибель неоднократно привлекали внимание историков. О Парке написано больше, чем о многих других путешественниках по Африке, в том числе и тех, реальный вклад которых в изучение этого континента был более весом.
Шейх Иоганн
«Я знаю, что исполняю свой долг, и радостно взираю в будущее, – писал Буркхардт матери за три месяца до смерти. – Я готов и к хорошему и к плохому, что бы оно ни принесло мне, но во всех случаях надеюсь достигнуть одной цели – увидеть тебя в этой или иной жизни. Поверь мне, дорогая мама, что желание увидеть тебя неизмеримо больше, чем стремление к славе, почету и признанию, а твоя похвала много дороже, чем похвала толпы. Слава, если она когда-нибудь приходит, это пустое чувство, но беззаветная любовь к матери и верность своему долгу в самых тяжелых жизненных ситуациях – это чувство, которое возвышает душу».
Цитадель в Алеппо
Страсть к путешествиям – это бацилла, нередко приводящая к неизлечимой болезни. В Иоганне Людвиге Буркхардте эта бацилла поселилась еще в детстве. Единственное, чего он боялся, – это что родители узнают о его намерениях и что это причинит им огорчения. «Разве солдат рискует не больше? – писал он родителям. – А если бы я был военным и оказался на поле боя, разве я не смотрел бы каждый день смерти в глаза? А какие опасности могут ожидать путешественника? Климат или люди. Что касается климата, то я, как вы знаете, от рождения отличаюсь силой и отменным здоровьем… У меня, правда, нет еще жизненного опыта, но я его получу. Я ничего не боюсь, даже смерти».
Буркхардта неудержимо манили таинственные страны арабского Востока, о которых в начале XIX в. в Европе рассказывали небылицы, в которых вымысла было больше, чем правды. Однако, когда в 1809 г. Буркхардт отправился на Восток, перед ним сразу встала проблема: кем он должен выглядеть в глазах местного населения? Выдать себя за араба? Остаться европейцем? И то и другое рискованно. И тогда он придумывает себе имя и биографию: отныне он – Ибрагим ибн Абдалла, индийский купец, мусульманин… Правда, для этого следовало еще знать и Индию, но ведь не зря же Буркхардт столько лет учился – и в родной Швейцарии, и в Лейпциге, и в Геттингене, и в Кембридже! И вот купец Ибрагим ибн Абдалла уже рассказывает своим новым сирийским знакомым в Алеппо о том, какой прекрасный жемчуг добывается в океане недалеко от Бомбея и как тысячи пилигримов стекаются к священной реке Ганг… Случались и курьезы. Однажды его попросили что-нибудь прочитать на языке хинди, о котором Буркхардт не имел ни малейшего представления. Но он не растерялся: швейцарский диалект немецкого языка изобилует такими гортанными звуками, что для непосвященного вполне может сойти за хинди! В другой раз какой-то торговец, заподозрив в нем европейца, дернул его за бороду, желая убедиться, что она не приклеена. Буркхардт знал, что для истинного мусульманина прикосновение к бороде – страшная обида, и одним ударом сбил обидчика с ног.
Он осваивает разговорный арабский язык и его диалекты. Одновременно изучает турецкий язык. Много месяцев отнимает у него доскональное изучение Корана и комментариев к нему, составленных крупнейшими мусульманскими богословами. Он старается узнать обряды, быт и нравы арабов.
В сентябре 1810 г. Буркхардт покидает Алеппо, и в одиночку отправляется в далекое путешествие. С вершин Ливана он спустился к истокам Иордана, побывал в Сирии и Палестине, посетил развалины античных городов Пальмиры, Ларисы и Апамеи. Однажды на него напали грабители. Поскольку отнимать у путника, кроме еды, было нечего – денег он с собой не брал, – его попросту раздели, оставив в одних штанах. Пришлось возвращаться в Алеппо – два дня под дождем, почти голым и без крошки провианта.
Порой ему удавалось пристроиться к попутному каравану, и тогда Буркхардт становился частью большого неведомого мира, растворялся в нем и с радостью перенимал чуждые обычаи и манеры. Восход солнца караван встречал молитвой, пением и пронзительными криками, и Буркхардт громко кричал вместе со всеми. Когда солнце близилось к полудню, предводитель каравана делал знак, и все верблюды опускались на колени, а люди располагались на отдых в их тени. Прикрывшись накидкой, Буркхардт пытался в эти минуты незаметно делать записи. Вовремя не запишешь – быстро выветрится из памяти, и можно считать, что день прожит напрасно. Ночью, на привале, повсюду горели костры из сухих веток и верблюжьего помета, звучало приглушенное пение, шел тихий разговор. Из муки, масла и лука готовили ужин.
…Все началось с того, что неподалеку от селения Эль-Карак Буркхардт нашел несколько медных монет. На них по-гречески было написано «Петра». Буркхардту было известно, что знаменитая Петра, легендарный скальный город, располагалась в горном районе, среди высоких скал, до которых трудно добраться. Древние географы – Диодор, Эратосфен, Страбон, Плиний, Птолемей – достаточно точно описывали местоположение города. И Буркхардт решил как можно более тщательно исследовать окрестные места – каждое поселение, каждую долину. Огромный город не мог бесследно исчезнуть с лица земли!
Поиски, сопряженные с немалыми трудностями и риском, привели Буркхардта в долину Вади-Муса. Еще в Сирии ему говорили, что в этой долине якобы таятся несметные богатства. Путешественника сопровождал проводник-бедуин. Верхом они пробирались через абсолютно пустынную местность, минуя заброшенные арабские деревни. В одной из них Буркхардт увидел несколько глыб мрамора, лежащих на дороге. Откуда они здесь?
Всадники вступили на тропу, с обеих сторон стиснутую отвесными скалами. Ущелье становилось все уже и уже. Наконец, расстояние между высокими, более чем стометровой высоты, отвесными скалами из красного песчаника сузилось до двух метров. Голубое небо виднеется лишь через узкий просвет. Луч солнца не заглядывал сюда. Ни кустика, ни травинки меж камней.
Примерно через триста шагов ущелье расширилось и вышло к глубокому оврагу, отделявшему тропу от отвесного склона горы. На дне его струился мелководный ручей Вади-Муса. На берегах ручья Буркхардт заметил остатки облицовки. А еще дальше – акведук, перекинутый между скалами, развалины, ниши, выдолбленные в скалах… В некоторых нишах сохранились постаменты для статуй.
Просвет между скалами увеличивался. Ошеломленный Буркхардт шел, не в силах оторваться от невероятного зрелища, которое разворачивалось перед ним: отвесные скалы все гуще и гуще покрывались рельефными украшениями, карнизами, низкими дверными проемами, и все это связывалось воедино, образуя огромный и таинственный ансамбль…
Неожиданно ущелье распахнулось. От яркого света Буркхардт на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, то у него перехватило дыхание… Прямо перед ним на фоне скалы возвышался древний храм. Огромный, изумительно стройный, таинственно мерцающий розовато-красным светом. Гармония и изящество пропорций, розовый цвет песчаника, из которого храм был сделан, и, наконец, его прекрасная сохранность – все было поразительно. Никому бы и в голову не пришло, что в этом Богом и людьми забытом месте скрывается великое творение великих мастеров!
«Что это?» – спросил изумленный Буркхардт проводника. – «Это дворец фараона, который здесь жил когда-то. А потом все поумирали, и дворец превратили в гробницу в память о нем».
Выйдя из храма, они прошли еще шагов двести. Среди утесов появлялись все новые и новые высеченные в скалах храмы, дворцы и гробницы. Иногда было трудно понять, где же кончалась скала и начинался храм или дом. Но вот скалы расступились, освобождая место для большого амфитеатра. Все его сиденья – а их не менее трех тысяч – были тоже высечены в скале. Арена посыпана гравием, и, если бы ветер не разметал его в разные стороны, можно было подумать, что лишь вчера на ней состоялось очередное представление. Судя по размерам, театр мог вмещать до 4000 зрителей.
Далее простиралась долина, густо усеянная развалинами домов, храмов, мавзолеев, грудами камней, обломками колонн. Одних только гробниц Буркхардт насчитал не менее двухсот пятидесяти. И все они, судя по архитектуре, относились к различным историческим периодам…
Иоганн Буркхардт первым из европейцев увидел Петру. Много лет спустя археологи выяснили историю этого древнего города, открыли замечательные памятники – храмы, дворцы. В наше время тысячи туристов с красочными путеводителями в руках приезжают сюда на автобусах и автомобилях. Они спешат увидеть сказочный город, вырубленный в розовых скалах, и мало кто знает, что открыл его для всех нас швейцарский путешественник Иоганн Людвиг Буркхардт…
В марте 1813 г. Буркхардт отправляется к верховьям Нила. В Фивах, где сосредоточено наибольшее количество памятников древнеегипетского искусства – скульптуры и архитектуры, в то время еще раскопки не велись, и в Европе о богатстве этого района было мало что известно. Буркхардт обнаружил здесь остатки храмов, засыпанных землей и песком, огромную гранитную голову, торчащую среди руин. Он назвал ее головой Мемнона – легендарного сына богини утренней зари Эос и нубийского царя.
Следующее открытие необыкновенной важности было сделано им у самой границы Судана. От случайного попутчика он услышал однажды странное название Ибсамбал: так арабы именовали загадочный древний храм с фигурами богов. Вместе со слугой Буркхардт отправился в указанное ему место. Изучая западный берег Нила, он вдруг увидел словно выросшие из-под земли огромные пилоны, между которыми возвышались огромные статуи. Позади – странное сооружение вроде украшенного нишами фасада, прилепленное к скале, а может быть, как и в Петре, высеченное в ней. Вокруг – пустыня. И фигуры, и скала, и вход в нее – все засыпано толстым слоем песка.
Они пробрались внутрь. Слуга разжег огонь, и Буркхардт увидел барельефы на стенах, колонны с капителями в виде женской головы с коровьими ушами, остатки лепки… Когда они спустились к берегу и оглянулись, Буркхардта поразило фантастическое видение: на фоне скал он увидел непостижимых размеров лицо, потом еще одно, другое, третье… Безмолвные стражи Нила были увенчаны коронами фараонов. Горы песка возвышались над ними, угрожая вскоре совсем скрыть их от человеческого глаза. «Вот и еще один завет будущим исследователям», – подумал Буркхардт.
Пройдет немного времени – и его завет будет выполнен. Буркхардт точно опишет местоположение загадочных голов, и здесь начнет работать экспедиция итальянского египтолога Джованни Бельцони. Археологи раскроют тайны этого величественного сооружения. Сейчас невозможно представить себе историю Египта без открытого Буркхардтом всемирно известного храмового комплекса Абу-Симбел.
Весной 1814 г. Буркхардт отправляется в Нубийскую пустыню, расположенную между Нилом и Красным морем. В пути на него напали мамлюки, и тогда в селении Дарау он пристроился к торговому каравану, следовавшему на невольничий рынок. Купцы приняли его за турка, и, боясь, что он составит им конкуренцию, изгнали его из каравана. Пришлось продолжать путь одному, верхом на осле. К общению с жителями пустыни Буркхардт привык быстро и не испытывал никакого страха.
До Красного моря Буркхардт дошел с караваном, который вез в порт Суакин табак, ткани и рабов. Какой-то торговец, желая угодить властям, донес, что с караваном идет белый. Буркхардта уже собрались заковать в цепи, но он успел выхватить из-за пазухи паспорт и охранную грамоту, которые получил от правителя Египта Мухаммеда Али. О том, что он европеец, в грамоте не говорилось ни слова, зато всем чинам предписывалось оказывать подателю сего помощь и поддержку. С молниеносной быстротой Буркхардт был освобожден.