На торный путь

– Да, да! – сразу оживился посланник. – Наши конфидиенты сообщают, что Станислав решил засесть в Данциге и собирается там дожидаться французской помощи, чтобы силой взять трон.

– Значит надо опередить французов, – твёрдо заявил Ласси.

Левенвольде хотел что-то сказать, но долетевший снаружи странный шум заставил его повременить, тем более что в залу вошёл адъютант и несколько растерянно доложил:

– Там какой-то шляхтич к вашей милости сюда рвётся. Говорит, он знает, что посланник здесь.

Ласси посмотрел на Левенвольде, и тот закивал головой.

– Да, да, это вероятно он, конфидиент…

– Пусти, – бросил Ласси, и адъютант, тихо прикрыв за собой дверь, исчез.

Шляхтич не заставил себя ждать, вот только, войдя, он застыл на месте, поочерёдно глядя то на посланника, то на генерала, не зная, к кому следует обращаться. Вид у левенвольдовского конфидиента был залихватский. Одетый в лазоревый кунтуш, вышитый золотой нитью по вороту, с высокой шляхетской квадратувкой[5 - Конфедератка.] на голове и висевшей на боку явно дедовской саблей, давно не чищенная серебряная рукоять которой потемнела от времени, он, казалось, с кем-то повздорив, только что выскочил из придорожной корчмы.

Видя, что шляхтич никак не решится заговорить, Левенвольде поторопил его:

– Ну, что узнал?

– У вас всё разграблено… – Шляхтич наконец-то обрёл дар речи.

– Я это понял, – отмахнулся Левенвольде. – Что у саксонцев?

– Ваша милость… – Шляхтич запнулся, бросил короткий взгляд на Ласси и только потом заговорил: – Конфедераты требовали, чтоб саксонский посланник и его люди уехали из Варшавы, а когда те отказались, подвели пушки.

– Значит, это они стреляли? – уточнил Ласси.

– Так, они, – подтвердил шляхтич и уже увереннее продолжил: – Шесть пушек подвезли и стрелять ядрами начали. А когда ворота в щепы разбили, за ограду лезть начали. Там народу много собралось, только, как пушки пальбу учинили, обыватели разбегаться стали.

– Не про них речь, – оборвал его Ласси. – Саксонцы что?

– Ответную стрельбу тотчас учинили. А когда у конфедератов больше трёх десятков шляхтичей побило, то их ярость укоротилась, и люди в доме саксонского посланника капитуляцию истребовали, по силе которой они в дом имперского посланника перешли, – единым духом выложил шляхтич и замолчал.

Выслушав конфидиента, Левенвольде кивнул.

– Ладно, иди, подождёшь меня там.

Ласси же, проводив шляхтича взглядом, поинтересовался:

– Он что, не бедный?

– Да где там… – махнул рукой Левенвольде. – Один гонор шляхетский. Правда, сейчас у меня на пару злотых расстарался.

– Я вот что подумал… – Ласси выдержал довольно долгую паузу. – Может, те посольские деньги на таких, как шляхтич этот, стоит тратить?

– Сие заманчиво, но, увы, невозможно. Практичнее иметь дело с влиятельными особами, – возразил Левенвольде.

– Оно так, – вздохнув, согласился Ласси и поинтересовался: – Ведомо ли, кто со Станиславом в Данциге засел?

– Ясное дело, ведомо. Теперь главными там примас и французский посланник, – ответил Левенвольде.

– Значит, с французами дело иметь придётся, – заключил Ласси, и Левенвольде понял: план действий у генерала уже есть…

* * *

Русский посланник Левенвольде-младший не ошибся: генерал Ласси уже получил предписание петербургского двора, собрав сколько можно войска, идти к Данцигу, чтобы заставить Станислава выйти из города или совсем покинуть страну. В Польше к тому времени находилось до пятидесяти тысяч русского войска, но под началом Ласси оказалось немногим более двенадцати тысяч, поскольку стоявшие в разных местах отряды были нужны для обуздания края, а не менее двух полков следовало оставить в Варшаве. Вот с этими небольшими силами Ласси и выступил, устроив по пути в признавшем короля Августа городе Торн промежуточный магазин, а придя в окрестности Данцига, сделал свою главную квартиру в местечке Пруст.

На следующий день к городским воротам прискакали несколько всадников, один из них вскинул трубу, и над городом полетел сигнал, оповещавший о прибытии переговорщиков. Какое-то время ворота оставались закрытыми, но потом тяжёлая створка несколько приоткрылась, и начальник стражи, явно делая вид, что не понимает, кто перед ним, спросил:

– Вы кто?

– К вельможному панству от генерала Ласси… – начал было выехавший вперёд офицер, но начальник стражи слушать больше не стал, а только кинув:

– Сейчас доложу, – поспешно спрятался, снова прикрыв створку.

Надо полагать, трубный сигнал всполошил жителей, и к тому моменту, как створка снова открылась, на стенах виднелось уже много народу. На этот раз из ворот в сопровождении стражи вышел генерал и сухо представился:

– Я комендант Данцига, слушаю.

Преисполненный важности посланец Ласси, видимо, не ожидал такой встречи и заговорил весьма резко:

– Генерал Ласси настоятельно предлагает жителям отстать от Станислава, впустить русский гарнизон в город и присягнуть королю Августу. В противном случае вас ждут дурные последствия.

– Передайте своему генералу, что наш король – это Станислав Лещинский, – громко, так, чтоб это было слышно на стенах, весьма заносчиво объявил комендант и, не желая далее говорить, ушёл.

Выслушав столь категоричный ответ, посланец Ласси молча завернул коня и преследуемый громкими криками обывателей:

– Не пазвалям!.. Нех жие круль!.. – зарысил в ставку.

Получив такой довольно грубый отказ, генерал Ласси задумался. Его корпус, разделённый на пять отрядов, занимал селения Санкт-Альбрехт, Олива и Лингфурт, что позволяло не допускать подвоз провизии к городу. Но речной рукав Мёртвая Висла давал возможность получать помощь с моря, и, значит, требовалось, заручившись поддержкой флота, блокировать порт.

Неожиданное появление адъютанта заставило Ласси отвлечься.

– Там нужный хлопец из города, пришёл к вашей милости, – многозначительно стишив голос, сообщил адъютант.

Ласси кивнул, и адъютант впустил «хлопца» в домотканой свитке, который, держа в руке мужицкий колпак, сразу изложил суть:

– Имею честь сообщить вашей милости, что в городе наличествует гарнизона пять полков, а это более чем двадцать тысяч. Купно с ними ещё там есть тысяч восемь милиционных, две тысячи польских гвардейцев, одна тысяча личного полка французского посла Монти и вдобавок шведские добровольцы, которых всего человек двести, – единым духом выпалил «хлопец» и замолчал.

То, что в округе есть большие отряды сторонников Лещинского, Ласси уже знал, а после слов «хлопца» генералу стало ясно: дело пахнет «малой войной». К тому же внушало большое опасение распределение сил. Конечно, разделение корпуса и занятие отдельными отрядами путей подвоза сильно затрудняло снабжение города, но, с другой стороны, как выяснилось, сторонников Станислава в поле было до пятидесяти тысяч и, значит, они имели возможность, напав всеми силами, разгромить каждый отряд поочерёдно, что вообще-то грозило полной катастрофой.

Но поляки, вместо того чтобы скопом навалиться на русских, кружили по округе и весьма рьяно громили усадьбы сторонников Августа. Под Данцигом же всё ограничилось тем, что Ласси приказал отвести воду от городской мельницы, усилив этим блокаду, а в ответ осаждённые начали делать частые вылазки, так что дня не проходило без стычек с казаками, причём верх брала то одна, то другая сторона. Что же касалось правильной осады, то об этом и речи быть не могло. Во-первых, наличных сил было до смешного мало, а главное, у Ласси не имелось осадных пушек.

Безрезультатная осада затягивалась, и это продолжалось до тех пор, пока к Данцигу не прибыл командовавший всеми находившимися в Польше войсками фельдмаршал Миних. Сразу оценив обстановку, он понял, что с имеющимися в его распоряжении ничтожными силами взять поддерживающий Станислава Данциг нельзя, и немедля вызвал ещё несколько полков. Затем отправил горожанам прокламацию с увещеванием покориться королю Августу, а когда подстрекаемые примасом и Монти обыватели ответили отказом, Миних приказал усилить осадные работы.

Сначала он распорядился построить редут со стороны Цыганкенберга, а потом выслал отряд с приказом овладеть укреплением Ору, которое и было взято после двухчасового боя. Дальше русские войска заняли всю территорию между городом и морем, а поскольку фельдмаршал считал, что этого мало, им был отправлен отдельный отряд к городу Эльбинг. Там всё сложилось удачно. Город сдался без боя, горожане присягнули королю Августу, и вдобавок оттуда к Данцигу осаждающим были присланы семь крепостных орудий и боевые припасы.

В то же время посланные по округе лазутчики донесли, что бывшие в поле конфедераты, коими командует кастелян Черский, перешли Вислу и большими силами идут к Данцигу на помощь Станиславу. Чтобы упредить их, фельдмаршал Миних тотчас отрядил генерал-поручика Загряжского с двумя тысячами драгун и тысячью казаков навстречу конфедератам с приказом: во что бы то ни стало задержать их движение, а паче того не допустить кастеляна Черского к Данцигу.