Литлабиринты

Ну так вот, добавил к двум новым сценариям для компании и оправдания поговорки о Троице, которую Бог любит, ранний киноблин «Всех убить нельзя» и запузырил на конкурсы «Российский сюжет», «Народное кино» и прочие.

Впечатление тоже, что и с театрами – как камни в воду бросил: круги лёгкие разошлись и гладь восстановилась. Какие-никакие отношения вполне романтические началась и какое-то время длились у меня лишь с неким киноагентством «Cinemotion Group» (я это название читал-произносил как – «Синемоушен Групп»). В начале февраля 2006-го из агентства сообщили, что анонсы моих сценариев их заинтересовали и запросили полновесные тексты. Выслал. Вскоре меня порадовали, что сценарии и в полном виде их радуют, но так как они работают не только с российскими киностудиями, надо изготовить «тритменты». Мой разум, понятно, от этого термина завис, но вскоре, после прочтения приложенной инструкции, перезагрузился и снова стал готов к прохождению очередного этапа-испытания. Хотите узнать, что такое «тритмент»? Да, пожалуйста! Может, кому пригодится:

Для того, чтобы заинтересовать потенциальных покупателей вашего сценария, необходимо прежде всего написать тритмент (treatment).

Тритмент призван рассказать ипоказать вашу историю. Цель тритмента – помочь читателю (будь это редактор, представитель киностудии или телеканала, продюсер или режиссёр) представить себе и эмоционально пережить то, о чём вы рассказываете.

Для этого необходимо помнить о нескольких основных моментах:

– История должна быть изложена в «свободной», повествовательной манере. Примером может послужить письмо к другу, в котором вы оживлённо и ярко описываете произошедшие с вами события.

– Язык тритмента должен быть прост и непретенциозен. Это скорее язык рекламного текста, чем литературного эссе. Основное внимание следует направить не на выразительные средства языка, а на развитие действия. Повествование должно вестись в настоящем времени – тогда читатель быстрее включится в действие.

– Помните, что ваша цель – не описать, а показать сцены. Ваш читатель должен представлять себе, как эта история будет показана на экране.

– Создавая картинки, старайтесь использовать как можно меньше слов. В грамотно написанном тритменте ни одного слова не сказано впустую. Всё повествование подчинено одной цели – вовлечь читателя в рассказываемую историю.

– Не нужно вдаваться в детали и подробности. Человек за один раз способен воспринять ограниченное количество информации. Сфокусируйтесь на основных моментах, которые позволят увидеть историю в целом. Изложите самые яркие эпизоды и тенеобходимые детали, без которых история потеряет смысл и не будет интересна зрителю или читателю.

– Читатель тритмента с самого начала должен представлять себе, о чём ваша история. Если, прочитав первую страницу, он этого не поймёт – вы его потеряете.

– Тритмент – это своего рода трейлер сценария. Он должен не только представлять историю, героев, окружающий их мир, тон повествования. Очень важно, чтобы в нём были отражены незабываемые моменты, которые заставили бы читателя не только прочесть сценарий, но и как можно скорее посмотреть фильм.

Мы предлагаем Вам написать краткий тритмент сценария – объемом 1-2 страницы.

В результате прочтения вашего текста нам должно стать ясно:

– кто главный герой (герои) вашей истории,

– о чём эта история,

– каков основной конфликт и мотивации героев,

– каков драматический потенциал истории.

Мучился я несколько дней (на двух страничках – историю в шестьдесят страниц!) – уж легче новую пьесу написать-сочинить! Однако ж, путём чудовищных усилий и насилия над авторским разумом уплотнил-сократил-сжал свои киноистории до требуемых двух страниц на каждую и отправил. Вот, для удовлетворения любопытства, что у меня получилось, например, из «Города Баранова»:

Тритмент сценария Николая Наседкина «Город Баранов»

Спивающийся журналист и поэт, очнувшись в день своего 40-летия, понимает-осознаёт, что его убьют в ближайшие дни, и начинает отчаянную борьбу за свою жизнь.

Вадим Неустроев просыпается с тяжкого похмелья в своей пустой запущенной квартире, в которой всё продано-пропито, от нахрапистого стука в дверь. Это – Михеич, «пахан» местного розлива. Он требует возврата долга. Выясняется, что за три месяца «знакомства-дружбы» с Михеичем Вадим задолжал ему уже более шести тысяч – сумма для него неподъёмная. Михеич расставляет точки над «i»: или возврат денег, или квартира. Вадим ставит условие: ещё 14 тысяч рублей и два месяца сроку – после этого он квартиру (которая стоит минимум 300 тысяч) освободит. Пахан соглашается: он хочет подарит квартиру Вадима юной Валерии из своей шайки на день рождения, который как раз через два месяца.

Вадим выпроваживает Михеича, рассматривает себя в зеркало, подводит итоги: к 40 годам он стал инвалидом (вместо кисти левой руки – протез), при странных обстоятельствах погибла когда-то безумно любимая, но ставшая вдруг чужой жена, дочь единственная оказалась не родной, и вот его в плотную опеку взяли мафиозные архаровцы, которым нужна его квартира в центре города Баранова…

Вадим звонит своему единственному другу художнику Мите Шилову, они празднуют-отмечают вдвоём день рождения, и Вадим после тостов-разговоров на глобальные темы («Гибнет Россия!..») объявляет другу о своём решении «завязать», очнуться и начать новую жизнь. Митя, конечно, не верит. На намёки Вадима о грозящей ему, Вадиму, опасности почти не реагирует. Но Вадим знает, что в трудную минуту Митя жизнь за него отдаст.

Митя идёт сдаваться грозной жене Марфе Анпиловне, а  в квартире Неустроева появляется Валерия. В этой 20-летней «бандитке» особенно привлекает-поражает контраст между вызывающей, яркой, проститутской внешностью и тихой, плавно-скромной, полусонной манерой держаться. Вадим настроен агрессивно, но разговор вдруг поворачивает на поэзию: Валерия увидела в столичном журнале стихи Неустроева. Тот в шоке – сбылась мечта его жизни! И именно сейчас. Между Вадимом и Валерией протянулась какая-то ниточка, но это его раздражает – он выпроваживает её.

Жизнь Неустроева резко меняется. В квартире появляется кой-какая мебель, он одевается по-человечески, посещает клуб анонимных алкоголиков, вновь пишет стихи. Начинает общаться с дочкой Иринкой, живущей после гибели матери у бабушки. И – разрабатывает-формирует план спасения. Он понимает, что если он отдаст квартиру – превратится в бомжа, погибнет; не отдаст – архаровцы просто-напросто убьют его.

Между тем, он всё чаще думает о Валерии. Встречи с ней волнуют его. И её. Однажды она появляется с охапкой обойных рулонов. Вадим мрачнеет: уже своей квартиру считает, хочет сразу в отделанную въехать. Но тут же по  реакции-поведению Валерии понимает, что никакого умысла у девчонки нет. К тому же, левое запястье у неё перемотано бинтом: как выяснилось, она вскрыла вены из-за того, что Михеич не выпускал её из дома (понятно, к нему – Неустроеву!). Вадим и Валерия начинают клеить обои, трудятся «по-семейному» до позднего вечера. И вот, так получилось, дело уже доходит до поцелуев-объятий, но Вадим опять говорит себе «стоп»: нет, она из этой шайки, ей тоже доверять нельзя! Уходя, Валерия умоляет Вадима найти деньги, вернуть долг Михеичу и оставляет на столе свёрток – в нём 10 тысяч.

В конце концов, Неустроев находит остальные деньги (продаёт дачу за бесценок), более того, в последний момент находит и выход, как сделать так, чтобы даже в случае его гибели квартира бандитам не досталась – оформил завещание на дочь.

Художник Митя по заказу Неустроева изготавливает-отливает бронзовый протез-кулак весом в полтора кило. Друг готовится вместе с Вадимом идти и на «стрелку», но сам попадает случайно в трагическую и нелепую ситуацию: покупает в магазине электробритву, которая оказывается бомбой – с тяжёлыми ранениями он попадает в больницу.

А между тем, «час пик» наступил. В квартире  – Михеич и его подручный Волос, новые хозяева жизни, владельцы всего, как они считают, города Баранова, с одной стороны; Валерия и Вадим, которым в этом городе ещё предстоит жить и любить друг друга, с другой. У Вадима Неустроева в арсенале бронзовый кулак, томик стихов в кармане (который и спасёт его от рокового удара ножом), деньги для возвращения долга и завещание на имя дочери. У мафиозных архаровцев – пистолеты, ножи и тупая уверенность, что победят они…

Вот ей-Богу, дали бы мне денег и полномочия кинорежиссёра – тут же побежал бы снимать фильму по такому убойному трименту!

Через какое-то время после отправки своих сжатых до неприличия киноисторий в «Групп» я приехал по другим делам в Москву и, естественно, отыскал эту киноконтору на Садовом кольце в самом центре столицы. В супер-пупер современном офисе (металл, стекло) меня встретили улыбчивые девушки модельной внешности с ногами, что называется, от ушей, поили за стеклянным столиком кофе-эспрессо, угощали бисквитами, щебетали очень вкусные речи о моих сценариях и тритментах («Ах какие у Вас классные тритменты!»), которые проходят «экспертизу» и «обязательно будут использованы»…

Короче, ушёл я оттуда сытым от кофе с пирожными и обещательных иллюзий. Прошло-минуло, как видим, более десяти лет. Ау, девушки-тритментки, где моё кино?!

А на одном из форумов сценаристов не так давно я вычитал вот такой афоризм: «Тритмент – это пояснительная записка для тех, кто хотел бы украсть у вас идею фильма».

По смыслу – малоутешительно.

В конце этой главы, рискуя вызвать у читателя ассоциации с басней о лисе и винограде (дураки всегда найдутся), скажу всё же твёрдо и осознанно: слава Тебе, Господи, что миновала меня чаша сия! Я имею в виду успешный альянс с театром или кино. Что вытворяют театральщики и киношники с оригинальным литературным произведением, как самовыражаются за счёт автора – думаю, и рассказывать не надо. Какие муки терпят, как здоровье теряют даже самые гениальные драматурги от того, что творят с их пьесами господа театральные деятели, как  нелепо порой воспринимает и реагирует на выстраданное автором театральная публика – одна история с премьерой 1896 года «Чайки» в Александринском театре чего стоит!..

Но пора от условностей театра и кино перейти к реальной жизни (но тоже полной своих условностей). Хочу вкратце поведать терпеливому читателю, как литлабиринты судьбы завели меня в писательский «офис», где ровно десять лет занимался я извращением.

То есть совершенно несвойственным мне делом – руководил…

Диплом премии «Евразия-2004».

4. Два срока, или

Десять лет с правом обильной переписки

В пятницу 3 октября 2003 года дееспособные члены Тамбовского отделения Союза писателей России собрались в Доме печати на плановое отчётно-выборное собрание. Из тридцати трёх списочных поэтов и прозаиков таковых оказалось двадцать два человека. Остальные  – или инвалиды, не выходящие из дома, или внезапно захворавшие, или живущие в дальних районах и пожалевшие денег на автобус, или пофигисты, вообще не желающие голосовать… Но протокольный кворум собрался.

Само собрание проходило на первом этаже, в конференц-зале, а на 6-м, где собственно и располагалась в комнате площадью 23 квадратных метра писательская организация, в это время родные действующего председателя А. Акулинина накрывали обильный стол с водкой, салом, колбасой и прочими вкусностями для обмывания очередного, уже третьего, избрания его на новый срок в пять лет.

Сам Александр Михайлович вёл собрание, выступал с отчётным докладом, оглаживая свою седую пышную бороду, и был, судя по всему, спокоен, в запланированном ходе вещей не сомневался. Особенно, когда дело дошло до голосования. Соперника-то выдвинули всего одного, да и тот – какой соперник? Смехота! Опыта ни граммулечки, даже в правление никогда не входил, да и сам категорически отнекивается, не хочет на место председателя, отказывается – доподлинно известно…

Итоги тайного голосования стали шоком для обоих: 8 голосов за Акулинина, 14 за Наседкина. Мы с Александром Михайловичем одинаково выпучили глаза, у каждого стукнуло сердце и прилила кровь к лицу. Один потерял в единый миг уже ставшее привычным, дорогим и желанным, второй приобрёл в ту же секунду нечто для себя новое, пугающее и обременительное. Признаюсь, упреждая упрёки, я и кандидатуру свою с голосования только потому не снял, что был уверен, как и мой соперник, – необходимого количества голосов ни за что не наберу.

Никогда не мечтал руководить и командовать. Это просто не моё. В армии как бы был избран и числился комсоргом роты, в университете профоргом группы – вот и весь мой скорбный, вернее пустяшный опыт. Ничем я там не руководил, ничего толком не организовывал, так, взносы собирал да, как водится, с какими-то формальными отчётами выступал.

И вот меня внезапно избрали вождём писательского племени могикан, которое на тот момент находилось буквально на грани краха-исчезновения. По образному выражению патриарха писательской организации прозаика и драматурга Ивана Захаровича Елегечева – она лежала на боку.

Да и то! Когда я сел в кресло председателя (на самом деле – разваливающийся стул) и осмотрелся, а затем и вник в суть дела – сердце моё ещё более скукожилось. Из трёх кабинетов, когда-то принадлежавших писателям, остался один офис и совсем не с офисной мебелью – разваливающиеся столы-стулья, четыре обшарпанных шкафа советских времён, пара мягких рваных кресел и облупившийся сейф. Да, ещё пара сломанных пишмашинок. Просмотр жидких папок с документами, хранящихся в сейфе, оптимизма не прибавил. Писательская организация даже не была зарегистрирована! Формально её как бы и не существовало вовсе!!! Не было, само собой, и счёта в банке. В то время писательская организация по традиции и инерции ещё числилась как бы подразделением областного управления культуры, так что все грошовые финансы (коммуналка, аренда, телефон, чуть-чуть книгоиздание, зарплатишка председателю) проходили через бухгалтерию управления,  ну а для потенциальных спонсоров писорганизации прежний председатель, не заморачиваясь, указывал банковский счёт своего частного предприятия «Книжная лавка писателя», где свой бухгалтер имелся.

Вот это и оказалось, может быть, самым сложным, когда управлению культуры уже вскоре окончательно запретили по каким-то там иезуитским законам официально финансировать нашу общественную организацию, и когда я открыл счёт в банке – найти опытного бухгалтера, согласного за небольшое вознаграждение вести нашу убогую, но обильную на бумажные отчёты бухгалтерию.

Но я забегаю вперёд. Сначала я, пересилив себя и отрепетировав жест «протянутая рука» с соответствующей миной на лице, пошёл, что называется, по миру: помогите, люди добрые, кто чем может! Выше уже упоминалось, как однажды я попробовал пойти с протянутой рукой, надеясь после ВЛК найти в Тамбове мецената-спонсора для издания своей первой книги. Быстро выдохся и бросил позорное и бесполезное занятие. Но здесь отступать было некуда, позади целая писательская организация. Пересилил себя – пошёл по кругу с протянутой рукой.