Наша прекрасная страшная жизнь. Рассказы

– Конец скоро моей бобыльской холостяцкой жизни. Хочу испробовать напоследок разгульной свободы – напиться желаю.

Ну и хряпнули: мужики побольше, Марья Захаровна из стопочки. А коньяк этот самый – ух и крепок вражина оказался. Прям с ног валит. Так жара ещё – ну её к лешему! Вот как бутылке-то опорожниться, они все трое, значится, и осовели. В сон ударились. Поспали всласть, а после Славик же и разбудил Ивана Силыча с Марьей Захаровной: мол, хватит дрыхнуть, похмеляться в пору. Распочал новую бутыль, налил себе и старику, а старуха руками замахала – не буду, мол. Ну и Бог с ней! Они вдвоём ту бутылочку и усидели – под закуску-то чего же не пить? А тут соседка прибегает: слыхали, мол, автобус с людьми и деньгами пропал…

– А время? В котором часу вас квартирант разбудил, вы запомнили, Иван Силыч?

– А как же! Аккурат кукушка выскочила и три часа прокукала.

Следователь взглянул на ходики в простенке, сверил со своими – стариковская кукушка служила точно.

– Покажите мне, пожалуйста, обувь постояльца.

Дед проворно притащил из горницы кроссовки: Славик Дольский носил сороковой размер.

Последующие показания самого Вячеслава Яковлевича Дольского и Марии Захаровны точнёхонько совпали с рассказом Ивана Силыча. Лишь добавилось к сведениям, что локоть Дольский разбил и брюки измазал травой, упав с велосипеда по дороге к конторе – опьянел с непривычки.

5

Почти год следствие крутило-раскручивало это дело.

Но, увы, концов так и не нашли. Глазковское преступление попало в процент нераскрытых. Оставалась мизерная надежда, что рано или поздно глазковский душегуб влипнет на другом преступлении, и тогда всплывут его прошлые дела. Хотя, конечно, сто тысяч умному человеку может хватить на всю оставшуюся жизнь.

Дошлые-ушлые, хладнокровные-трезвые как раз и множат процент нераскрытых преступлений.

6

В Сергеевке нового физрука школьного не очень-то поначалу взлюбили.

Держался он на особицу, нелюдимо. Вроде бы всё при нём, красавец парень, а на девок и баб ноль внимания, в клубе не показывается. Да и вообще он какой-то сторонний: здесь, в Сергеевке, почти все родственники меж собой, а кто не родственник, так всё равно по-свойски близок – так давно рядышком, через забор живёт. А этот приехал откуда-то из соседней области, чужак. Купил избёнку на отшибе за 300 рэ и зажил бирюком. Хоть директору восьмилетки казалось бы только радоваться: в кои веки нашёлся специалист по физвоспитанию, но вот ведь опять запятая – попахивает частенько от физрука спиртным. Слаб на выпивку Вячеслав Яковлевич, не воздержан. Директор беседовал с ним и не раз, и не два, но строгих мер почему-то не применял. Вскоре уже вся Сергеевка знала: год назад у физрука страшно погибла за неделю до свадьбы невеста. Убийцу так и не нашли. Сергеевцы, особенно бабы, помягчели к несчастному парню, простили и неулыбчивость, и пристрастие к выпивке.

А немного погодя жители деревни с одобрением заметили – судьба Вячеслава Яковлевича вроде бы устраивается: начались у него всякие хорошие отношения с Лидочкой, Лидией Ивановной, заведующей медпунктом. Она тоже недавно приехала в Сергеевку, окончив медучилище, жила на постое у старухи Миронихи. Ходили-гуляли молодые люди по-над вечернею рекой недолго, уже к Новому году Лидочка собрала свой чемоданишко, и Вячеслав Яковлевич перевез его на велосипеде в свою приземистую хатёнку. Свадьба получилась сверхскромной, тихой. Лидочка была детдомовской, Славик отца своего никогда не видал, а мать умерла уже лет пять тому. Из приглашенных учителей-коллег пришли три-четыре человека, да сидела за столом ещё бабка Мирониха и всё чего-то плакала, глядя на Лидочку, и мелко-мелко тайком её крестила:

– Господи, спаси и сохрани сиротку… Господи, избавь её от тёмных сил…

7

В первую брачную ночь Славик до смерти перепугал юную свою жену.

Гости разошлись рано, сразу после боя московских курантов. Потом были жаркие объятия, лёгкие слёзы, счастливый смех и – поцелуи, поцелуи, поцелуи. Уже под утро, надумав спать, они решили выпить по глоточку за семейное счастье. Иначе, уверил Славик, ему не уснуть. Он плеснул коньяку Лидочке чуток, себе же вбухал полный стакан. Лидочка затревожилась – зачем, милый? Но Славик успокоил:

– Ты ж видела, я за столом две стопки только… Не бойся, Лид, вот сейчас выпью, а с завтрашнего дня – ни-ни. Просто сейчас надо крепко заснуть и отоспаться.

Они чокнулись, ещё раз крепко-крепко, до перехвата дыхания, поцеловались и так, в объятиях друг друга, моментально потеряли дневное сознание, провалились в сон.

А через час Лидочка растолкала супруга.

– Слава! Славик!

Она вскочила с кровати, включила свет. Её била дрожь, худенькие плечи под прозрачной сорочкой ходили ходуном, глаза – в пол-лица.

– Боже, Слава! Как ты стонал! Как скрипел зубами! Что? Что случилось?

Дольский откинулся без сил на подушки, вытер одеялом мокрое от испарины и слёз лицо.

– У-у-уф!.. Приснилось что-то… Душно у нас.

Он выкарабкался из постели, так, в одних трусах и босиком, прошлёпал к двери, распахнул и начал жадно, как пиво с похмелья, хлебать студёный кислород из сенок. Сердце толкалось в горло. Кошмары, проклятые ночные кошмары – когда же они иссякнут?! Эти ошмётки студенистых мозгов… Белеющие прямо на глазах волосы… Предсмертный безумный взгляд Тамары… Писк-плач ребёнка – зачем, зачем этот ребёнок?.. И – кровь, кровь, кровь!..

Всё, хватит – полтора года минуло.

– Славик, Слава, тебе плохо? Дай-ка, я пульс проверю…

Лидочка стояла на ледяном полу, по-детски поджимая то одну, то другую босую ногу и комкая тонкую рубашечку на своей остренькой девчоночьей груди. Её белокурые прядки падали на глаза, и Лидочка то и дело, потешно кривя губки, сдувала их.

Славик хмыкнул, захлопнул дверь, накинул крючок, подхватил жену на руки, прижал к себе.

– Всё, Лидуша, всё, милая, теперь – ты у меня есть! А скоро и вовсе всё изменится… Все будет о’кей, вот увидишь! Давай-ка спать…

Лидочка быстро, через пяток минут, свернувшись у него под боком калачиком, и правда уже засвистела тихонько носом, сладко причмокивая губёшками, а Славик, глотнувший ещё полстакана, всё равно ворочался и ворочался до рассвета. Череп распирали мысли. План надо было ещё раз отточить, отшлифовать.

Наступил третий – последний – этап операции. О-о-о, он, Славик Дольский, докажет всем и вся, что умный человек – сам кузнец своего счастья. Ведь так, кажется, учили в школе? Прозябают только дураки, олигофрены. Если всю жизнь за медные гроши вертеться физруком по разным сельским школам, мотаться по просёлкам на велосипеде, – уж лучше вздёрнуться на первом попавшемся суку.

А Судьба к нему, Славику, благоволила. Да, да! Она наделила его умом, внешностью, здоровьем. Она, Судьба, так ловко подстроила обстоятельства, словно подталкивала, поощряла: ну, ну же – рискни! Тот же обрез взять: почти десять лет в земле пролежал. Ведь догадался же Славик, будучи ещё сопляком малолетним, стибрить обрез у своей компашки пацаньей и заныкать. Ну подозревали его тогда, ну расквасили нос, зато обрез вот он, спустя годы и пригодился. Пришлось в отпуске специально за ним под Новокузнецк ехать. А все эти придумки с большими кедами, переводом стрелок на стариковских ходиках, махоркой, пробродами по воде до следующей лесополосы… А как подфартило ему, что ни единый человек не увидал его в тот момент, не засёк… А как он выдержал характер: лишь четыре тысячи взял пока, да и то через год, перед отъездом из Глазково…

Нет, его, Славика Дольского, голыми руками не возьмёшь – фортуна на его стороне. Правда, денег оказалось вполовину меньше… И кошмары эти, ох эти кошмары!.. Да ладно, и этих тысяч на много лет с лихвой достанет. А кошмары? Кошмары прекратятся. Он уверен в этом. Он так себя настроил. Липкие кровавые сны преследуют его до тех пор, пока он не откопает деньги. Пока то, что он совершил, смотрится бессмысленным, бессодержательным, зряшным. Но стоит лишь воспользоваться, так сказать, плодами своего дела, так сразу наваждения прекратятся. Он, Славик, в этом уверен. Он так себя настраивает, настраивает и уже почти настроил. Ведь этому в школе учат.

Вся история – свидетельство тому, что цель оправдывает средства. Если человека в принципе можно, если разрешается убивать – преступника, классового врага, неприятеля, – то человека вообще в принципе можно убить…

Ради цели!

8

Славик продумал всё до мелочей, до атомов.

Лидочка родилась 6-го января. Это как раз было воскресенье. Он с утра шутливо-строго погнал именинницу из дома:

– Иди, иди, гуляй, старушка! Я тут должен марафет навести да курицу запечь. Не мешай!

Марафет Славик навёл и курицу вполне сносно в утятнице запарил, но главное – вовремя включил «Юность» и зафиксировал результаты 1-го тиража «Спортлото». Он загодя купил в райцентре 25 карточек «Спортлото 5 из 36», сразу же у всех отрезал части «Б» и «В» и сжёг в печи. Потом двадцать из оставшихся частей «А» исчеркал как попало, и теперь на пяти чистеньких аккуратно замарал во всех десяти вариантах одни и те же числа – 1, 4, 8, 20 и 32.

За деньрождественским столом – а праздновали они по уговору вдвоём, без гостей – Славик вручил молодой супруге подарок: французские духи «Шанель № 5» и 25 заполненных билетов «Спортлото». Он заметил, что духи, купленные в райунивермаге и вызывающие сомнение, привели Лидочку в восторг, карточки же лотерейные интереса особого не вызвали. Он заметил это и усмехнулся.

Во вторник вечером, раскрыв после ужина областную газету, Славик, придавливая дрожь в голосе, как бы равнодушно сказал:

– Ну, что, Лидок, проверим «Спортлото»? Глянь – счастливые номера напечатаны. А вдруг?

Лидочка не сразу нашла игральные бумажки, потом пристроилась рядом с мужем у стола, начала выкликать, как в обыкновенном лото, номера. Славик сверял.

– Нет… нет… нет… нет… нет… Есть! Есть! Есть! Есть! Есть!!!