Супервратарь и другие фантастические истории

А началось всё 6-го марта 1998 года – это уж я запомнил твёрдо. Я впервые увидел «Красотку». Да, да! До этого я никогда и ничего  не слышал об этом фильме, или – пропускал название мимо ушей. Вот что значит не иметь в доме видака и полностью зависеть от телеящика, от наружной общей антенны, которая позволяет улавливать только первый и второй каналы. Больше того, я даже имя Джулии Робертс до того дня практически не знал, не слышал. Ну, что делать – лох! Одним словом, когда в телеанонсе накануне я услышал, что завтра, в пятницу, будет крутиться знаменитый фильм-блокбастер с самой известной и неподражаемой звездой Голливуда Джулией Робертс в главной роли – я принял это, естественно, за обычный рекламный трёп. Представить дико: я вовсе и не собирался смотреть этот так нагло рекламируемый, как тогда думал, фильмец!

День 6-е марта был дурацким, нервомотательным днём. Лил-хлюпал за окном нескончаемый дождь, я бегал по размокшим улицам сначала в поликлинику сдавать анализы (что-то тревожило-томило болью в животе под ложечкой), потом аллюром обратно на работу – читать-редактировать пухлый кирпич кандидатской диссертации аспиранта со спортфака:

…круглый полуприсед дугой внутрь, выкрут мяча наружу, разноименный поворот на 360

и передать мяч за спиной в левую руку с вывертом обратной плоскости ладони…

Я вылизывал-редактировал этот физкульт-бред целую неделю, автор торопил-подгонял меня каждодневными звонками – это было первое моё серьёзное задание в издательстве, и я вымотался донельзя. Когда в полседьмого вечера я очутился дома, заляпанный по пояс грязью и по самое горло делами-заботами, то вспомнил, что Анне-то своей я так и не купил даже букетика мимоз и теперь придётся выбираться за ним под дождь завтра, в самый канун праздника.

Чтоб все эти дурацкие праздники провалились куда-нибудь на фиг!..

Впрочем, диссертант-авральщик вручил мне в благодарность за труды и в порядке компенсации за нервотрёпку бутылку хорошей водки и коробку ассорти. Вот и ладненько, решил я: конфеты  вытащим-предъявим 8-го утром и вручим своей ненаглядной вместо стандартных мимоз, а водочку сегодня же и распробуем – начнём загодя женский день праздновать, поднимем настроение. Я тут же, не дожидаясь благоверной, попробовал «Губернскую» на вкус, занюхал-закусил колбаской ливерной, кусочек выделил-отрезал извращенцу Баксу Марковичу (он рыбу натуральную не так охотно ест, как эту позорную колбасу – урчит прямо!), потом взялся заваривать на ужин магазинные пельмени…

Совсем без скандала поужинать не довелось: Анне Иоанновне моей не понравилось, что я приложился к бутылке до ужина, что я прикладывался к ней во время оного, и что я вообще распечатал дармовую «Губернскую» – ведь на празднично-юбилейный обед тогда можно было и не покупать.

– Анна Иоанновна, – подъелдыкнул я, – это ж я из уважения к вам, к бабам-с! Я за вас готов пить всегда и везде, не дожидаясь пошлых поводов! Что касаемо растрат, то я уже второй месяц, как вам известно, зарплату получаю и впредь надеюсь получать, так что – неужто не прорвёмся?

– Зарпла-а-ату… – зло ворчнула моя ненаглядная – терпеть не может, когда я величаю её «Иоанновной». – На твою зарплату проживёшь, куда там!

Самое что бесит – права она, на все сто права.  И возразить нечего. Полгода я ходил безработным после получения диплома филфака, и вот только второй месяц, как устроился в издательство университета редактором. Оклад мне положили, смешно сказать… Да ну – и говорить не хочу! Впрочем, я возразил:

– Ну, во-первых, моя зарплата всё-таки больше твоей аспирантской стипухи. Во-вторых, братан твой за честь должен почитать и дальше нам вспомоществовать, ибо, как и любой «новый русский», только возвращает нам у нас же и отграбленное. Ну, а, в-третьих, если Вован твой Иванович и вправду не врёт как сивый мерин, и если на самом деле подарит нам к юбилею комп, то я уже с понедельника начну грести деньги лопатой – буду набирать и распечатывать тексты мегабайтами и килотоннами…

Да, да, Джулия и компьютер в жизнь-судьбу мою вошли практически одновременно – вот в чём символика и таинственный код дальнейших событий, вот в чём суть. А не в наших глупых, надоевших, бесконечных, бессмысленных и пошло-обыденных ссорах-препирательствах двух нищих, уставших от бытовухи и друг друга, преждевременно старящихся людей. А ведь нам обоим было тогда всего по двадцать три, и мы всего пять лет как жили вместе,  казалось,  вчера только мы были первокурсниками, шумела наша разгульная студенческая свадьба, были безумные, бессонные ночи с изматывающими до сладостного изнеможения переплетениями тел…

Хотя, стоп: про «переплетения» я перебарщиваю. С «переплетениями тел» в семье нашей с первых дней была-ощущалась напряжёнка. Влюблённость была, секс был –  переплетений и страстных стенаний не было. Вместо стонов сладострастия были охи-ахи страхов-опасений: как бы нам не забеременеть, да как бы скрип супружеского нашего дивана-развалюхи соседи через стенку не услышали…

Только для того, чтобы загасить начавшую было разгораться ссору, я и врубил телеящик. Уселись мы его смотреть в надутом состоянии духа, особенно я – отобрала-таки Анна Иоанновна оставшиеся полбутылки, спрятала. Когда фильм начался, я, оглаживая мурчащего на моих коленях Баксика, думал напряжённо о своём: как, под каким предлогом в кухню выбраться и шмон-разведку насчёт ещё ста граммчиков устроить? Подруга жизни, как всегда, сидела в кресле сзади, вязала бесконечный свитер, сосредоточенно посапывала – для неё важней вязания по вечерам и дела нет. К слову уж упомяну: больше всего меня в Анне моей поражает равнодушие её к литературе, индифферентное отношение к книге – читает только по программе, по необходимости, никогда лишний раз по вечерам томик не откроет. А ведь филфак кончила, в аспирантуре учится, кропает диссертацию по Сергееву-Ценскому…

Нонсенс, абсурд!

Джулия Робертс поначалу не произвела на меня особого впечатления. Не знаю, была ли это задумка с белым париком удачным ходом режиссёра, или так случайно получилось, без умысла, но я впоследствии убедился: Джулия-блондинка, если можно так выразиться, менее Джулия Робертс, чем Джулия рыжеволосая. Хотя, как я уже вскоре узнал, от природы она была светлой шатенкой – что ж, и природу можно удачно корректировать. Не вызвал поначалу симпатии, само собой, и проститутский имидж её героини – вихляющая тазобедренная походка, юбчонка по самое не могу, ботфорты до подмышек, нагловатый скоромный взгляд…

Но какое-то непонятное – томительное – волнение я почувствовал в сцене, когда Ричард Гир отрывается, наконец, от деловых бумаг и начинает заинтересованно, по-мужски, смотреть на безудержно хохочущую на ковре перед телевизором Джулию. И вдруг как начало меняться лицо её, как зримо, физически, начал умирать-затихать смех в её горле, и вот её губы, её невероятно большой, почти арлекинский, но прекрасный чувственный рот закрылся, погасив-спрятав до конца и улыбку, а в глазах, в темноте бездонных зрачков появились отблески лёгкой досады, неизбывного стыда-смущения и, вместе с тем, ощущения своей силы, своей власти над самцом, сознания, что власть эта через минуту станет беспредельной, безграничной…

И когда Джулия на коленях, нет, даже, скорее – на четвереньках, по-самочьи, подползла-приблизилась к Гиру, расстегнула пуговки своей блузки, показала-выставила на обозрение скромный чёрно-белый лифчик, скрывающий явно небольшую, совсем девчоночью грудь, вдруг так остро захотелось, чтобы она взяла, да и рассмеялась в лицо этому проклятому самцу-миллионеру, снова наглухо зашторилась-застегнулась, швырнула ему в лицо его паршивые вонючие баксы и с высоко поднятой головой ушла на своих фантастически длинных гордых ногах прочь и подальше. Но вместо этого  Джулия вдруг начинает копаться пальцами в районе ремня и ширинки-гульфика Гира, всё там рассупонивать-расстёгивать…

Она заглядывает ему в глаза и, опять же через силу, как мне показалось, спрашивает:

– Что ты хочешь?

– А что ты делаешь? – дебильно, скорей всего по вине дублёра, отвечает Гир. Вероятно, он всё же спрашивает: – А что ты умеешь делать?

– Всё, – пытаясь быть бесстыдной, отвечает Джулия, вернее, конечно, Вивьен. И торопливо уточняет: – Но я не целуюсь в губы…

И тут она недвусмысленно склоняется, скользит губами по его животу, потом всё ниже, ниже…

Я невольно сжал-стиснул Баксика так, что котяра бедный рявкнул со сна и спрыгнул, ошарашенный, на пол. Я смотрел на лицо Ричарда Гира, который похабно закатил глаза от удовольствия, чуть не пристанывая, и мне было до того горько и обидно, было так чего-то до ноющей боли в паху жаль, что я скрипнул зубами. Ну, ладно бы какая-нибудь сексапильная эксгибиционистка Шэрон Стоун или похотливая сучка Ким Бейсингер в этой сцене снималась – приятно было б посмотреть. Но эта-то, эта-то Джулия – как её там? – Робертс, с её милым обликом, её добрыми, уже совсем не стервозными глазами, с её простодушным ртом, её невероятным завораживающим открытым смехом – ну зачем, зачем она  на такое непотребство согласилась-пошла? Ведь это всё равно как если бы Одри Хепбёрн в «Римских каникулах» начала Грегори Пеку ширинку теребить-расстёгивать…

Потом до конца фильма я сидел, вцепившись в подлокотники кресла, словно во взлетающем бесконечно самолёте, и молил Бога, чтобы Анна моя со мной не заговаривала даже и во время рекламных пауз-антрактов. В иные моменты я, если продолжить сравнение с самолётом, словно ухал в воздушные ямы, чуть не до душевного оргазма – когда, например, Джулия впервые вышла-показалась без светлого парика, встряхнула головой, размётывая по плечам прекрасную свою тёмно-червонную гриву, и зачем-то, как бы извиняясь, мило пояснила-призналась: «Рыжая!..» Или когда она у лифта, собираясь уходить прежде времени, после ссоры, но уже и поддавшись на уговоры остаться, говорит Гиру с укоризной: «Ты обидел меня? Больше так не делай…» И особенно – когда крупным планом показывали её ангельски красивые и чертовски умные глаза, и когда через голос дублёрши-переводчицы прорывался её доподлинный необыкновенный колдовской смех: за один этот смех можно было влюбиться в Джулию не глядя!

Одним словом, она вошла-проникла в жизнь мою, в моё сознание, заполнила всё моё естество томительной болью-сладостью, словно сильное наркотическое опьянение. Моя жизнь с вечера 6-го марта 1998 года разделилась на «до» и «после»…

Я влюбился в Джулию Робертс – влюбился всерьёз, влюбился отчаянно, влюбился безудержно, влюбился сумасшедше, влюбился глупо, влюбился патологически…

Безнадежно!

Глик второй

Любовь…

Никто не знает, что это такое! Одно бесспорно: любовь и счастье – синонимы.

Кто-то будет смеяться надо мной – втюрился, как школьник-онанист, в голливудскую кинозвезду. В своё оправдание скажу: уж лучше влюбиться в голливудскую звезду, чем в мысль-мечту о самоубийстве. А у меня дело к тому шло. Ощущение тупиковости, безысходности и законченности жизни-судьбы вызрело-расширилось в сознании к тому времени до крайнего предела. С Анной мы жили под одним потолком пять лет, но знали друг дружку, что называется, чуть не с пелёнок: сидели с пятого класса за одной партой, поступили вместе на филфак, сейчас бы и в аспирантуре вместе доучивались, да меня, к счастью, ещё на пороге сразу завернули. Говорю «к счастью», потому что, только отлепившись-отодвинувшись волею обстоятельств от моей Анны (так и просится-выскакивает следом – Иоанновны!) во времени и пространстве, я осознал-почувствовал вполне – как мы друг от друга устали. Это же тихий ужас: в институте вместе, дома вместе, в гостях вместе, в отпуске вместе, в праздники вместе, в выходные вместе, утром, днём, вечером, ночью – вместе, вместе, вместе!..

Я не оправдываюсь. Я не пытаюсь объяснить своё сумасшествие. Да и что там оправдываться-объяснять – так случилось. Впрочем, ни о какой любви поначалу, разумеется, и речи не шло. Просто я весь тот вечер ходил-шатался по квартире под впечатлением «Красотки» – даже про недопитую водку забыл. Я спать ложился под этим впечатлением. И даже – уж признаюсь – я вдруг, уже в темноте, на Анну навалился и, сломив её вялое сопротивление, изнасиловал, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не простонать во время последних конвульсий – моих конвульсий: «Джу-у-улия-а-а-а!..»

Через день, как уже упоминалось, я стал компьютеровладельцем, чайником. Мой, выражаясь замшело, шурин Вован (выбрали же предки имя – как предчувствовали!), несмотря на свои сопливые 20 лет, уже принадлежал к клану нынешних хозяев жизни. Он – крутой. Еле-еле кончил 7 классов в своей деревне, перебрался в город, фарцевал-спекулировал, откосил от армии (я и сам не служил, но вполне честно – по здоровью), заделался вскоре совладельцем фирмы «Хакер» по продаже компьютерного железа и вот теперь, пожалуйста, ездит-рассекает пацан на джипе «Гранд-Чероки», голова-тыковка всё время скособочена к плечу, мобильник зажимает, барсетка у него размером с портфель и набита под завязку баксами-капустой, говорит он со мной, уж разумеется, через губу, забыв, козлёнок, как я ему совсем ещё недавно сопли утирал и от дворовых малолетних рэкетиров спасал-отмазывал. Да чёрт с ним! Я ему не завидую. Я всем им, этим бритоголовым вованам, не завидую: век их недолог – и в прямом, и в переносном смыслах. В принципе, я должен быть шуряку своему и благодарным – он, действительно, подкидывал сестре матпомощь довольно регулярно и вот даже разорился на компьютер – ей для диссертации, мне, зятю, для приработка: сколько ж можно из него, Вована, соки тянуть!

Машина оказалась, впрочем, далеко не первой свежести – подержанная, потрёпанная, катастрофически устаревшая ещё позавчера «четвёрка». Но, как говорится, дарёному компу в чипы не смотрят. Ну и намучился я с ним в первое время! Строптивец зависал-глючил буквально через два шага на третий, не компьютер – глюкодром. Хотя, с другой стороны, хакерами не рождаются, хакерами становятся в борьбе с глюками. До этого я только, ещё в студенчестве, набирал-настукивал тексты в Lexicon’e, считая компьютер за обыкновенную только навороченную пишмашинку. И вот, когда Вован Иваныч, как всегда дёрганный, суетливый, злой с похмелюги, заскочивший к нам буквально на бегу – сеструху поздравить с женским днём да годовщиной свадьбы – взгромоздил на стол наш письменный сам блок и монитор, соединил-законтачил их проводами, воткнул куда следует шнуры от клавиатуры и мыши, включил, убедился, что картинка появилась, удовлетворённо хмыкнул, хлопнул меня покровительственно по плечу, хлопнул затем и стопарь виски, поднесённый Анной (специально бутылка в доме для Вована хранится – он только «скотч» употребляет), бросил уже в дверях: «Звякай на трубу, если чё, типа, проблемы будут!» – и исчез, я сел на стул и минут десять смотрел на компьютер не мигая, со сдавленным сердцем. Да, именно в это мгновение, в эти несколько переходных минут я ощутил-почувствовал всеми фибрами рефлектирующей своей души, что наступает, уже практически наступил в моей жизни-судьбе этап, который резко перевернёт всё и вся, что началась для меня компьютерная, виртуальная эра, в которой (да, да, я это почувствовал, я это предчувствовал уже тогда!) суждено мне кардинально измениться…

Я был, конечно, уже слегка пьян, а перед тем, как подступить к компу вплотную, вдарил ещё полстакана водочки, так что соображал не весьма трезво и потому с четверть часа тупо пялился на экран дисплея, – красивого, празднично-голубого цвета с жёлтой полосой понизу – пока до меня не дошло, что компьютер мой свежеподаренный, что называется, висит, как боксёрская груша. Но у меня хватило ума обесточить-выключить его и не касаться больше до утра: Вовану наверняка было уже не до меня, в «Фигурнове» и по трезвому-то мало чего разберёшь, а самому наугад бить-стучать по клаве и давить батоны муси – потом не расхлебаешь. К слову, я впоследствии убедился вполне, что компьютер действительно не любит, больше того – не терпит пьяного за рулём, то бишь, за клавиатурой.

В конце концов, я обуздал свою «четвёрку», более-менее приручил, научился ею править-управлять не хуже, чем мифический Аполлон бешеной квадригой на фронтоне Большого театра. К счастью, я расторопно разобрался, что «Фигурнов» даже в его 6-м издании-варианте – помощник-подсказчик в компьютерном обучении весьма уже обветшавший, так что поднакупил справочников поновее, повиндовстее. Забегая вперёд, скажу, что самый лучший самоучитель для «игры» на компе, без сомнения, наша отечественная «Новейшая энциклопедия персонального компьютера» Виталия Леонтьева – она вышла позже, когда у меня был уже новый комп, и стала, без преувеличения, моей настольной книгой. Если бы все учебные пособия писались так толково и таким человеческим слогом – можно было бы упразднить к чёртовой бабушке все школы, курсы, вузы, колледжи, лицеи и прочую образовательную нагромождень…

Куда это я? Возвращаюсь в колею.

Само собой, тут же встала во весь свой баскетбольный рост проблема с Интернетом. Вернее, с отсутствием у меня модема. Перед этим я унизился – выпросил у Вована принтер. Этот гондон штопаный (прости, Господи!), естественно, закочевряжился, сделал вид, будто не просекает, о чём речь-базар, как они, дебилы, выражаются – пургу начал гнать: мол, на печаталку сам бабки нарисуй-напечатай… И я пошёл ва-банк: я вежливо напомнил-объяснил неразумному моему родичу, что пять-шесть кусков деревянных мне не заработать даже и за год, а без принтера его дарёный вонючий писюк, вот именно, будет не писюком, а простой железякой, каковую я сейчас же и выкину с пятого этажа на хрен и об асфальт, после чего его, Вована, жлобской ноги на пороге моего дома больше не будет до скончания века!..

Проняло. На струйный и, тем более, лазерный не разорился, пожмотничал («Будешь, – уел, – потом на расходные у меня же клянчить!»), но вжикалку за две с половиной тыщи, хотя, опять же, «б. у.» и не самую лучшую, всего-навсего 9-игольную, модели «Epson LХ», выделил. Я, конечно – глуп человек! – сперва не очень-то доволен остался, но впоследствии не раз убеждался в разумности такого исхода дел: на порошок или чернила для навороченных принтеров надо действительно миллионерский кошелёк иметь и каждую страницу лишний раз бояться распечатать – одна заправка стоит несколько сот рубликов. А на своём Эпсоне, не на этом, а другом, более продвинутом (с 24 иголками), который я впоследствии заимел, я умудрялся с одним картриджем и сменной лентой до полутысячи страниц отшлёпывать-печатать …

Тьфу ты, опять понесло в сторону!..

Короче, я, конечно, понимал, что о модеме заикаться Вовану даже бесполезно, а без выхода в Интернет мне уже и жизнь была не мила. Пусть, пусть я преувеличиваю чуток, но – не на много: мне крайне и позарез нужно было пробраться во Всемирную Сеть. И вот тут я проявил такие хватские способности, которых никак от себя не ожидал, и провернул операцию, как какой-нибудь стопроцентный делец-бартерщик. Впрочем, опять дело случая, меня как будто кто-то настойчиво вёл-подталкивал. В рекламной газетёнке «Всё для Вас» я увидел объявление: «Меняю внешний модем на матричный принтер». Я быстренько сообразил-прикинул: свои тексты набранные я смогу распечатывать пока в издательстве – там вжикалок хватает. И мы в момент законтачили-договорились с этим доброхотом, он мне вручил-передал за мой 9-игольный дрюкер вполне приличный и почти новый модем «ElineCom 34/56», да ещё и (тут уж я совсем оделаварился!) кинул сверху монет на 20 часов Интернета.

Когда Анна моя с работы пришла – уже было поздно хай поднимать, орать, визжать и звонить братану. Я ей разумно объяснил: принтер – дело наживное, а вот без вояжей-путешествий в Интернет мне обойтись никак нельзя, ну совершенно невозможно. Почему невозможно – подруга жизни уразуметь толком так и не смогла, но тон мой её убедил. Она знала: если я заговорил таким тоном, спорить со мной бесполезно и даже опасно – лучше не связываться. Многолетняя дрессировка давала свои плоды.

И вот наступил день, когда я настроил в компьютере все программные дороги-повороты для выхода в Internet, засветил разноцветный светофор модема, открывающий мне светлый путь, набрал телефонный номер, ввёл имя-логин, код-пароль с карты входа и – нырнул впервые в этот бездонный, необъятный, бесконечный океан, в эту параллельную метагалактику. Нырнул, чтобы найти-разыскать в этом безбрежном метамире, в этой супергалактике одного бесконечно интересного для меня человека – Джулию Робертс.

Красотку Джулию!

Глик третий

И сразу же я испытал шок.

По подсказке Виталия Леонтьева, я, едва оглядевшись в виртуальном лифте-броузере Internet Explorer, разобравшись с кнопками, иконками и папками, тут же поднялся на этаж-портал www.aport.ru, сразу убедился, что две подлые сестры реального мира – реклама и политика – правят бал и в виртуальном, вызвал интернет-проводника «Апорт!» и приказал вести меня в те сайты-помещения, где смогу я встретиться с моей мечтой. Поисковый робот прозондировал искомые ресурсы, пошарил по сетевым сусекам и выдал мне план-список маршрутов – Джулия Робертс была прописана на 862-х сайтах! И вот тут я невольно, по незнанию и по роковому стечению обстоятельств совершил ужасную ошибку: я с первого же клика попал на ту единственную из более чем восьмисот шестидесяти страниц, которую должен был просмотреть одной из последних или вообще самой последней. Эта страничка, находящаяся по адресу…

Впрочем, нет, к чёрту, не буду светить этот адрес! Так вот, эта веб-страничка настолько сразу взвинтила планку, обрушила на меня такой объём откровенной информации, что впоследствии, ожидая не без основания прогресса, я зачастую вновь и вновь разочаровывался. Причём, как я тоже потом понял-разобрался, сайт этот с дурацким названием «Голая правда», был, в общем-то, препаршивеньким и состоял всего-навсего из одной странички без всяких гиперссылок: сначала шла фильмография Джулии на английском языке; а затем – две картинки, одна под другой. Вот в них-то и – суть.