44 – 27

Корректор Инна Бусыгина

© Николай Петрович Козадеров, 2025

ISBN 978-5-0068-7263-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Обстоятельства

Приходилось ли тебе, мой читатель, мечтать о том, чтобы вернуться в свое прошлое, в ключевой его момент, и исправить неудачное слово, глупый поступок, исправить то, от чего тебе иногда бывает неловко, стыдно, досадно или больно? Ты уверен, что если бы тогда смог промолчать или сделать правильные шаги, то не потерял бы друга, или любимую, или работу, или деньги?.. И жизнь твоя сейчас текла бы совсем по-другому. Заманчиво также придумать встречу с важным для тебя человеком из прошлого и научить его правде, научить всему, что ты теперь уже знаешь! Ты улыбаешься? Переосмыслив такие эпизоды, ты каждый раз становишься немного мудрее и зачастую умиротворенно засыпаешь с надеждой на завтрашний, уже исправленный день. Пожалуйста, продолжай думать, продолжай исправлять, продолжай мечтать. Пробуй! И, возможно, тогда…

Глава 1. Командировка

– Гражданин! Гражданин!

Кто-то грубо теребил меня за плечо. Открыл глаза. Боже, кто это? Передо мной стоял здоровенный детина в форме, а лицо его «украшали» огромные усищи

.

– Да, что такое? – недовольно выдавил я из себя. Я вспомнил, что вчера опоздал на поезд – до последнего копался в чертежах, вот из-за московских пробок и опоздал. Пришлось купить билет на следующий, который отправлялся только через шесть часов. Видимо, уснул здесь, на скамеечке.

– Вы нарушаете общественный порядок! Спать на скамейках нельзя. Прошу предъявить документы, – его голос невыносимой болью отдавался в височной области, голова гудела.

Я сел, осмотрелся и не увидел своего портфеля, а пустые карманы подсказывали, что я попал. Память быстро восстанавливалась, и стало понятно, что вчерашняя парочка, такая милая на первый взгляд, с которой я познакомился в кафе вокзала (плюс немного коньячка за знакомство), возможно, сперла мои вещи, документы и деньги.

– Друзья, не расслабляйтесь на вокзалах, – грустно усмехнулся я.

Мужик молча продолжал нависать надо мной, и взгляд его не обещал ничего хорошего.

– Понимаете, я вчера на свой поезд опоздал, взял другой билет и вот тут ждал, уснул нечаянно, и вот – у меня нет документов и вещей. Их, видимо, украли.

Для верности я начал похлопывать по карманам своей куртки и обнаружил, что во внутреннем кармане лежит смартфон.

«Фух, хоть связь есть», – подумал я.

«Какой странный человек, – думал милиционер, – эта стрижка, ботинки, одежда. Уж не иностранец ли он? Может, шпион? Тогда почему так нарочито не по-нашему одет? Так, что это он делает, что это у него в руках, почему светится? Бомба?»

Достав смартфон, я открыл контакты, соображая, кому могу позвонить в подобной ситуации. Мощный удар прервал мое занятие, в голове выключился свет. Когда сознание начало возвращаться, стало понятно, что я в полиции, за решеткой. Почти сразу же к двери подошли, грохнули ключи, заскрипели железные петли.

– Этот, что ли? – меня подхватили под руки, поволокли по коридору и запихали в машину. У меня решительно не было никаких сил ни сопротивляться, ни что-то спрашивать. Я чувствовал себя овощем. Так же грубо меня выволокли из машины, потащили по коридорам, и снова я оказался за решеткой. Было тихо. Пахло немытым человеческим телом и мышами.

«Ни фига себе, как ребятки работают! Совсем озверели», – постепенно я приходил в себя, и злость моя закипала праведным гневом.

Ключи в замке снова громыхнули, и в тусклом проеме появились две фигуры.

– Раздевайся, – рявкнула одна их фигур.

Уже не стал спорить, снял одежду, взамен мне кинули что-то похожее на штаны и косоворотку.

– Мне нужен звонок адвокату, – сказал я, натягивая одежду.

Милиционеры переглянулись, «отвесили» мне пару тумаков по голове и молча вышли.

Слава богу, в этот раз меня били хоть и больно, но не жестоко, и сознание вскоре стало возвращать картинки: эти машины, эта форма. Такую я видел только в старых советских мультиках про дядю Степу-милиционера. Мать твою, где я? Сплю? Захотелось срочно проснуться, но тут снова лязгнул замок, и меня повели по коридорам.

В небольшом кабинете кроме стола со стульями, шкафа и сейфа не было ничего. Казалось, я ждал вечность, пока наконец дверь открылась, вошел молодой человек в хорошо сидящей на нем странной военной форме, сел за стол, поднял на меня немигающий взгляд и мучительно долго молчал.

– Ваше имя? – спросил он.

Тут вихрем в голове пронесся весь поток событий последних двух суток: кабинет в конструкторском бюро, вокзал, опоздание, усатый милиционер, камеры, решетки, весь этот странный антураж…

– Простите, какое сегодня число? – схватился я за последнюю соломинку.

– Сегодня 1 июля, – слегка улыбнувшись, ответил офицер.

«Да, верно, 1 июля», – несколько успокоившись, подумал я. И теряя последнюю надежду, поднял на него глаза и с неизбывной тревогой спросил:

– А год какой?

– Год? 1944-й, – язвительно протянул мой визави.

Все рухнуло, я плыл в какой-то неосязаемой субстанции время/пространство. 1944? Но сейчас должен быть… Какого?! И тут до меня дошло, все стало на свои места. Если бы не та пятилетней давности история, когда мне намекнули о такой возможности и хорошенько подрессировали, я не был бы подготовлен к сегодняшней метаморфозе.

– Так, назовите себя. Фамилия, имя, отчество? Вы помните?

И я собрался, как учили.

– Да. Меня зовут Сергей Александрович Хромов. 4 августа 1967 года рождения, родился в Москве, – я, конечно, говорил правду, понимая, что будут проверять и что с такими данными ни в Москве, ни вообще в России никто не отыщется. Нужно было тянуть время.

– Хорошо, – офицера явно забавляла эта беседа. Возможно, он думал, что перед ним сумасшедший. Но служба у него была серьезная, и он очень старался соответствовать ей, хотя легкая усмешка не покидала его губы.

– А теперь скажите, что это? – и офицер положил передо мной смартфон.

– Это смартфон.

– Поясните.

– Это такой мини-компьютер, прибор, который обеспечивает связь между людьми в моем времени.

– Вы полагаете, что находитесь не в своем времени? – он опять едва заметно ухмыльнулся.

Я понимал, что нужно быть очень осторожным и что от каждого моего слова зависит, буду ли я жив или этот военный, 1944-й, год может легко привести меня к стенке.

– Товарищ, я теперь понимаю и отдаю себе отчет, где я и в каком времени, и раз уж так случилось, прошу вас – спрашивайте.

Какое-то время он подробнейшим образом расспрашивал меня о моей родословной, образовании, месте работы, друзьях, педагогах, переспрашивал, сверял, возвращался. Так прошло около часа.

– Хорошо, – сказал он, – что же касается «вашего времени», то лучше, если с вами поговорят другие специалисты, – и вышел, захватив свои записи и смартфон.

Я понял, что или сейчас придут за мной и повезут на душевную беседу и укольчик, или что он оценил меня как вменяемого. Плюс наличие странного прибора при мне – это было уже по другому ведомству, и тогда сейчас придет кто-то старший. Так и случилось.

В комнату вошел невысокий плотный интеллигентного вида военный. Я встал, он жестом усадил меня, прошел к столу, открыл свою папочку, бегло прочитал записи и, отойдя к окну, бросил:

– Sie sind gut vorbereitet. Möchten Sie in Ihrer Muttersprache sprechen?1

– Thank you. It would be better to speak English, but my native language is Russian. I prefer to speak it2.

– Два языка?! Неплохо. Где?

– Оба начинались в детстве, в спецшколе, потом английский продолжал в институте плюс стажировка в MIT в Америке.

– Ого! Служили?

– Нет, военная кафедра при Бауманском, сборы. Старший лейтенант запаса. Артиллерия.

Он задумался.

– Чем занимаетесь?

– Я физик, инженер-конструктор. Занимаюсь металлами.

– Отлично. Так что вы хотели сообщить нам, – он запнулся, – здесь, в нашем времени?

– Я полагаю, что мое пребывание здесь – это какая-то случайность, сбой, ошибка, но в любой момент все может прерваться. Раз так, было бы глупо не воспользоваться ситуацией и не поделиться информацией, которая в вашем времени может быть весьма полезной. Прошу вас сообщить наверх, что мне нужно переговорить…

Я запнулся. Так с кем переговорить? Если сейчас июль 1944-го… Боже мой, может, для этого я здесь?..

– Переговорить с учеными. И это срочно! Прошу вас!

– Может быть, вы хотите пообщаться с кем-то конкретно?

В принципе, еще с института я неплохо помнил основные аспекты ядерных технологий и интересовался историей создания бомбы.

– Конкретно? Да, конечно, я бы хотел поговорить с кем-то, кто занимается атомным проектом.

Он неопределенно и настороженно пожал плечами, молчал и смотрел на меня немигающим колючим взглядом. Похоже, он нутром своим почувствовал, что перед ним не псих и, возможно, не шпион, но тогда это действительно важно и тогда здесь творится какая-то чертовщина. Пауза затянулась.

– Хорошо. Я доложу наверх!

Он вышел, а конвой снова повел меня по длинным коридорам.

Меня вывели во дворик. Судя по всему, это был один из внутренних двориков Лубянки. Из двери напротив вышли два офицера и быстрым шагом шли к нам. Меня поставили к стенке, испещренной пулями, все четверо вынули свои пистолеты. Мне не поверили! Я поднял глаза к небу. Был яркий солнечный день, в узком колодце дворика не видно было солнца, зато небо сияло удивительной синей чистотой. Ко мне вплотную подошел подполковник и злобно, брызгая слюной, прошипел в лицо:

– Ну что, сученок, отбегался, тварь продажная! Скажи спасибо, что время военное и ты сдохнешь быстро, я бы лично тебя, предателя, на куски порезал! – и он плюнул на мои босые ноги.

Я машинально выбросил двойку, мои удары левой и тут же правой достигли цели – подполковник упал навзничь, но тут же подскочил и, вытирая кровь из носа, скомандовал:

– Товсь! Пли!

«Смерть от пули – не самый худший исход», – почему-то подумалось мне.

Грянул залп. Боли я не чувствовал, но сознание покидало меня. Вихрем в голове пронеслись отрывочные воспоминания последних лет и наше с Мирой восхождение на Кайлас, эти мистические четыре шестерки высоты пульсировали в моем мозге, медленно угасая. Я тогда сорвался с отвесной скалы. Она стояла на выступе и улыбалась, видя мое падение и беспомощное барахтанье в воздухе. Потом нырнула рыбкой за мной, догнала, поймала. Отдышавшись, мы вальсировали с ней прямо по воздуху, как по паркету, над километровой бездной. Тогда я окончательно поверил, что она особенная.

– Слабак, – прошипел злобный подполковник.

– Мира, – прошептал я, и все закончилось.

* * *

Судоплатова вызвали с докладом о пойманном необычном шпионе. Сталин медленно прохаживался по кабинету, внимательно слушал и курил свою трубку. Берия и Фитин молча стояли рядом навытяжку.

– Три языка, отличная физическая подготовка, наличие спецаппаратуры, информирован о нашем атомном проекте – все это говорит о том, что он вполне мог бы быть иностранным шпионом, скорее всего, американским или английским.

– Мог бы или и есть шпион? – недовольным голосом спросил Сталин.

– Иосиф Виссарионович, – вступил Берия, – если бы при нем не было этого телефона, то мы бы могли утверждать, что он или шпион, или сумасшедший. Мы пытались раскодировать пароль для входа в телефон. Пока искали варианты, пробовали, зарядка аккумулятора закончилась и он выключился. Мы вскрыли телефон, там внутри мельчайшие детали, на многих есть маркировка, причем на английском языке. На большинстве деталей написано, что они изготовлены в Китае, Тайване, Малайзии, США. Нам достоверно известно, что ни в Америке, ни в этих странах нет таких приборов, даже у спецслужб. И потом, что это за страновая кооперация такая? Что такое Тайвань, Малайзия? Это просто невозможно!

– Так какой вывод, товарищ Фитин?

– Это не шпион, товарищ Сталин. Скорее всего, он говорит правду. Думаю, он гость из будущего. Каким-то образом.

Сталин остановился напротив Фитина и долго всматривался в его глаза.

– Машина времени? Я тоже люблю фантастику, товарищ Фитин, – усмехнулся Сталин и пыхнул своей трубкой. – Если он действительно из будущего, представляете, что он может знать и что это может значить для нас? Где он сейчас?

– Прямо сейчас, товарищ Сталин, им занимается врач.

Сталин вскинул брови и уставился на Судоплатова.

– Мы решили его попугать и устроили ему «расстрел». А он потерял сознание.

– Шутники, вашу… – хотел выругаться Сталин. Когда он нервничал, его грузинский акцент проявлялся сильнее. – Направьте к нему врачей, следователей, штабистов – пусть поработают с ним. Лично отвечаете за его безопасность! Головой! Да, и пусть про «будущее» не спрашивают – с этим пока я сам разберусь, а то… Слышали? И дайте ему все, что попросит. Докладывать мне ежедневно. Свободны.

* * *

Прошло еще четыре дня. За это время не произошло ничего интересного, кроме того, что и должно было произойти: каждый день с утра меня осматривали врачи, брали анализы, прослушивали, обстукивали, спрашивали – всё почти, как при диспансеризации. Было несколько бесед с группами (по два-три человека), очевидно, психиатров, только каждый раз они были всё старше. Пять-шесть часов в день со мной беседовали разные военные, одни – очевидно, гэбисты. Суровые ребята. Темы одни и те же – кто, где, когда, зачем… Они касались только личных данных, видимо, у них был запрет на более серьезные темы, связанные с «другим временем». Были и явно штабники, их интересовало, что я знаю про эту войну и мое давнее увлечение мемуарами как наших, так и немецких полководцев, плюс неплохая память. Это позволило им зафиксировать много важной военной информации.

Приходили технари. Эти были самые безумные из всех посетителей: дикий блеск в глазах, восторженность от слов «микропроцессор», «мегабайты», «видеокамера», «нанометры», «программное обеспечение» и неверие своему счастью от возможности подержать в руках смартфон (при строгом надзоре чекиста с расстегнутой кобурой).

Мои рассказы о смартфоне закончились через 15 минут с начала нашей с ними беседы. Это было бесполезно – в их лексиконе напрочь отсутствовали необходимые понятия и терминология. Единственное разумное, что я посоветовал технарям, – найти возможность аккуратно зарядить батарейку, используя ток с напряжением 5 вольт и силой 2 ампера. Я вынул им батарейку, чтобы не сломали телефон. Они, конечно, заглянули внутрь разобранного устройства и беззвучно шевелили губами, явно пребывая в состоянии мистической эйфории. Даже после того, как я объяснил им, что такие технологии появятся только лет через 60, их энтузиазм нисколько не убавился. Наблюдая за этими молодыми учеными, я получил подтверждение, что действительность может оказаться безумнее любой научной фантастики.

Все же думаю, что наличие смартфона и маркировка его деталей спасли мне жизнь.

* * *

Мозг рисовал одну за другой картины возможного развития событий. Я почти не спал. Возбуждение подсказывало, что все сейчас не случайно, важно и нельзя пропустить ни минуты! Я продумывал все возможные схемы разговоров с теми, кого позвал. Продумал и тот факт, что мне опять могут не поверить. И что тогда? Тогда будут вышибать показания. Оставалась только зыбкая надежда…

Как это могло произойти именно со мной? Что конкретно от меня требуется? Догадка о причинах у меня была, появилась она почти сразу после первых разговоров с чекистами и больше не оставляла меня. Чуть позже расскажу о ней, потому что сейчас…

Лязгнули замки, снова длинные коридоры, машина, потом помещение, через 10 минут сняли с головы мешок. Я в комнате. Светлой, чистой. Стол, несколько стульев. В открытую дверь вошел мужчина в гражданском. Я сразу узнал его. Так что, неужели мне поверили? Слава богу! Сработало!

Он осторожно присел к столу и внимательно, но и растерянно разглядывал меня.

– Игорь Васильевич, вам уже рассказали обо мне?

Он удивленно вскинул брови, утвердительно кивнул головой, но тут же неуверенно покачал ею из стороны в сторону. Он был великим ученым и как никто другой понимал всю абсурдность только что услышанной обо мне истории. Он смущенно улыбался, еще надеясь, что это дружеский розыгрыш, которые он сам так любил, но я начал:

– Игорь Васильевич! Я не знаю ответа на вопрос, каким образом я оказался здесь из 2018 года. Машины времени у меня нет. Давайте будем считать, что так Бог распорядился, и используем наш шанс для продуктивного общения.

Помедлив, он снова кивнул.

– Да, но почему я, и о чем же мы будем говорить? – я впервые слышал его голос, и мне показалось, что у него определенно были небольшие проблемы с дикцией.

– Поговорим о ядерной бомбе.

Он вздрогнул и нервно повернулся к большому зеркалу на стене. Я подошел к двери, постучал и попросил офицера принести нам бумагу и карандаши.

– Сразу скажу: я не очень силен в теоретической физике. Но я таки инженер, занимаюсь металлами, их электропроводностью. Расскажу все, что смогу вспомнить из институтского курса физики и что будет полезным в вашем деле. Но сначала хочу сказать вам не менее важную вещь, которую, надеюсь, вы примете к сведению. Остальным коллегам из вашего окружения знать и обо мне, и эту информацию не нужно, чтобы не мешать их нацеленности на работу. Правда в том, что через пять лет вы взорвете свою чертову бомбу недалеко от Семипалатинска. Правда еще и в том, что свои бомбы американцы взорвут раньше – уже через год. Они уничтожат два японских города и вскоре начнут строить реальные планы ядерных ударов по Советскому Союзу. Вы и ваши коллеги не дадите им сделать это. Именно вы и сотни тысяч других ученых, инженеров, рабочих, военных, кто будет создавать ваши бомбы. Убедите своих коллег, особенно теоретиков, что их участие в этой, как некоторые из них считают, не этичной, скучной и технической работе не только необходимо – оно критически важно для жизни на Земле, оно, это их участие, оставит в мировой науке выдающийся след и по-настоящему прославит их имена.

Он слушал меня внимательно. Ни слов, ни жестов, ни удивления. Никогда не понимал, зачем такой человек носит такую странную бородку. Хотя история ее появления связана с его клятвой в 1942 году: «Сбрею, когда взорвем первую советскую атомную бомбу». Не сбрил – привык! Его среди своих так и звали – Борода. Он знал это, но не обижался.

– Так вот, – продолжил я, – первое: научная, теоретическая база, конечно, не вся, но многое, для обогащения и расщепления урана уже создана. Проблема будет в том, чтобы перевести научные догадки в практическую плоскость. В конечном итоге нужно переложить теорию в технологии, а это сотни научных институтов, КБ, заводов, фабрик и многое-многое другое. Но вы справитесь!

Курчатов благодарно кивнул.

– Для начала – сырье. Уран вы ищете не там. В Читинской области его окажется очень мало. Не упустите шанс в Германии, там немцами уже собраны кое-какие запасы, этого хватит вам на первое время. Обратите внимание на заводы Ораниенбурга, это важно. Учтите, что союзнички тоже будут искать и ученых, и оборудование, и сырье. Причем успешно! Поэтому, когда возьмете Берлин, отправьте туда наших ученых, которые будут знать, что искать. Должны поехать Зельдович, Харитон, Флеров… Не забудьте оборудование, аппаратуру и техническую документацию.

Курчатов укоризненно взглянул на меня. Ну да, об этом можно было бы и не напоминать.

– Потом уран ищите в Казахстане, там найдете много! Первые годы обогащение урана вы будете делать газодиффузионным методом. Американцы делают так же. Частично с информацией вам помогут наши разведчики. Но наши ученые и инженеры многое сделают сами и лучше.

Он ничего не записывал, но был предельно внимателен. Он смотрел на меня практически немигающим взглядом, напряженно прищурив глаза, и гладил свою бороду, но не «по шерсти», а «лохматил», что говорило о его крайнем внутреннем возбуждении.

– Со временем поймете, что газодиффузионная технология неэффективна, метод тупиковый. Поэтому параллельно займитесь, пожалуйста, разработкой центрифуг. Будет непросто. Принципиальную схемку центрифуги я вам набросаю, отдадите ее Сергееву, скоро он появится в вашем проекте. Он разберется. Стержень. Иглу найдете у армянских мастеров – там еще до войны научились выращивать корунд. Через пару лет среди пленных немцев найдите физиков, фамилий не помню, они кое в чем продвинулись еще при Гитлере и помогут вам создать основу центрифуги в металле, но доделают всё Сергеев и Фридляндер, немцы не смогут. Так. Про сверхчистый графит для реактора вы уже знаете, – Курчатов опять вздрогнул, – основные наброски самой установки реактора я тоже вам оставлю, извините, набросаю очень схематично, как смогу, но для общего понимания этого будет достаточно. И потом, у вас в распоряжении будут настоящие ученые, они всё придумают, как надо, – я улыбнулся, он тоже.

Я повернулся к большому зеркалу на стене и стал говорить, прямо глядя в него, полагая, что есть еще кто-то, кто слушает нас в соседней комнате. Там действительно были двое – один задумчиво курил трубку, другой нервно протирал свои круглые очки.

– В феврале 45-го пройдет конференция в Ялте. На ней будут договариваться, как делить мир и территорию Германии после победы. Важно, чтобы наша зона оккупации прошла как можно западнее Магдебурга, Лейпцига, Эрфурта.

Я задумался. На самом деле, когда-то читал о том, что переговоры в Ялте будут шире и речь будет идти о новом мировом устройстве, раздел Германии будет всего лишь небольшой частью договоренностей.

– Так, что еще? – продолжил я. – А! Передайте Фитину и Судоплатову, чтобы восстановили контакты с Клаусом Фуксом. Он сейчас в Лос-Аламосе, работает над их проектом, он передаст вам важные материалы, но, главное, через пару лет он сможет переправить вам принципиальную схему водородной бомбы, – Курчатов снова вздрогнул. – Отдайте схему Сахарову, он разберется и придумает даже лучше, так вы сэкономите несколько лет. Водородная бомба сделает Советский Союз сверхдержавой. Американцы опередят вас в этом чуть больше, чем на полгода. И не бросайте Фукса после войны. Он будет ждать вас всю жизнь, он наш. Что еще?.. В проекте не хватает еще нескольких человек, тоже главных. Численные расчеты. Это важно. Их правильно сделать сможет только Ландау. Передайте, пожалуйста, Лаврентию Павловичу – пусть снимет с Ландау опалу, его оклеветал коллега под пытками, да и он сам… Хорошо бы дать мне увидеться с ним. Он не антисоветчик, он просто безмерно гениален, потому ершист. Кстати, будущий лауреат Нобелевской премии. Как и Капица. Попросите также, пожалуйста, чтобы освободили еще одного человека. Сейчас он в шарашке. Без него тоже ничего не получится. Его фамилия – Королёв, он создаст ракеты для доставки бомб. Он еще нам и первого в мире человека отправит в космос. Ну, вот, пожалуй, пока это всё. Давайте поработаем над чертежами.

Курчатов продолжал сидеть, открыв рот, и никак не мог прийти в себя. Потом встряхнулся, и мы склонились над листками бумаги. В наступившей тишине послышался скрип двери соседнего кабинета.

Через минуту в комнату вошел человек. Я встал. Он остановился прямо передо мной, пристально вглядываясь в мое лицо, и потом без перехода просто спросил:

– Так, когда мы победим?

Если честно, я ожидал других вопросов и немного замешкался.

– В мае 45-го. Капитуляцию в ночь с 8 на 9 мая подпишет Кейтель, примет ее Маршал Жуков.

Это, видимо, было все, что сейчас интересовало Сталина. Он пыхнул трубкой, слегка покачал головой в знак одобрения и не торопясь пошел к выходу.

– Иосиф Виссарионович!

Он остановился.

– Люди. Много нужных людей не у дел. Значительная их часть – не враги. Просто люди со своими слабостями. Они нужны сейчас.

– Мы еще поговорим с вами, – бросил он, не оборачиваясь, и вышел.

Мы проговорили с Курчатовым несколько часов. Мне было с ним очень трудно – слишком дотошный. Пришлось вымотаться по полной.

Назад меня не повезли и поселили здесь, где-то в лабиринтах коридоров и подземных переходов. Комната была, как в обычном гостиничном номере – чистенькая, с удобствами, но за дверью явно была охрана.