Пишу с болью за китайцев. Воображаю, как лучшие китайцы покраснеют за таких современников. Вспомним рассказы Свена Гедина,[189 - Свен Гедин (1865—1952) – шведский путешественник, исследователь Центральной Азии.] как китайские власти искали в его сундуках русских солдат. Как Фильхнер[190 - Вильгельм Фильхнер (1877—1957) – известный немецкий исследователь Тибета.] давал подписку амбаню, что не имеет претензий за грабеж. Как бедствовал в Хотане Пржевальский. Как Козлов принужден был въехать во двор амбаня с 20 казаками, и тогда беззаконие умолкло. Грустно сознавать и видеть, что новый строй государства не изменил мрачное средревековье. Пусть амбань справляется со своим носом без помощи платка – не в том дело, но пусть амбань хоть что-нибудь знает.
При досмотре вещей амбань много раз припомнил, что русские на маньчжурской границе у него разбили чайник; вся мелочная злопамятность сказалась в этом сообщении. И еще русские совершили тяжкое преступление: подумайте только, они привили оспу жене даотая из Аксу! Это «кощунство» рассказывается с негодованием. При досмотре возмущенная Е. И. сказала амбаню, указавшему открыть яхтан с ее принадлежностями: «Смотри, амбань, вот мой корсет». Таким образом жена даотая из Аксу была отмщена. Наш китаец возмущен и потрясен. У него на глазах – у него, у китайского офицера и дипломата, отмеченного в книгах, – у него на глазах отобрали и увезли оружие. Лишили экспедицию средств защиты. Он говорит: «Это работа разбойников». Приходят местные мусульмане и советуют, и предупреждают, и стараются высказать сочувствие. Можно представить, сколько приходится терпеть этим тихим людям, забитым и обезличенным. Можно представить, сколько приходится терпеть китайским студентам и молодежи, которая так чутка на гримасы произвола.
Надо суметь уехать. Несмотря на морозы, надо ехать. Верблюды готовы. Старик китаец шепчет: «Велите конвойным солдатам, если у них винтовки, ехать впереди, а не сзади – китайцы в спину стреляют». Готово знамя экспедиции. Его повезут впереди. Сун сшил его, красное с желтым и надпись черная: «Ло, американский художественный офицер».
Амбань про искусство вообще ничего не знает. Бек – монгольского происхождения – вежливо поучает его следующей старинной легендой: «В старое время в Куче жил знаменитый художник. Однажды он принес в залог свою картину, изображавшую кочан капусты и бабочку, и просил за нее 3000 сар (то есть американских долларов – 2700). Мальчик, заменивший хозяина, выдал ему просимую ссуду. Пришел хозяин. Возмутился, что за капусту и бабочку можно дать такие деньги. Выгнал мальчика и считал деньги потерянными. Наступила зима, и в указанный срок художник принес деньги и спросил картину обратно. Достали картину, хозяин, к ужасу, видит, что бабочка исчезла с картины. Художник требует картину по описанию в ее полном виде. Бедствует хозяин. Говорит художник: „Вот ты несправедливо выгнал мальчика, но сейчас только он может помочь тебе“. Позвал хозяин мальчика. Тот держал три дня картину около огня, и бабочка опять выступила. И сказал мальчик: „Ты не ценил художника, но он настолько совершенен, что краски его имеют все качества природы. Бабочки являются в теплое летнее время. На зиму они исчезают. То же происходит и на картине. Лишь тепло огня вызвало бабочку к жизни и зимою. Так совершенен этот художник“. И хозяин устыдился и возвысил мальчика и сделал его богатым за его мудрость». Так поучает бек амбаня. Но еще Будда в Сутрах[191 - Сутры — священные книги. Буддийские Сутры составляют второй раздел Трипитаки – буддийского канона.] сказал: «Самое большое преступление – это невежественность».
Среди мусульман дошли вести о разрушении французами Дамаска и о грабежах французских офицеров. Мусульмане возмущены: «Видимо, Франция решила порвать с мусульманским миром. Именно повреждением святынь и грабежом легче всего закрепить этот разрыв навсегда». В Париже и не представляют себе, как быстро по глубинам Азии летят птицы – вестники. Между тем течение мусульманской мысли заслуживает большого внимания. На днях один мусульманин спрашивал нас, отчего Мунтазар, Мессия, Майтрейя – все на ту же букву «М»? Не есть ли это одно и то же явление? Также спрашивали о буддизме. Слушали внимательно о том, что Будда такой же человек, но велик своим высоким знанием: о том, что Будда почитал женщину; о том, что Будда сам указал явление Майтрейи – общины. На днях приезжали калмыки из Карашара. Пришли поклониться буддийским предметам, которые у нас. Калмыки знают, что здесь проходил Будда, направляясь на север. Интересно отметить, что сэр Чарльз Белл[192 - Чарльз Альфред Белл — британский политический эмиссар в Сиккиме и Бутане; в 1921 г. сопровождал дипломатическую миссию в Лхасу.] в своей последней книге о Тибете указывает, что Будда мог быть монголоидного происхождения. Непал населен монголоидами, и род Шакья мог быть из них. Тогда особенно интересно обращение Будды на север. Все знаки, все остатки надо пересматривать заново. Гигантское изображение Майтрейи на скале около Маульбека много раз упомянуто и описано. Не приходит в голову, что всю огромную скалу надо исследовать со всех сторон. Но уже в Хотане совершенно случайно пришлось услышать о китайской надписи на оборотной стороне скалы. Было бесконечно жаль упустить эту возможность, ведь с нами был и китаец. И притом, что может значить этот неожиданный язык? Можно ожидать санскрит, пали, тибетский, наконец монгольский! Но почему китайская рука писала на скале Майтрейи? Подходите к памятникам всегда заново.
Древности в Хотане действительно иссякли. За два месяца, кроме двух-трех осколков, да кроме десятка фальшивых вещей, ничего не принесли. Само занятие кладоискательства выродилось. И рассказы отдают старыми сообщениями, уже описанными Аурелом Стейном.[193 - Аурел Стейн — выдающийся английский археолог, исследователь Центральной Азии.] Яткан, то есть место старого Хотана, действительно заселено мирными сартами и покрыто мусульманскими кладбищами. Так же как итальянские антиквары цитируют анекдоты про Бодэ, так же и здесь уже механически твердят про сэра Маршалла[194 - Джон Маршалл — крупный английский археолог, генеральный директор археологической службы в Индии.] или про Аурела Стейна. В обиходе домашнем не сохранилось старинных предметов. Жизнь застыла, как бывает перед волной новых построений.
Почему-то Хотан все-таки считается торговым центром Китайского Туркестана? Не видим нерва этой торговли. Живем на большом пути, разветвляющемся на Аксу, Куча и Дуньхуан – в провинцию Ганьсу,[195 - Ганьсу — провинция Китая, примыкающая к северо-восточной границе Тибета.] в глубь Китая. Но редко звенят колокольчики верблюдов. Редко окликают ослов. Таким шагом торговые дела, торговые успехи не создаются. Ковровое дело очень упало – условно и безжизненно. Собственно хотанские узоры совершенно выродились. Торговля нефритом пропала. И еще одна особенность, указанная древними авторами, исчезла. Исчезло пение, заменившись неистовыми выкриками. В сравнении с таким пением – пение ладакцев полно и ритма и свежести. Если люди перестают петь – значит, они очень подавлены.
Дико подумать, что это тот самый Хотан, которому Фа Сянь в IV веке нашей эры посвящал восторженный отзыв: «Это страна счастливо благоденствует. Народ богат. Они все буддисты и находят радость в музыке. Здесь более десяти тысяч общинников, и почти все принадлежат к махаяне. Все они живут и питаются от общины. Селения раскинуты на большом пространстве, и перед дверью каждого дома воздвигнута небольшая пагода (субурган). Все очень гостеприимны и снабжают гостей всем необходимым. Правитель страны поместил нас в Гомати, принадлежащем к махаяне. При ударах в гонг все общинники собираются к трапезе. Все садятся в согласном порядке и хранят молчание, не стучат посудою… Часть из нас отправилась на Кашгар…»
До чего может меняться действительность! Очевидность не может сравнить современный Хотан с его бывшим. Так же как современная Аппиева дорога или дорога на Остию[196 - Остия — морские ворота Рима.] не ведут к настоящему римскому Риму.
Жаль, что не ездил Фа Сянь дальше Кашгара по теперешнему Русскому Туркестану. Ведь там везде, и даже в Персии, имеются следы буддизма, еще совсем не открытые. А Бухара есть не что иное, как вихара, испорченное название буддийского монастыря. Юрий удачно в Париже раскрыл эту филологическую трансформацию, и Пеллио[197 - Поль Пеллио (1878—1945) – выдающийся французский востоковед.] вполне согласился с ним. Памир, Афганистан, Персия, всюду следы тех расцветов культуры, когда, как говорят хроники: «Искусство было несравненно и произведение творчества и книга были лучшим подарком».
Сун видел сон. Мы трое – я, Е. И. и Юрий – зарубили саблями Яня-дуту. Сун прибежал, рассказывает и смеется: «Очень хороший сон, теперь вся победа будет ваша, а дуту будет плохо». Цай Хань-чен переводит этот сон и тоже широко ухмыляется от удовольствия, что хоть во сне их дуту пришлось плохо. Сун углубляет значение сна: «Если дуту худо обошелся с великими гостями, будет ему плохо и не жить ему». Так в далеком Хотане пишется приговор урумчинскому дуту: «Более года не проживет». Говорим сарту об этом решении. Тот смеется: «Вы уже сместили Керим-бека, видно и с дуту ваша правда будет». Хоть дуту и смеется над пекинским правительством, но сам он сидит в горниле ненависти. Кто же сядет вместо него? Хотанский грабитель Ма? Или Аксу? Или один из Кульджи со своими маньчжурами? Любая предприимчивая дружина может легко забрать Синьцзян.
Ходят странники, приносят новые вести. В Урге будет отведено место под храм Шамбалы. «Когда изображение Ригден-Джапо достигнет Урги, тогда вспыхнет первый свет нового века – истины. Тогда начнется истинная свобода Монголии». Задумана картина «Приказ Ригден-Джапо».
В Куче на базарах недавно два пришлых ламы раздавали изображения и молитву Шамбалы. Здесь же приютились ячейки возрождающегося буддизма.
Знаменитый субурган около Хотана должен быть местом одного из проявлений нового века. Хотан – путь Будды. Бурхан-Булат – подле Хотана. Заложены магниты путей. «Так же верно, как под камнем Гума лежит пророчество о новом веке».
Серия «Майтрейя» сложилась из семи частей:
1) «Шамбала идет»;
2) «Конь счастья»;
З) «Твердыни стен»;
4) «Знамя грядущего»;
5) «Мощь пещер»;
6) «Шепоты пустыни»;
7) «Майтрейя Победитель».
1 декабря 1925 г.
Нельзя себе представить более разительный контраст, нежели тона Гималаев и Ладака сравнительно с пустыней. Иногда кажется, что глаза пропали, засорились. Где же эти кристаллы пурпура, синевы и прозелени? Где же насыщенность желто-пламенных и ало-багровых красок? Повсюду седая, пыльная кладовая! Всепроникающая труха времени, режущая кожу, как стекло, и разъедающая ткань. Глаз так привык к бестонности, что, не захватывая цвет, скользит, как в пустоте. Так же незаметно поднимается песчаный буран, и наш черный Тумбал становится серо-мохнатым. Иногда бывают хороши звезды. Очень редко напоминает о горном очаровании слабо-голубая гряда Куэнь-Лунл. Вопят на свою судьбу ослы, и стонет домодельный привод молотилки. Отвратительны гигантские зобы у населения. Одни говорят: «От воды». Другие: «Уж такая порода». Размеры зоба должны пагубно влиять на нервы и психологию сознания. Начались морозы. Вода в арыках покрылась льдом.
Лама говорит, что один очень ученый буддист в Ладаке хотел иметь ученое рассуждение с Юрием о буддизме. Тогда лама побоялся устроить этот диспут. Он говорит: «Я боялся, может ли сын ваш говорить об основах учения. Теперь много иностранцев, которые н называют себя буддистами, но ничего не знают и судят по неверным книгам и толкованиям. Теперь очень много таких лживых буддистов. Но сейчас я жалею, что не устроил это рассуждение в Ладаке. Ведь ваш сын, он все знает! Он знает больше многих ученых лам. Вот я вам задавал разные вопросы незаметно и постепенно, и вы все мне разъяснили. Жаль, что в Ладаке мы не побеседовали. Вот я ездил с большим ученым П. Ему я задавал разные вопросы, но он не ответил на них, а только сердился. Потому, что не знает, как ответить».
Лама очень хотел бы повидать хазарейцев – монгольское племя, оставшееся после нашествия в Афганистане.
1 января 1926 г.
Ламы часто повторяют слова Будды: «Лампада, перед тем чтобы погаснуть, начинает чадить».
Вместо возможности тихо уехать из-под десницы даотая – новые оскорбления и бессмысленные неприятности. Вещи уже уложены. Верблюды готовы. Мы чувствуем радость покинуть опасный Хотан. Но первого января рано утром приезжает вестник даотая и конфузливо заявляет: «Г. даотай назначает вам ехать на Дуньхуан, а не на Кашгар». Мы говорим: «У нас отобрано все оружие, ехать пустыней без оружия нельзя. Не только ни одна экспедиция, но каждый купец, идущий через пустыню, имеет при себе оружие. Кроме того, нам присланы деньги на Кашгар. Кроме того, наши сотрудники американцы едут на Урумчи. И, в-четвертых, сам даотай только что согласился на наш выезд на Кашгар».
Посланный улыбается: «Все это верно, но г. даотай прислал меня сказать, чтобы вы ехали через пески на Дуньхуан».
«Но ведь туда трудно ехать! Но ведь сам даотай сказал, что в провинции Ганьсу – разбойники!»
«Совершенно верно, но г. даотай изменил свое решение и указывает вам путь через пустыню в Дуньхуан».
«Значит, мы не можем осмотреть ни Яркенда, ни Кашгара, ни Аксу, ни Кучи? Ведь все эти распоряжения китайских властей наносят оскорбление Соединенным Штатам!»
«Поговорите сами с г. даотаем. Сегодня Новый год, и, если хорошенько попросите г. даотая, может быть, он опять изменит распоряжение».
«Но мы не просить желаем, но хотим справедливости».
Вестник только улыбается и опять предлагает ехать сегодня к даотаю.
Тут же нам шепчут колоритную подробность. Ящик для нашего оружия, неисповедимо сделанный огромных размеров в виде гроба, несли на палках четверо. Эта процессия ввалилась во двор даотая во время его праздничного завтрака. Китайцы опять зашептали: «Гроб», а сам даотай побледнел и велел нести ящик скорее вон со двора в ямынь амбаня. Знает, что творит пакости, за которые придется ответить.
Едем к даотаю. Как полагается для действий трагического Гранд Гиньоль – драма смешивается с балаганом. По пути встречаем шествие с бумажными драконами, ладьями, рыбами и всякой мишурой, идущее поздравлять нас с Новым годом.
Сидение у даотая превысило всякие меры терпения. Мы говорили ему о необходимости разменять американские чеки в Кашгаре. Говорили о необходимости лечить зубы. Говорили о спешной необходимости сообщиться с Нью-Йорком. Говорили, что своим поведением он оскорбляет достоинство Америки. Говорили о всех причинах и доводах. Но даотай ответил, что мы можем идти или через перевал Санджу обратно в Индию (что явно нелепо, ибо перевал до июня закрыт льдом), или можем пойти пустыней на Ганьсу (безоружными, через разбойников, о которых он сам предупредил нас), или мы будем задержаны в Хотане. Я указал, что насильственное задержание есть арест, к чему мы не подали никаких оснований. Даотай твердил свое, повторяя, что наш паспорт, выданный по приказу пекинского правительства, негоден. Неужели г. Чен Ло, представитель Китая в Лиге Наций, не знает, как выдавать паспорта? Но даотай ни о какой Лиге Наций вообще не слыхал. Я указал, что ввиду таких оскорбительных отношений я желаю вообще уехать из Китая. Даотай свое. Люди даотая хохотали за его спиной и показывали на его голову. Препирались нескончаемо. Невозможно было проследить сложный излом невежественности и безумия. Даотай старался уничтожить нашу симпатию к Китаю. Вспомнился один наш знакомый, прогрессивный китаец в Америке. Слушая мою защиту Китая, он как-то поник и грустно спросил: «А вы сами были уже в Китае?». Я ответил: «Собираюсь ехать». Он добавил: «Поговорим после вашего возвращения».
Вот мы вернулись в дом арестованными. Сидим на уже уложенных сундуках и кончаем день Нового года писанием обращения к консулам Кашгара: «Экспедиция Рериха, накануне отправления в Кашгар, была арестована китайскими властями Хотана, без всякого повода со стороны экспедиции.
Ввиду отсутствия консула Соединенных Штатов, настоящим обращаемся к представителям иностранных держав в городе Кашгаре с настоятельной просьбой оказать самое серьезное содействие для немедленного разрешения экспедиции следовать на Кашгар. В случае если разрешение кашгарского даотая недостаточно, просим телеграфировать за наш счет генерал-губернатору области Урумчи.
Три причины заставляют нас неотложно спешить, а именно: 1) необходимость сообщиться с нашими представителями из Америки; 2) необходимость видеть врача шведской миссии; 3) необходимость получения денег в Кашгаре».
И вот так будем сидеть ждать. Письма наши могут дойти лишь через девять дней, если вообще дойдут. Нам уже вернули пять наших очень нужных и неотправленных телеграмм. Все становится действительно опасным, ибо власти всячески препятствуют нашим сношениям с Америкой. Оружие наше отобрано. Чего еще хотят лишить нас?
Прислали расписку в отобрании нашего оружия. Начинается она так: «Даю сию бумагу в том, что против мне явился русский человек Хулизу, другой имя Лолючу и т. д.». Оказывается, Хулизу значит Рерих и Лолючу тоже значит Рерих. Кто может разобраться в этой дьявольской бессмыслице!
Знаменательно, что Америка опять совершенно игнорируется в этом манускрипте. Вообще, кажется, даотай более Колумба сомневается в существовании какой-то неведомой ему Америки, которую зовут Мекко.
Е. И. очень удручена. Она ехала сюда с таким открытым сердцем. Говорит: «Что-то делать с человечеством? Ведь это не люди!». Юрий очень подавлен. «Ведь тот Китай, который нам в музеях и на лекциях показывают, не имеет ничего общего с происходящим». Наш китаец совсем осунулся и молит более ни о чем не говорить, ибо могут убить нас. «Ведь это воры, разбойники и собаки». Лама шепчет: «Китайцы иначе и не поступают». Все это становится опасным.
Сэр Аурел Стейн передает в своей книге за достоверное, что даотай в Кашгаре за несколько лет своего даотайства перевел в Ханькоу на свое имя 2 000 000 таэлей. Мы не верили этому сообщению, хотя Аурел Стейн ученый солидный. Но неужели? Неужели… это возможно?.. Как же вам, молодым борцам нового Китая, должно быть тяжко. И много ли вас? Но, конечно, историю мира всегда творило меньшинство.
Надеюсь, что Рузвельтам пришлось легче. Они счастливо миновали мешок Хотана. Притом охота в горах избавляет от каждодневных сношений с даотаем и амбанем. В горах и нам никто не вредил и не строил препятствий. И некому было ежедневно менять свои же решения. И ведь это не есть разница психологии. Ведь и китаец наш, и мусульмане одинаково понимают всю опасную нелепость положения. Сейчас кто-то предложил найти верного человека, который подбросит наши письма консулам в почтовую сумку, ибо сегодня около почты замечены какие-то подозрительные соглядатаи.
Е. И. вспомнила, что на днях было тридцатипятилетие моей художественной работы.
2 января