Нерушимое (сборник)

Там, где какое-то смущение произносится в форме вопроса, там еще опасность не окончательная. Значит, у вопрошателя еще не созрела непроломимая корка вокруг этого вопроса. Значит, зерно еще может принять любую форму. Но когда вместо вопроса вам преподносится утверждение, сложившееся мнение, тогда и всякие возможности обсуждений отпадают. Каждый из нас рад всяким вопросам, но если будет преподнесено непоколебимое антикультурное мнение, то этим будет выедена и возможность сотрудничества.

Существует рассказ о том, как два путника заметили совершенный невдалеке поджог. При этом один хотел, несмотря на позднее время, поднять тревогу и прервать путь свой, но другой сказал: «Какое нам дело, к тому же, быть может, дом и не загорится, ведь погода довольно сырая». Всякий осудит, по справедливости, второй эгоистический совет. Если кто-то заметит поджог, то он не может в самости продолжать путь свой и не предупредить своего брата.

Если же замечаются признаки еще не изжитого, темного средневековья, то нельзя найти предлога, чтобы не обратить на них общественного внимания. Сколько отговорок, наверно, найдется. Кто-то скажет: «Да ведь это просто так сболтнулось», или: «Да ведь это была шутка». Может быть, в свое время и Каракалла шутя жалел, что у человечества не одна голова, чтобы отрубить ее сразу. Если это была шутка, то, во всяком случае, шутка очень дурного тона, непозволительная. В особенности же теперь, когда люди знают о мощи мысли, о значении внушения, – не могут быть допускаемы такие средневековые и древние произмышления, оставляющие по себе ужасный след.

Пусть все друзья Культуры, на всех путях своих, пребывают на несменном дозоре, чтобы ничто для Культуры оскорбительное не было бы произнесено и утверждаемо в жизни. Пусть не думают, что шутки и злоречия достойны лишь пренебрежения. Тьма должна быть рассеиваема беспощадно, с оружием Света и в правой, и в левой руке. А с левой стороны находится и сердце, которое подсказывает наилучшее во все времена.

Средневековье было, но оно миновало. Недаром этот период постоянно называется темным средневековьем. Пребывать в нем человечество не могло; и лучшие умы слагали времена расцвета, эпохи Возрождения.

    20 июня 1935 г.
    Цаган Куре.

Предсказания

«Марс и Венера через сто лет будут обитаемы». Такое научное предсказание недавно сообщилось газетами. Выпишем дословно, как мы его читали:

«Двухчасовой рабочий день, уничтожение старости, и вместо нее вся жизнь как бы в промежутке от 22 до 35 лет, доставка воды на Марс, а также снабжение кислородом Венеры, сделают их обитаемыми. Таковы предсказания на следующие сто лет, сделанные американским химическим обществом на торжестве одного юбилея в Америке».

«Десять тысяч ученых присутствовали на этом торжестве».

Предсказания эти были высказаны доктором Томасом Мидглем, химиком и вице-президентом Этил-Петроль-Корпорейшен.

«Д-р Мидглей говорит, что через сто лет будет уничтожена причина простуды, инфлюэнцы, туберкулеза, вероятно, также рака и многих других болезней, которые сейчас считаются опасными».

«В синтетическом доме будущего столетия вы будете, за ненужностью, выбрасывать постельное белье, нагревать комнату немедленно, лишь нажимая кнопку, бросите ваши пижамы в мусорную корзину, ибо продукты целлюлозы будут настолько дешевы, что не будет иметь смысла их стирать».

«Несварение желудка сделается неизвестным с открытием определенных гормонов, и принятие одной пилюли избавит от всех неприятностей».

«Сон не будет тревожным, и дурные сны исчезнут. Будут сонные таблетки, производящие лишь приятные сны, или другого сорта таблетки – вообще избавят от снов».

«Инженерное дело ждет от химии такое топливо, которое освободит все прочие подобные надобности. Изобретение такого топлива сделает возможным междупланетное сообщение».

«Газолин, взрывчатые вещества и другие материалы получат такое преобразование, что новый запас энергии должен быть найден, может быть, в деятельности радия».

«Я не хочу создать впечатление, что междупланетное сообщение немедленно станет общедоступным. Многие приготовления к этому нужны. Марс нуждается в воде, Венера – в новой атмосфере, – все это требует работы будущих химиков и инженеров».

«Мир будет здоровее. Лучшее здоровье, которое будет найдено, позволит развить такие условия жизни и умственных занятий, что ученые проблемы, нерешимые сейчас, будут находить разрешение в один день».

«Возраст будет под полным контролем, будет найдена возможность для каждого заказать бесконечно долгую жизнь, избавляясь от случайностей и удерживая ее приблизительно на одном уровне. Жизнь может быть продолжена, примерно, как бы в возрасте от 22 до 35 лет».

«Земледелие сделается точной наукой, посредством мощных удобрителей и синтетических гормонов для производства урожая. Это будет означать также гораздо большее и скорейшее снабжение мясом. Цыплята будут расти до величины свиньи, свиньи будут ростом с корову, а корова величиной с мастодонта, но питания, чтобы воспроизвести такой рост, потребуется не больше, чем в настоящее время».

Еще раз оговоримся, что эти предсказания взяты из научного доклада, опубликованного в газетах. Многие заманчивые предсказания наводят на особые размышления. Так, например, ученый, знающий о том, что в овощах заключается больше витаминов, нежели в мясе, заключает свой доклад чем-то, вероятно, для него самого более привлекательным, а именно уродливым ращением цыплят величиной со свинью. Также забавно и то, что ученый заботится о Марсе и Венере, чтобы привести их в земные условия обитаемости. Почему-то ученый ограничивает свое мышление, желая подчинять другие планеты условиям Земли, может быть, их наименьшей сестры.

Вероятно, ученому не раз должно приходить на ум, что в то самое время, когда он мечтал бы подчинить прочие планеты условиям Земли, существа, обитающие на других планетах, в то же самое время, наверно, думают о том, как бы дать Земле их наилучшие условия. Не будет ли самомнением полагать, что обитатели их на других планетах должны ходить в пиджаках и кепках земных? Неужели же величие небосклона может вызывать мысли, полные земного самомнения?!

Конечно, было бы прекрасно, если предсказания ученого химика относительно искоренения земных болезней исполнились через сто лет. Конечно, чего же лучше! Но, к сожалению, одна химия вместе с инженерным делом не преуспеют в этом отношении. Истинная профилактика будет заключаться не в глотании химических таблеток, но в оздоровлении, прежде всего, условий быта. Можно глотать всякие таблетки и в то же время прозябать в необыкновенной грязи и неряшливости. Можно думать об инженерных открытиях и грязнить их небрежностью, лживостью и человеконенавистничеством.

Конечно, все земные жители будут приветствовать предсказания ученого химика, если в них будет отведено должное место духовному развитию, будет оценена великая психическая энергия, которая, в конце концов, мощнее всяких химических таблеток. Спрашивается, к чему людям долгий век, к чему внешнее пребывание в возрасте до 35 лет, если люди будут уже с малых лет духовными стариками? Зачем людям насиловать свой великий дар здорового сна, навязывая себе, подобно опиумоедам, насильственные грезы? Ведь всякие морфинисты, героинисты и тому подобные наркоманы и пьяницы тоже вместо здоровой, мыслительной жизни хотят привести себя насильственно в миражное состояние. Сейчас все правительства мира начинают бороться со злом наркомании. Значит, не насильственными таблетками, но именно здоровым бытом можно достичь и здорового, ободряющего сна. Ведь не для насильственных сновидений спят люди, а для чего-то гораздо более существенного.

Насильственное порождение жизни также уродливо, как и равные свиньям цыплята. В этом насильственном прикреплении себя к земным оболочкам сказывается нежелание подумать шире, именно в пределах тех бесчисленных планет и небесных тел, на которые желал бы отправиться ученый химик, вероятно, одевшийся бы для такого торжественного путешествия уже не в пиджак, но во фрак.

Думается, что уже прошло то время, когда кому-то можно было мечтать лишь о грубо материальных решениях. Правда, были такие дни, когда отрубленная голова собаки, под насильственными токами, начинала лаять, а устроившие это насильники оповещали о том, что смерть побеждена. Такого сорта победители смерти прежде всего доказывают, что сами-то они так называемой смерти очень боятся и ограничивают свое мышление земными оболочками.

Если люди чаще заглянут в необозримый небосклон и подумают о соотношении Земли и беспредельности, то не только о химических таблетках они помыслят. Мощь мысли, мощь психической энергии укажет им совершенно другие пути, на которых им не нужны будут насильственные сновидения.

    21 июня 1935 г.
    Цаган Куре.

Катакомбы

Где только не разбросаны всевозможные катакомбы, пещеры, подземные ходы и всякие убежища, где люди пытались охранить самое для них священное и ценное. Если рассмотреть всю психологию разновременных и разнородных катакомб, то составится одна общая трогательная страница преданности и самоотверженности.

Где-то бывали и разбойничьи пещеры, но таких притонов будет гораздо меньше, нежели убежищ во имя сохранения блага, во имя принесения на землю лучших, мирных начал. Те, кто посещали катакомбы и всякие подземные ходы, те могли убеждаться, что даже самые настенные иероглифы оставляли в памяти трогательные символы.

Среди своеобразных человеческих испытаний, почему-то непременно нужны или катакомбы, или заточения, или преследования. Проявление блага непременно должно вызывать противоположную ярость. Когда будете в Риме, непременно пройдите по катакомбам. Пройдите по различным катакомбам, не поскупитесь попросить показать вам длиннейшие боковые ходы там, где, как скажут, уже опасно ходить. Подробно осмотрите настенные знаки, все надписи. Ощутите на своем теле пронизывающую сырость. Оглянитесь на мрак, наступающий из таинственных бесконечных проходов. Вспомните, как бежали почти нагие, плохо прикрытые, босые в эту сырость, на эти каменные ложа, среди могильных надгробий.

В этом спасительном убежище стирались все условные различия. Высокородные матроны теснились вместе со вчерашними рабами, лишь бы сохранить светильник сердца своего зажженным. Каждый знак преданности и самоотверженности вливает в сердца новое мужество. Во всех веках было проявляемо самоотвержение. Как высшее духовное испытание, являлись непременно нужными эти преследования, о которых можно писать повесть героическую на всех языках.

Поистине, в пещерах и подземельях отыскивали сокровища. Эти ценности должно понимать во всех смыслах. Также необходимо и напомнить об этих ценностях, ибо катакомбы как существовали, так и существуют. Напрасно кто-то подумает, что всякие катакомбы уже отошли в область преданий. Далеко нет. Почетные катакомбы, почетные заточения, почетные преследования существуют в полной мере, а в разнообразии своем они лишь изощряются.

Было бы непростительной отвлеченностью говорить о том, что почетные преследования закончились. Они по-прежнему существуют в передовом ряду борьбы за благо. И они должны быть воспринимаемы со всею твердостью и решимостью, как стигматы благодати. Тот, кто не был преследован за благо, тот и не являл его. Было бы неестественно предположить, что истинные достижения приходят без борьбы.

Об одном деятеле еще недавно мы читали такую характеристику: «Любили или не любили вы его, соглашались или не соглашались с ним, но вы никогда не оставались безразличны к нему. Около него всегда было нечто, что не могло быть пренебрегаемо – определенная героичность, беззаветная смелость, радость битвы, огонь убеждения. В нем не было полутонов, не было слащавости, не было пугливой уступчивости. Все в нем было светло, как день, непререкаемо, как таблица умножения, убедительно, как громы Синая».

Да, громы для известного рода ушей неприемлемы и ужасны; но другим самоотверженным душам эти громы, именно эти молнии вселяют новое, непобедимое мужество. В горении таким мужеством люди теряют ощущение боли и, как на огненных крыльях, сокращаются для них самые длинные пути.

Дорогие мои, знаю, насколько вам трудно, насколько нужна мудрая осмотрительность, чтобы не подвергнуть осмеянию и поруганию самое для вас ценное. Что же делать, придется пожить и в катакомбах, на стенах которых будут многие прекрасные символы. Будете чувствовать себя под этими сводами не в заключении, но, наоборот, окрыленными. Сама осмотрительность ваша будет не более той осмотрительности, когда человек старается нерушимо пронести по базару освященный огонек. Конечно, несущий эту благую лампаду должен идти очень бережно, чтобы не толкнули его и не пролилось бы ценное масло, и не погас бы огонь.

В этой бережности не будет ни боязливости, ни самости. Если человек знает, что он должен нечто донести во имя высшего блага, то он и напряжет всю свою находчивость, всю свою вместимость и терпимость, лишь бы не расплескать зря свою чашу. Ведь не для себя он ее несет. Он ее несет по поручению оттуда и туда, куда ему заповедано. Для сокращения пути он пройдет и катакомбами и проведет ночь в пещере, может быть, и недоспит и забудет о еде – ведь не для себя он идет. Служение человечеству не есть какая-то самомнительная фразеология. Наоборот, это высокое и трудное требование каждый должен поставить перед собою, как цель земную.

В творчестве, в помощи, в ободрении, в просвещении, во всех исканиях достижений перед человеком будет то же Служение. В нем он лишь отдает долг свой. Опять-таки не насильственно отдает, но вполне естественно, ибо иначе и быть не должно. Теперь же, когда говорю вам об особой бережливости, имею в виду, что могут злоумышленно толкнуть вашу лампаду. Могут разрушительно стараться повергнуть вас во тьму без огня. Но прикройте это священное пламя всею одеждою вашею, сохраните его всеми помыслами; сами видите, насколько велико сейчас ожесточение. Если много где вползает одичаний, то не дайте им опрокинуть целебную чашу.

Не думайте, что время сейчас обычное. Время совсем особенное. В такие ответственные часы нужно приложить все свои накопления, все свое внимание. На башнях и в катакомбах, на высотах и в пещерах, всюду, где пройдет дозор ваш, будьте теми же бодрыми и непобедимыми. В самых буднейших буднях находите в себе высокое слово, которое ободрит друзей ваших. Ведь придут они к вам за ободрением. Вы скажете им не только о том, что трудности о благе уже будут частями блага. Вы расскажете друзьям о том, что трудности не о вчерашнем дне, но о том светлом завтра, для которого вы существуете.

Самые глубокие катакомбы станут для вас заоблачными высотами. Самые злейшие поругания станут для вас горнилом творчества. Хохот злобы будет для вас поощрением. Если бы вам пришлось спуститься в пещеры и в катакомбы, то вы сделаете это лишь для восхождения, со всею бережностью и вдохновенностью. Для вдохновенности вы встречаетесь в собеседованиях ваших. Пусть будут часы этих собеседований воспоминанием о самом священном, о самом радостном, о самом творящем.

Как можете вы знать, когда постучится вестник? Должен ли он найти вас на башне, или должен найти в катакомбах – вы не знаете этого, да и не должно знать, ибо тогда нарушилась бы полная готовность. Будьте готовы.

    1 июля 1935 г.
    Наран Обо.

Засуха

В дружеской беседе сидели три собеседника. Один вспомнил недавний рассказ очевидца о мгновенной гибели Кветты. Как на веранде сидели вернувшиеся из театра, как вдруг послышался какой-то космический гул и рев и они выскочили на площадку, и тут же, на их глазах, в одно мгновение, Кветта была уничтожена. В этой мгновенности разрушения целого города, в пятидесяти почти тысячах жертв, в открытии нового вулкана проявилось еще одно космическое напряжение, предупреждение.

Другой собеседник вспомнил старинные знаки из Пуран, которыми предвещалось, как будут разрушаемы целые города, как иссохнет земля, как будут вымирать целые народы, а другие возвратятся к обожествлению сил природы. Вспоминавший эти пророчества о конце Калиюги – темного века – собеседник сказал:

«А разве сейчас мы не должны сознаться, что подобные знаки, еще недавно считавшиеся фантастикой, предстают нашему взору. Разве не вымирают целые народы. Разве число смертей не начинает превышать число рождений, с чем уже борются многие правительства. Разве не возвращаются некоторые народы к обожествлению сил природы. Разве не проявились именно сейчас такие небывалые засухи, сопряженные со всевозможными опустошениями. В журналах мы видели изображение страшных, разрушительных бурь, песчаных заносов и истребляющих смерчей. Ведь недаром более дальнозоркие правительства уже бьют тревогу, пытаясь предотвратить страшные, грядущие несчастья. Леса уходят, умирают реки. Травы поглощаются песками. Ужасная картина мертвенной пустыни начинает угрожать. Много где в самомнительном безумии еще не обращают внимания на эту злосчастную очевидность. Но более дальнозоркие уже спешно думают о мерах предотвращения, или хотя бы уменьшения несчастий. Вот и скажите после этой очевидности, что предусмотренное когда-то было неверно».