Твердыня пламенная (сборник)

Как поучительно изучение истории, в особенности же такой, где мы можем освобождаться от предвзятых, навязанных идей и очистить свое мышление для свободного понимания. Еще и еще раз вспомним, какие именно памятники, какие именно действия запечатлевает и передает в наследие поколениям История Мира. Именно эта беспристрастная История давным-давно дала нам истинную оценку ценностей. Нам нечего выдумывать и нечего кичливо шептать об измененных условиях существования. Ценность сердца, ценность прекрасного, ценность познавания всегда тождественна и драгоценна. История не хранит пивных ярлыков и неустанно во всех трогательных символах преподает нам о том, где истинная, незыблемая ценность. Каждое сведение наших газет о потрясении условных «ценностей» есть не что иное, как новый стук судьбы в дверь. Помните эти настойчивые стуки судьбы в симфонии Бетховена. Так же неумолимо будет стучаться Космическая Справедливость во все двери человеческие, покуда сердце людское не откроется для радости познания истинных, несокрушимых ценностей.

Но никогда не будем кончать на сожалениях. Ведь не все люди заботятся о цилиндрах и не все преданы длине своего шлейфа. Мы знаем, что сердца великих масс человеческих стремятся от условного к безусловному. Стремятся безотчетно и часто полусознательно к заветам высших, прекраснейших учений. И не только сердце широких масс, но и детское сердце всегда открыто прекрасному, покуда оно не загрязнено умудренными житейским опытом. Вот во имя этого детского сердца, открытого к восприятию всего прекрасного, готовому к приятию истинных ценностей, мы и шлем наши лучшие мысли. И велико множество этих стремящихся, видимых и невидимых сотрудников. Потому никакие крахи тысяч банков, никакая вьюга отброшенных и сожженных банкнотов не только не встревожит нас, но наполнит сознанием светлой зари истинных ценностей.

    1932.

Спешность часа

Подражание и заимствование являются признаками спроса, подделка есть ответ на потребность. С самого начала наших Культурных Учреждений мы не сомневались в том, что, при успехе их, мы увидим всякого рода подражания и заимствования. Таким способом человечество выражает свое внимание. В то время когда темные, некультурные силы будут явно протестовать против всего, напоминающего им ненавистное для их существования понятие Культуры, прочие элементы, желая как-нибудь приобщиться к культурным движениям, начнут подражать тому, что уже выявилось в жизни. Ограниченное мышление часто сердится на подражание и заимствование, но именно это было бы недостойным при осознании Культуры. Наоборот, нужно радоваться каждому заимствованию и подражанию. Пусть растут всевозможные радиоцентры. Пусть одни из них будут богаты деньгами, другие будут расти углубленным сознанием и огнем сердечным. Пусть каждый двигается по-своему, лишь бы избежать мертвящих ограничений.

Страшны не заимствования и не подражания, которые мы уже замечаем и которым мы будем радоваться. Страшны те гнезда невежества, где запрещают произносить слово «Культура», где по ограниченности ума хотели бы уничтожить всех, кто о Культуре мыслит и выражается. Прискорбно, что существуют такие окаменелые чудовища доисторических эпох, которые всеми своими темными силами пытаются повредить Культуре и тем, кто за нее. К сожалению, мы имеем доказательства тому, что такие темные силы существуют. И не только прозябают они, прикрываясь случайно доставшимся им общественным положением, но и пытаются назвать себя общественным мнением, тем самым возводя на человечество тягчайшее и несправедливое обвинение в невежестве.

Общественное мнение есть выражение народного сознания. В существе своем это сознание всегда прогрессивно, ибо именно им создавалась всякая цивилизация. Конечно, под народным сознанием мы не будем понимать только количественность, качественно оно нагнетается и выражается в меньшинстве. Но такое меньшинство как бы является выразителем скрытого потенциала человечества, и потому эти вожди, эти священные дружины Подвижников должны поистине почитаться сокровищем народа. Именно, народное сознание со временем всегда выдвигает и опирается в трудный час на этих Носителей их всенародных сердечных желаний.

Существуют особые признаки этих средоточий сердечных помыслов народа. Темные силы, в основе которых, прежде всего, заложено разъединение, разрушение, возвращение к хаосу, особенно бывают возмущены этими яркими проявлениями света. Костер Жанны д'Арк, гильотина Лавуазье, сожжение Джордано Бруно, мученичество Ипатии и все бесчисленные проявления необъяснимой ярости против героев Культуры являются верными признаками признания со стороны темных грозящей их мрачному царству опасности.

Пора иметь списки не только друзей Культуры, но и врагов ее. Забвение их недостаточно обрисовывает действительное положение вещей для истории. Мало лишь предполагать, что темные, антикультурные силы были активны, нужно знать их распределение. Вдруг среди них окажутся имена, известные в разных отраслях жизни. Такое осведомление облегчит точность будущего исторического очерка. Полезно, что история сохранила губительное имя Герострата.

Не рискуя впасть ни в труизм, ни в сентиментальность, мы должны признать, что смятение настоящего часа губительно угрожает всем культурным зародышам. По печальному обыкновению общий финансовый или материальный кризис прежде всего отражается на всей области Просвещения. Люди не дерзают сократить или уничтожить производство ядовитых газов, но с необычайною легкостью они готовы прикрыть просветительные Учреждения или, по крайней мере, срезать оплату тяжелого труда по образованию. Можно приводить множество самых прискорбных для истории человечества примеров, как уродливо нарастало количество безработных и голодающих, а в то же время уничтожалось драгоценное зерно и закрывался доступ к естественным богатствам, из-за боязни перепроизводства. Между тем само перепроизводство есть не что иное, как признак мелкого мышления и ненаблюдательности. Но условные стандарты настолько потрясены, что даже Золотой Телец – Золотая Валюта сметается без замены каким-либо другим условным знаком. Потрясение такой твердыни условности, как золото, лишь показывает степень обуявшего смущения и смятения.

Именно теперь, несмотря на все нападения темных сил, мыслящие круги человечества должны спешно обратиться к осознанию Культуры. Всем труженикам и искателям Культуры не время допускать между собою какие бы то ни было разделения. Не время впадать в догматические рассуждения или соревновать и состязаться на спинах друг друга. Спешно время для сложения, для строительства, для собирания всего, что хотя бы отчасти, хотя бы несовершенно, но уже может мыслить и действовать во имя Культуры. Следует забыть всякие шероховатости, толчки и уколы. О том ли думать! Нужно всеми силами спешить, заменяя обветшавшие стандарты жизненными и неувядающими основами творчества и высокого качества. Грустно видеть, как иногда несомненно могущие мыслить воедино пытаются воскресить в памяти своей какие-то омертвелые вредоносные обиды и соревнования. Тот, кто найдет в себе духовную мощь забыть все мелочи и неудобства ради общего строения, тот выразит этим наиболее насущную потребность настоящего дня. Нужды жизни, которые, может быть, когда-то могли измеряться годами, сейчас в спешности своей дошли до дня, может быть, даже до часа. Так же быстро должно измеряться и стремление к объединению всех тех, кто может мыслить о Культуре; кто не отвлеченно мечтает, но чувствует в себе потенциал приложить эту творящую мысль к действию, не боясь всех звериных усмешек и отравленных стрел и палиц современных дикарей.

И так тот, кто найдет в себе силы строения и объединения, тот выразит стимул времени.

    1932.

Синтез

Синтез самый вмещающий, самый доброжелательный может создавать то благотворное сотрудничество, в котором все человечество так нуждается сейчас. От высших представителей духовного мира до низшего материалиста-торговца – все согласятся на том, что без синтетического сотрудничества никакое дело не может быть построено. В Культуре целых государств мы видим, что там, где был понят и допущен широкий синтез, там и творчество стран шло и плодотворно и прекрасно. Никакое обособление, никакой шовинизм не даст того прогресса, который создает светлая улыбка синтеза.

Не подумаем, что сказанное есть ненужный труизм. Именно сейчас множество понятий глубоко извращено в непонимании или в личном желании придать им какое-то случайное значение. От самых высших понятий, можно сказать, от Бога и до мельчайших наших личных ощущений – так часто все злоумышленно перетолковано, искажено.

Что же должно делать человечество в этих случаях явной порчи основных понятий? Не должно ли оно немедленно очищать их и возвращать к их естественному первоначальному значению? Ведь можно создавать совершенно новые понятия и выражения, но приклеивать к вековым понятиям новое эгоистическое обозначение совершенно недопустимо. Таким порядком жизнь вместо улучшения и оформления будет приходить в нестерпимый хаос, в то смешение языков, о котором так символически повествует Библия во образе Вавилонской Башни.

Конечно, все прогрессирует; жизнь нуждается в новых определительных для новых открытий и порожденных ими обстоятельств. Мы имеем новые названия лучей, газов, разных энергий и планет и всего того, что не было известно дню вчерашнему. Будем создавать эти новые обозначения, заботясь о том, чтоб они были и выразительны, и звучны, и прекрасны. Может быть, создастся какой-то совсем новый язык. Пусть будет так, во вмещении поймем и его, но подставлять под исконное понятие, созданное и завещанное нам бывшими Культурами, наши произвольные и часто самомнительные значения, было бы ошибкой, ведущей за собою плачевные и продолжительные последствия. Ведь это было бы своеобразной работой на разъединение и разложение, тогда как обязанность каждого мыслящего существа думать о сотрудничестве, о синтезе, о строительстве добром.

Было бы целым огромным научным трудом исследование о всех злоупотребленных и извращенных выражениях. Надо думать, что кто-то найдет возможность выполнить и это задание, так необходимое человечеству. Теперь же хотелось бы уточнить определение двух понятий, с которыми ежедневно приходится сталкиваться в обиходе нашем. Многозначительно приходится повторять понятие о Культуре и цивилизации. К удивлению, приходится замечать, что и эти понятия, казалось бы, так уточненные корнями своими, уже подвержены перетолкованиям и извращению. Например, до сих пор множество людей полагает вполне возможным замену слова Культура цивилизацией. При этом совершенно упускается, что сам латинский корень Культ имеет очень глубокое духовное значение, тогда как цивилизация в корне своем имеет гражданственное, общественное строение жизни. Казалось бы, совершенно ясно, что каждая страна проходит степень общественности, т. е. цивилизации, которая в высоком синтезе создает вечное, неистребимое понятие Культуры. Как мы видим на многих примерах, цивилизация может погибать, может совершенно уничтожаться, но Культура в неистребимых духовных скрижалях создает великое наследие, питающее будущую молодую поросль.

Каждый производитель стандартных изделий, каждый фабрикант, конечно, является уже цивилизованным человеком, но никто не будет настаивать на том, что каждый владелец фабрики уже непременно есть культурный человек. И очень может оказаться, что низший работник фабрики может быть носителем несомненной Культуры, тогда как владелец ее окажется лишь в пределах цивилизации. Можно легко себе представить «Дом Культуры», но будет очень неуклюже звучать: «Дом Цивилизации». Вполне определительно звучит название «культурный работник», но совсем иное будет обозначать – «цивилизованный работник». Каждый профессор университета вполне удовлетворится названием культурного работника, но попробуйте сказать почтенному профессору, что он работник цивилизованный; за такое прозвище каждый ученый, каждый творец почувствует внутреннюю неловкость, если не обиду. Мы знаем выражения «цивилизация Греции», «цивилизация Египта», «цивилизация Франции», но они нисколько не исключают следующего, высшего в своей нерушимости, выражения, когда говорим о великой Культуре Египта, Греции, Рима, Франции…

В прошлых статьях о Культуре мне приходилось называть Культуру почитанием Света. В результате мы и не уйдем от этого понимания. Культ всегда останется почитанием Благого Начала, а слово Ур нам напоминает старый восточный корень, обозначающий Свет, Огонь. Но, может быть, я слишком воодушевлен понятием Культуры, потому обратимся к наиболее прозаическим определениям толковых словарей и энциклопедий. Пресловутый Вебстер определяет цивилизацию как акт гражданственности или цивилизованное состояние, относительное преуспеяние в социальной культуре. Тот же словарь определяет Культуру как акт улучшения и развития воспитанием, дисциплиной; просвещение и дисциплинирование, полученное умственным и моральным воспитанием; утончение; характерные достижения народов или социальных организаций, как, например, «греческая Культура».

Большая Энциклопедия Этики совершенно опускает определение слова цивилизация, как не входящего в круг высоких этических понятий, и посвящает Культуре следующие строки: «Культура. Бэкону мир обязан этим термином, так же как и философией о культуре. (Прогресс учения. 1605, II, XIV, 2.) Хотя в самом себе понятие культуры достаточно широко выражает все формы духовной жизни человека – мыслительной, религиозной, этической, – оно более всего понимаемо как высшее стремление человечества утвердить смысл своего внутреннего Бытия. Это стремление выражается рядом контрастов по разделению мыслительному и действенному. Наиболее основные контрасты по делению физическому и духовному, с их дуализмом животности и человечности. Идеалами культуры человек устремляется к высокой мыслительной жизни, а не к насилию, стремясь к вышнеудаленному, а не к ближайшему физически. С общественной точки Культура противопоставляется промышленным занятиям, различая их по качеству работы».

Как видим, говоря о Культуре как о почитании Света, мы лишь синтезировали существующее определение.

Если кто по незнанию будет настаивать, что понятие Культуры соединено лишь с культурой физической, он покажет просто свою ограниченность. Если кто-то будет вспоминать какое-либо прежнее неудачное злоупотребление этим высоким понятием, он просто будет пресекать себе возможность к совершенствованию, утончению сознания и вмещению. Нам приходилось встречаться с очень определенными пониманиями этих двух понятий среди народов. Народ считает каждого, надевшего белый воротничок, цивилизованным человеком, для этого даже коверкая это где-то услышанное слово; каждый грамотей уже цивилизован; так, хотя и в примитивных формах, правильно понимается начало первой гражданственности. Но решительно все народы поверх этой гражданственности, легко всем доступной, чувствуют существование чего-то высшего, к чему неизбежно стремится каждый ищущий дух человеческий. Для этого высшего обозначения у каждого, даже примитивного, народа существует свое слово, которое скажет вам о высшем взаимопонимании, о высшей духовности, о знании высшем и о радостях духа. Это не будут чисто клерикальные понятия, они будут соответствовать именно нашему понятию, наследованному нами от великих нахождений Латинской Культуры. Может быть, мы могли бы взять такое же понятие из китайской или даже из тибетской письменности, но Запад просветился латинским обозначением этого понятия; потому мы не можем извращать его лишь в угоду кому-то, кто хотел бы своевольно применить или извратить его.

Почему-то все очень легко понимают обозначение «Всемирный День Культуры», но всемирный день цивилизации может быть истолкован очень странно и даже несколько комично. Пример соотношения этих двух так принятых понятий Культуры и цивилизации напоминает нам, как много в таких же соотношениях или забыто, или перетолковано. Мы знаем, сколько старинных заветов нуждаются в новом переводе, ибо многие определения нашего ближайшего прошлого оказываются или неопределяющими, или примитивными, ибо не забудем, что конец 19-го века не очень послужил к утончению и уточнению научных и философских терминов. Но сейчас мы находимся в преддверии очень знаменательного времени, во времени сознательного Синтеза, когда никакие обветшавшие условные нагромождения не должны мешать стремиться к Свету и к ничем не стесненному познанию.

Кто-то подумал о том, что само произнесение слова Культура уже заключает в себе самомнение и гордость. Но ведь это не так; ведь каждое стремление и совершенствование есть нечто как раз обратное самомнению. Самомнящий удовлетворяется и не двигается, но ищущий стремится и готов ко всяким невежественным выходкам со стороны, лишь бы только протолкнуться по пути к Свету. Ведь этот Свет не есть отвлеченность; ведь нахождения наших великих ученых говорят нам о тех близких возможностях, которые еще четверть века тому назад казались несбыточной утопией и вызывали даже в тогдашних научных учреждениях лишь улыбки сожаления. Но мы счастливы видеть, как эволюция человечества, хотя бы даже в своеобразных путях, но очень быстро изменяет смысл всей цивилизации. А за этим актом будет происходить и накопление Культуры. И если люди начнут мыслить о Культуре, начнут вводить в обиход свой это священное понятие, они вовсе не будут самомнительными, но лишь покажут себя готовыми к высшему вмещению.

Благодетельный Синтез поможет и ввести в обиход жизни оздоровляющие высокие понятия и научит вмещать то многое, что еще вчера казалось или пустою отвлеченностью, или неприменимою неуклюжестью, или просто смешным, с точки зрения условных привычек, предрассудков и суеверий. Не суеверие ли, не предрассудки ли испортили так многие прекрасные понятия? И приходится теперь молодому поколению бесстрашно поднять забытые сокровища во имя лучшей и светлой жизни!

    Гималаи.

Силомеры

Риши Нарада принял на себя тяжкую миссию великого спорщика, вызывателя обмена мнений, тем противоположно выявляя силу благого подвига. Многократно история древности в разнообразных проявлениях дает нам значение противодействующей силы добру, как сознательное вызывание напряжения энергии для роста творчества. Кузнец нуждается в наковальне, чтобы выковать меч, который послужит оружием подвига. Тягота наковальни, напрягающей благие удары, так же значительна, как и тягость гигантов, поддерживающих ношу мира.

Было бы неосмотрительно относить эти явления сознательного противоположения добру лишь в область зла. Зло, как таковое, может быть обеспокоено этими проявлениями не меньше, нежели проявлениями Абсолютного Блага. Ведь зло понимает значение подосновы добра; эта подоснова входит как ближайший инструмент строительства, тогда как злобное начало имеет в виду лишь разложение для умножения хаоса. Если добро из себя представляет высшее искусство для искусства строения, то и сознательное зло тоже в не меньшей мере желает разложить и разрушить во имя самого разложения, ибо разложение сопровождается тлением. Тьма питается тлением.

Когда мы говорим о врагах, и не только говорим, но и чувствуем все натиски их, осмотрим же их пристально, чтобы не ошибиться, где именно наковальня, а где тление и разложение. Во многих внешних приемах эти два понятия могут быть довольно сходны, но по своему внутреннему значению они, как показывает всегда ближайший срок, совершенно различны.

Так называемая подоснова добра усиливает искры ковки меча и затем сама, как таковая, исчезает часто бесследно, претворяясь в объеме порожденного строительного блага. Но сознательно злая сила не претворяется, оставаясь самой в себе злодействующей постоянно, оставляя несомненнейшие следы яда разложения, порождая в конце концов хаотичность и инертность.

Что же нужно порождать злу? Ведь не твердыни подвига, но смрадное тление; ему нужно превращать дух человеческий в червей пресмыкающихся, своею кишащею слизкою бесформенностью засасывающих то, что уже начинало оформляться из хаоса. Конечно, каждому ясно, как трудна и длительна в процессе своем задача оформления хаоса; и как сравнительно скоро совершается постыдный процесс инволюции в первобесформие.

Приложим все сказанное к нашим обстоятельствам. Не нужно думать, что я стал бы хотя в какой-либо мере сопоставлять задачу Риши Нарады с вымогательными действиями сеятелей тьмы. Но пусть эти невежды окажутся тем «туркой» на ярмарке, который стоит, предлагая попробовать о него силу удара. Пусть это будут просто «силомеры», и по-своему послужат утверждению благих начал.

Поистине, разнообразны пробные камни и строительные материалы. Какие только трубы и какой щебень и мусор находят себе применение в стенах здания с ведома строителя! При этом не начнем радоваться количеству представившихся нам силомеров. Ведь на ярмарках только прохожие кичатся тем, что их удар заставил «турку» высунуть язык. Строителям нет дела до того, какие именно судороги пробегут по лицам невежд. Даже судорога лишний раз заставит их подумать о чем-то таком, что иначе, может быть, и не пришло бы на ум. Строителям же нужно спешить дальше, чтобы зимние дожди и ураганы не заставали постройку без покрытия.

Одно дело попытки силомеров, но совершенно другое дело чье-либо небрежение, оставившее на ночь врата постройки незапертыми. Пусть Водящая Воля посылает столько силомеров, сколько нужно для утверждения дел, но не будем покушаться на трату чьей-то энергии лишь вследствие какой-либо забывчивости или легкомысленности.

Большая и прекрасная ответственность заключается в том, чтобы, мудро использовав силомеры, не допустить со своей стороны небрежность и неуважение к тому, что мы сами считаем в пределах желанной Культуры. Если мы возьмем историю целых государств, что же мы увидим: терпели ли они ущерб лишь от внешних врагов или же, прежде всего, содействовали умалению и разрушению своими собственными внутренними мерами? «Ищите ближе» – так сказано самыми Мудрыми. Зачем возлагать столько надежд и обвинений на силомеров, нет ли в доме у самого очага каких-то способствующих затруднениям обстоятельств?

Когда древние заповедовали: «Держите очаг чистым, держите его священным», ведь это не было только кухонное соображение! Ведь это было одно из мудрых указаний о значении всего внутреннего, которое многими наслоениями, часто в отдельности почти незаметными, ведет к несмываемым и часто суровым последствиям.

Итак, прежде всего, ищите ближе! Если же кто-либо вместо того, чтобы заставить «турку» высунуть язык, безрезультатно разобьет о него свой кулак, пусть пеняет не на силомер, а на неправильность или на недостаточность удара своего; даже на ярмарках более опытные прохожие, прежде нанесения удара, присматриваются, чтобы соизмерить и не сделаться посмешищем гуляк. Когда воины обучаются рубке меча на глиняных чурбанах, сколько раз можно видеть, как неопытный рубака ломал оружие свое о мягкую глину без всякого результата. При этом опытный наблюдатель замечал: «Эх ты, простак, чего рубишь, как дровосек, не в силе дело, но в ее искусном приложении». А сломавший оружие новичок долго недоумевает, как это могло случиться, чтобы его отточенный клинок преломился о такое мягкое вещество? Но скоро он узнает, насколько труднее рубить гнущиеся прутья, нежели сухую дубовую ветку. Итак, в мирных настроениях памятуйте и военные примеры. Ведь стратегия была изобретена из жизни, а вовсе не извне. И, в конце концов, опять – ищите ближе. А в особенности тогда, когда хотите посмотреть вдаль.

Благо – не бесформенность, не мягкотелость, не день вчерашний. Благо – устремленность, построение, но не мозговое только, а сердечное, во всей сердечной Беспредельности. И в этой Беспредельности столько находит себе новые места. Именно сердце в широком понимании оценит, где неоспоримое строение и творчество.

Агни насыщает сердце! Искра – от удара! Удары – двигатели!

Окончим из книги «Мир Огненный»:

«Зерно духа как бы нуждается в ударах укрепляющих. Мертвенное благополучие и прожигание бесцельное жизни – действо, противное природе. Люди не могут постигать целительного свойства подвигающих ударов, как бы разрядов двигателей. Вспышки энергии двигают человечество. Нужно познать, насколько начинает действовать Агни лишь при движении энергии. Можно наблюдать много примеров в природе, но люди предпочитают изъять себя из закона единства. Правда, что без понимания будущего удары-двигатели непонятны. Они могут порождать сетования и уныние. Потому так нужно постижение основ самоусовершенствования для великого будущего. Устремление к будущему уже будет означать проявление Агни. Не думайте, что излишне твердить об Агни и о будущем. Нужно примирить младенца с его первой болью. Явление сетования уже значит непонимание задачи жизни. При ударах-двигателях особенно трудно познать их истинное значение. Но начало подвига есть уже признание ударов-двигателей. Пусть не забудем формулу ударов-двигателей».

1932 г.

Гималаи.

Закрытый глаз

Вспоминается из области археологии характерный эпизод. Когда двадцать пять лет тому назад в пределах Новгородской и Тверской губерний были нами впервые найдены человекообразные изображения каменного века, то проф. Н. Веселовский в собрании Императорского Русского Археологического общества объявил представленные предметы фальшивыми. Не имея никаких доказательств для своего утверждения, проф. Веселовский ссылался на то, что подобных находок столь важного значения никогда находимо не было и что рабочие во время раскопки могли их подкинуть. Ни изысканная техника самих предметов, ни мое соображение о том, что вещи могут быть подкинуты лишь с корыстной целью, а рабочие даже вообще и не рассматривали и не понимали смысла находимых предметов, не могло повлиять на старшего члена Императорской Археологической комиссии проф. Веселовского, и он остался при своем мнении.

Но на будущий год, даже не стесняясь обычно принятой этикой, проф. Веселовский с группою археологов побывал на местах моих изысканий и обнаружил подобные же человекообразные фигуры среди предметов каменного века. Когда же в собрании Археологического общества проф. Веселовский сообщил об этих своих замечательных находках, то я, следуя его примеру, спросил, не думает ли почтенный профессор, что и его находки фальшивы? Конечно, проф. Веселовский начал возмущенно доказывать подлинность и высокое значение этих находок, и мне оставалось только еще раз спросить его, когда же его мнение было правильно, теперь или же в прошлом году?

Вспоминаю и другой эпизод уже из мира коллекционирования картин. Однажды мне была принесена картина не только по подписи, но и по технике напоминавшая Рембрандта. Сомневаясь в ней, я показал ее известному знатоку голландской школы, члену Государственного Совета Семенову-Тян-Шан-скому, который не только признал эту картину за оригинал, но и выразил самое горячее желание купить ее. Такое же определение этой картины дал и другой известный собиратель С. В то время владелица картины потребовала спешного решения, и, не задумываясь дальше, пришлось картину купить. Но сомнение шевелилось и, произведя еще раз подробнейший осмотр картины, я пришел к убеждению, что доска не отвечает времени, да и сама живопись, несомненно талантливая по существу, не принадлежит имеющейся на картине подписи. Картина не была повешена на стену. Но мои друзья не забыли о ней, и собиратель С. настойчиво спрашивал, где же картина? На что я ему сказал: «К сожалению, она неподлинна». «Отлично, – сказал мне друг, – если вы полагаете, что она неподлинна, то продайте ее мне. Ведь я знаю, сколько вы за нее заплатили». «Доска недостаточно стара, – сказал я, – и вообще я не могу продавать картину, если считаю ее неподлинной». Мой друг сказал: «Во-первых, картина может быть перенесена на новую доску, а во-вторых, до свиданья, я тороплюсь». Не прошло и двух часов, как явился человек от моего друга с письмом и двумя голландскими картинами. Мой друг писал: «Прошу вас принять от меня в подарок на память две посылаемые при сем картины. Если же вы хотели бы взаимно отдарить меня, то не откажите дать мне ту самую картину, которую вы считаете неподлинной. Я хотел бы иметь лишь этот подарок». Ничего не оставалось сделать, как исполнить упорное желание, и собиратель очень гордился новым членом своей коллекции, о чем и заявлял всем на собраниях друзей у него. При этом, подмигивая мне, он всегда оповещал: «А эту картину Н. К. считает неподлинной», и при этом сожалительно разводил руками.