Последняя любовь Нарцисса

2-й осёл. Да, Малой. У меня только двадцать пять процентов шкуры осталось нетронутой.

1-й осёл. А остальные семьдесят пять процентов?

2-й осёл. А остальные изнывают от какой-то жалкой разрешенной музыки. А я так порой любил слушать старый славный запретный свист на плетках.

1-й осёл. Прекрасное было время.

2-й осёл. Помнится, по молодости пришел я как-то в стойло на танцы. Сижу на соломе, погоде осенней радуюсь, и тут приходят две ослицы со значками одиозными на крупе. Я им говорю: «Привет, ослицы! Чего такие скучные?». А они мне отвечают: «Мы не скучные. Мы никак обрадоваться не можем. По-настоящему, как некоторые. Даже разозлиться не получается». Я поинтересовался: «Может, с вами что-то не так?». Они долго думали, что же с ними не так. Вроде такие же, как я, а оказалось потом, что они в музыке любят только официальный всеобщий ослиный рёв. Ну, ты представляешь, Малой, это зрелище, когда откормленные ослы устраивают свое сборище в большом сарае. Приходит главный осёл, и все поют в позорном порыве, с таким ослиным шовинистическим надрывом и чуть ли не со слезами в глазах от переполнения собственного пафоса: «Иа! Иа! Иа! Иа!». Я двум ослицам и ответил, что это мой самый ненавистный в жизни звук, и отказался с ними брыкаться.

1-й осёл. Что-что, а брыкаться как надо мы, ослы, всегда умели.

2-й осёл. Только не с такими дурными ослицами. Или с людьми.

1-й осёл. А с людьми почему нельзя брыкаться?

2-й осёл. Ой. Брыкаться-то можно, но понимаешь, Малой, у людей все происходит под музыку. Плохое настроение под музыку и любовь под музыку. Классическая любовь под нетрадиционную музыку, а нетрадиционная любовь под классическую музыку. Веселые похороны, кровавые свадьбы, порочные зачатия и непорочные рождения, радостные разводы и так далее, далее, далее – всё тоже под музыку. И порой под такую нестройную, неладную, так им, людям, неподходящую и неподобранную по смыслу музыку. Как вот сейчас. Этим людям и так плохо, зачем еще плетками озвучивать это? Посмотри на них, Малой. Их и так бьют, так еще и они себя.

1-й осёл. Когда сам себя – не так обидно, а некоторым даже приятно.

2-й осёл. Ой, Малой, пошутил.

1-й осёл. Странные люди. Как быстро они все полюбили боль. Страна мазохистов.

2-й осёл. Целая страна мазохистов. И в этой стране мы с тобой два разочарованных в жизни осла.

Оба задумались о жизни.

1-й монах. Скажите мне, кто воинам отдал такой приказ, который при самых страшных спазмах в области желудка другой стеснялся бы исполнить, потому что он краснел бы от своего поступка ярче, чем цвет крови? (Удар плетки.)

2-й монах. Как кто? Скорее всего, он. (Удар плетки.)

1-й монах. Он? (Удар плетки.)

2-й монах. Нарцисс. (Удар плетки.)

1-й монах. Он тоже участвовал в этом жутком обеде? (Удар плетки.)

3-й монах. Нарцисс никогда не ест с воинами. Он сыт своим превосходством, силой и гордостью. Но иногда он ест лениво и вальяжно, никогда не задумываясь о ненасущной пище. (Удар плетки.)

1-й монах. Говорят, что он очень красив. (Удар плетки.)

2-й монах. Его почти никто не видел. (Удар плетки.)

1-й монах. Как никто не видел? (Удар плетки.)

2-й монах. Почти никто. Вблизи. (Удар плетки.)

3-й монах. Такие люди встречаются редко в природе. Они почти не видны, но всегда присутствуют в твоей жизни. (Удар плетки.)

1-й монах. Тогда откуда, из каких ветров и мыслей возникли все эти разговоры о его красивом лике? (Удар плетки.)

3-й монах. Это миф. Для одних он действительно очень красив, как тропическая тень в летний зной. Для других он неприятен, как теплая водка воскресным днём. Все зависит от того, какими глазами ты на него смотришь: приниженными или открытыми, с ужасом или притворно ласково. Поэтому разные взгляды рождают разные чувства – или безоговорочного обоготворения Нарцисса или полного омерзения от его вида. Но, так или иначе, кто может судить о его красоте, если взгляды у всех разные? (Удар плетки.)

1-й монах. Я подумал, что красивые люди не могут отдавать такие приказы. (Удар плетки.)

2-й монах. В этих приказах и погибает его красота. (Удар плетки.)

3-й монах. Но его приказы почти никто не слышал. И неизвестно, Нарцисс их отдавал или они приснились воинам, когда им чудилось под утро грудное молоко крестьянок. (Удар плетки.)

2-й монах. Неизвестно или все-таки понятно? (Удар плетки.)

3-й монах. Конечно, понятно, но так всё неизвестно. (Удар плетки.)

1-й монах. Так же, как боль. Так понятна и так непостижима… (Удар плетки.)

2-й монах. Как молод ты и прав. Я думал, что к боли можно привыкнуть. Но это не так. (Удар плетки.)

3-й монах. Тот, кто постигнет боль, тот достигнет мудрости. (Удар плетки.) Но почему же мне так больно? (Умирает.)

2-й монах. В этой стране так больно жить…

1-й монах.…и так больно умирать…

В страхе бросают плетки.

1-й монах. Что будем делать?

2-й монах. Его надо похоронить в хорошем месте. Лучше рядом с погибшими девушками. Земля там мягкая, увлажненная их молоком и кровью. Ее будет легко копать, и ему там будет слаще и теплее.

1-й монах. Но где это место?

2-й монах. А ведь действительно! Мы ничего не знаем, а воины не скажут, где спрятаны тела. Они не то пропали под листьями деревьев, не то укрылись мхом зелено-изумрудным, не то растаяли на поле, как медузы, нечаянно попавшие на землю.

1-й монах. Разве люди могут, как медузы, просто так пропадать?

2-й монах. Тс-с-с. На наших полях может произойти всё, что угодно. Даже чудо исчезновения.

1-й монах. Тогда это великое чудо.

2-й монах. Самое великое в наши дни.

1-й монах. Давай найдем другое место для прощания с покойным. Мы взвалим его на осла, что крупнее телом, и уйдем скорей отсюда. Холодает.

2-й монах. Но сначала помолимся за душу.

Молятся.

1-й осёл. Как ты думаешь, Серый, ты крупнее меня?