начинаю к иным быть прав,
вероятно, что от любви…
Недосказанное – «пора»,
и не понятое – «привык»…
Забываюсь. Но вдруг больной —
и без правил, и поделом…
…а за окнами снег слепой,
в белой лодке, с одним веслом…
«Может быть, она та…»
Может быть, она та,
которую полюбят потом…
– Потом? – спросила, – А это когда?
В который час? Под который гром?
Потом декабрьская звезда,
потом ошалелый глухой перрон,
потом шершавая ткань листа
и тихий, чуть странный, чуть слышный звон
как стон, как полудетский сон…
«Старинной музыки ненынешний простор…»
Старинной музыки ненынешний простор,
как украшенье звездного пространства —
и возвращенье из далеких странствии
ее глубокий полуразговор,
чуть слышимый, почти незаменимый,
чуть знаемый среди моих миров,
когда уходит солнце из дворов,
в китайской лодке проплывая мимо
проросших зерен городских холмов.
«Сегодня солнце длилось три минуты…»
Сегодня солнце длилось три минуты
на пашнях свежескошенного льда,
и в позабытых Богом городах
мелькали тени детской смуты.
Так шел распад —так звучилась кантата
замерзшей и заснеженной земли,
последний довод били короли,
окучивая небо ватой…
…так шел распад – как Каин к смерти брата.
«…прими как должное и поминай, как звали…»
Реальность спешит, проявляет себя вовсю,
(…) вот тут-то мы (…) и срываемся с
цепи – словом, пускаемся во все тяжкие.
X. Кортасар
…прими как должное и поминай, как звали
по имени, в последний срок зимы,
коль города заснеженное ралли
запляшет, засмеется в скобках тьмы —
умыться кровью, право, не наука,
так долго ждать, чтоб кончилась капель,
так долго ждать усталости и звука,
Протяжного, как спелая свирель…
…остаток дня на кухне и за чаем,
остаток солнца, срытого на треть —
но женщина с упрямыми плечами,
но. Господи, как хочется посметь
пуститься во все тяжкие, как в прорубь,
как в прорванное небо свысока,
поставить точку в новом приговоре
пощечиной метро и пятака.
…так, при смерти, становишься богаче.
Улисс
1
Бессонница. Гомер. Тугие паруса…
О. Мандельштам
…верно, можно любить Итаку
лишь вдали от самой
Итаки… – А сегодня здесь все знакомо,
даже сны много лет не снятся.
– Где Улисс? – Несомненно, дома. —
Он давно перестал скитаться,
успокоился. – Сыт и скучен.
Сын да женщина, кот и слуги,
приносящие постный ужин.
Перед трапезой, вымыв руки,