Трагедии Тютчева в любви

Эти слова приведены автором статьи «Орел. Город на века» (Источник: Орловское информбюро).

Село в Орловской губернии. Художник М.К. Клодт

В имении «Новосёлки» Мценского уезда Орловской губернии родился поэт Афанасий Афанасьевич Фет. Вчитайтесь в его стихи. Они прекрасны:

Из дебрей туманы несмело
Родное закрыли село;
Но солнышком вешним согрело
И ветром их вдаль разнесло.

Знать, долго скитаться наскуча
Над ширью земель и морей,
На родину тянется туча,
Чтоб только поплакать над ней.

    9 июня 1886
В Болхове Орловской губернии появился на свет поэт Алексей Николаевич Апухтин, автор стихотворения, ставшего известным романсом:

Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнём озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые!

Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Все же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…

Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!

    1876 год.
Орловским себя считал и Леонид Андреев. Он писал: «Я родился в городе, где есть природа, и значит, этот город не Москва».

В публикации Орловского информбюро, размещённой в интернете, говорится:

«Орёл – литературная столица. И не важно какая – третья или вторая. Именно здесь родились Тютчев, Грановский, Дуров, Фет, Писарев, Апухтин, Пришвин и многие, многие другие. На страницах биографии литературной Орловщины есть такие имена, как Крылов, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Некрасов, Толстой, Горький, Есенин, и ещё десятки и десятки имён».

Заявления же некоторых противников этого определения, мол, Тургенев умер в Париже, а Бунин был в Орле всего три года, делаются от невежества. Да, Тургенев провел в Париже немалую часть своей жизни, но… Только теперь открываются истинные причины этого. Тургенев был резидентом русской разведки, причём в его задачу входила деятельность особая. Теперь бы его назвали, наверное, агентом влияния – он отслеживал все негативные материалы о России в средствах массовой информации и в книгах и организовывал противодействие им с помощью большого круга литераторов, с которыми поддерживал самую живую связь. Ну а Полина Виардо стала отличным прикрытием. Тургенев, приезжая в Россию, увлекался и даже пытался жениться, причём не один раз.

Что же касается Бунина, то он был неразрывно связан с Орловщиной на протяжении всей жизни, да и провёл в этих благодатных краях и детство, и отрочество, и юность, да и потом подолгу жил и работал, создавая великолепные шедевры поэзии и прозы. А оказавшись в эмиграции, продолжал с любовью писать об этих краях. Возьмите хотя бы рассказ «Косцы». Какая любовь к Родине, к родным краям сквозит в каждом слове… Вот она, неповторимая Орловщина, вот оно, чудное и чудодейственное Черноземье, воплощённое в художественные строки рукой мастера изящной словесности Ивана Алексеевича Бунина.

«Кругом нас были поля, глушь серединной, исконной России. Было предвечернее время июньского дня. Старая большая дорога, заросшая кудрявой муравой, изрезанная заглохшими колеями, следами давней жизни наших отцов и дедов, уходила перед нами в бесконечную русскую даль. Солнце склонялось на запад, стало заходить в красивые легкие облака, смягчая синь за дальними извалами полей и бросая к закату, где небо уже золотилось, великие светлые столпы, как пишут их на церковных картинах. Стадо овец серело впереди, старик-пастух с подпаском сидел на меже, навивая кнут… Казалось, что нет, да никогда и не было, ни времени, ни деления его на века, на годы в этой забытой – или благословенной – богом стране (…). А вокруг – беспредельная родная Русь, гибельная для него, балованного, разве только своей свободой, простором и сказочным богатством. «Закатилось солнце красное за тёмные леса, ах, все пташки приумолкли, все садились по местам!» Закатилось мое счастье, вздыхал он, темная ночь с ее глушью обступает меня, – и все-таки чувствовал: так кровно близок он с этой глушью, живой для него, девственной и преисполненной волшебными силами, что всюду есть у него приют, ночлег, есть чье-то заступничество, чья-то добрая забота, чей-то голос, шепчущий: «Не тужи, утро вечера мудренее, для меня нет ничего невозможного, спи спокойно, дитятко!» И из всяческих бед, по вере его, выручали его птицы и звери лесные, царевны прекрасные, премудрые и даже сама Баба-Яга, жалевшая его «по его младости». Были для него ковры-самолеты, шапки-невидимки, текли реки молочные, таились клады самоцветные, от всех смертных чар были ключи вечно живой воды, знал он молитвы и заклятия, чудодейные опять-таки по вере его, улетал из темниц, скинувшись ясным соколом, о сырую Землю-Мать ударившись, заступали его от лихих соседей и ворогов дебри дремучие, черные топи болотные, пески летучие – и прощал милосердный Бог за все посвисты уда?лые, ножи острые, горячие…»

Это написано в Париже, в 1921 году, в самом начале печального, горького, казавшегося бесконечным времени эмиграции.

Кем мог стать человек, родившийся в этих краях и наделённый даром литератора? Конечно, он не мог не стать поэтом, не мог не воспеть то, что открывалось ему с самого раннего детства.

До нас не дошли сведения о том, какие любовные увлечения окрыляли в детские годы в этих краях Фёдора Ивановича Тютчева. Мы можем только предполагать, что таковые чувства были, как были они и у Тургенева, и у Бунина, и у Льва Толстого, да и у других писателей и поэтов, оставивших воспоминания о том в своих произведениях, подарив свои чувства литературным героям.

И всё же в целом ряде стихотворений Фёдор Иванович Тютчев оставляет, правда вскользь, к слову, намёки на то, что его сердце воспламеняла любовь в детские годы, в неповторимых, живописных краях Орловщины, благодатных краях Русского Черноземья. Как это было? Быть может, примерно так, как у наших выдающихся мастеров художественного слова?

К примеру, именно на Орловщине Бунин встретил любовь, причём любовь, если использовать определение Пушкина, раннюю, да и первую любовь тоже там встретил. И ранняя и первая любовь блестяще описаны в романе «Жизнь Арсеньева».

«Через час я был уже в Васильевском, сидел за кофе в тёплом доме нашего нового родственника Виганда, не зная, куда девать глаза от счастливого смущенья: кофе наливала Анхен, его молоденькая племянница из Ревеля…»

Вспомните свои первые влюблённости… Вспомните тот необыкновенный трепет, который возникал при каждом мелком брошенном взгляде девичьих глаз, а тем более при первом, самом невинном, кротком прикосновении. Вспомните, и вы найдёте в тех давних своих чувствах то, что столь прекрасно описано Буниным…

«И прекрасна была моя первая влюблённость, радостно длившаяся всю зиму. Анхен была простенькая, молоденькая девушка, только и всего. Но в ней ли было дело? Была она, кроме того, неизменно весела, ласкова, очень добра, искренно и простодушно говорила мне: «Вы мне, Алёшенька, очень нравитесь, у вас горячие и чистые чувства!» Загорелись эти чувства, конечно, мгновенно. Я вспыхнул при первом же взгляде на неё, – как только она, во всей свежести… вышла ко мне, насквозь промёрзшему за дорогу со станции, в вигандовскую столовую, розово озарённую утренним зимним солнцем, и стала наливать мне кофе. Едва я пожал её ещё холодную от воды руку, сердце во мне тотчас же дрогнуло и решило: вот оно! Я уехал в Батурин совершенно счастливый…»

Разве не могло быть что-то подобное у Тютчева? Ведь случалось, что дворянские отроки влюблялись в дворовых девчонок, случались жаркие романы и у дворянских юношей с девушками из соседских имений. Наверняка и у Тютчева были какие-то детские и отроческие увлечения, наверняка были и стихи, просто они не сохранились. Но уж таков был Тютчев. Он на протяжении всего своего творчества не заботился о сохранении написанного им, и в том, что не всё утрачено, заслуга родных и близких поэта, особенно его дочерей, трепетно сохранявших стихи.

А в стихах этих нет-нет да и промелькнёт…

Когда в кругу убийственных забот

…)

Нам на душу отрадное дохнет,
Минувшим нас обвеет и обнимет.

Разве вам, дорогие читатели, не приходилось в те моменты, когда вот в этом самом «кругу убийственных забот» жизнь превращалась в нудное течение серой прозы, вспомнить поэзию детства, отрочества, юности, разве не приходилось с щемящей, но тёплой тоской воскресить в памяти те увлечения, которые заставляли «убийственно» (употребляю излюбленное определение Тютчева) замереть, заново ощущая то, что, казалось, давно забыто? Именно так минувшее обвеет и обнимет, когда Иван Алексеевич Бунин будет завершать свой роман «Жизнь Арсеньева», который во многом, очень многом биографичен. Вспомним завершающие строки…

«Недавно я видел её во сне – единственный раз за всю свою долгую жизнь без неё. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице её уже была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на ней было что-то похожее на траур.

Я видел её смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда…»

Вот так: «Ни к кому никогда!» Вдумайтесь в это признание! Иван Алексеевич не раз увлекался, влюблялся, заводил романы, один из которых, по нынешнему либерально-демократическому определению обычного сожительства, граничил с «гражданским браком», дважды женился, но так и не забыл ту свою самую первую настоящую любовь. Он посвятил ей, этой любви к Пащенко и драмам этой любви целый роман, роман прекрасный, которым восторгались и восторгаются миллионы читателей и в России, и за рубежом.

Пушкин выразил свои чувства ранней и первой любви в нескольких замечательных стихотворениях. А вот Лермонтов вложил своё первое чувство в несколько строк:

Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..

Тютчеву понадобились всего лишь две строки…

Тебя, как первую любовь,
России сердце не забудет!

Но зато какие строки! Они посвящены Пушкину, русскому гению, которого Аполлон Григорьев определил на века как «Наше всё».

Эти великолепные, незабываемые, трепетные и до пронзительности искренние чувства, воспламеняющие непорочные сердца, дороги каждому. И, конечно, не исключение люди творческие. Об этих чувствах писали не только Бунин и Тургенев, об этих своих ярких вспышках, озарявших юные сердца, писали и Алексей Максимович Горький в книге «Детство. В людях. Мои университеты» и Сергей Тимофеевич Аксаков – «Детские годы Багрова-внука». Автобиографичны и многие рассказы известных писателей и поэтов, «На заре туманной юности» Владимира Сергеевича Соловьёва, «Первая любовь» Константина Алексеевича Коровина, не только художника, что широко известно, но и писателя, что известно в меньшей степени. Я специально перечисляю эти произведения, в надежде, что они заинтересуют читателей, которые ещё не знакомы с этими шедеврами русской любовной прозы.

И.А. Бунин