1812: Новые факты наполеоновских войн и разгром Наполеона в России

Действия же барона Беннигсена не могут не заставить задуматься над истинной целью поведения этого иноземца на русской службе. Для чего, к примеру, было проведено январское наступление русской армии в 1807 году?

В «Истории русской армии и флота» отмечается, что Беннигсен «вознамерился… двинуться под прикрытием лесов и озер к нижней Висле, разбить по частям левофланговые корпуса Наполеона – Нея и Бернадота, освободить Грауденц и, угрожая сообщениям Наполеона, быть может, заставить последнего начать отступление от Варшавы…»

Историк Байов не случайно использует ироничные слова «быть может, заставить». Так и хочется прибавить – «а, быть может, и нет». К тому же и замысел каков! Разбить Наполеона! Такой замысел под силу Суворову, Кутузову, Барклаю-де-Толли, Багратиону!.. То есть полководцам, а не странным баронам, неведомо для чего русский мундир надевшим.

Способен ли был Беннигсен осуществить этот замысел? Мог ли он всерьез говорить в приказах и распоряжениях о разгроме Наполеона? Чтобы ответить на этот вопрос, надо лучше представить тогдашнюю обстановку. Генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский так характеризовал то время: «Настоящее поколение не может иметь понятия о впечатлении, какое производило на противников Наполеона известие о появлении его на поле сражения!»

Молва, распускаемая вполне определёнными силами и с вполне определёнными целями, долженствовала убедить противников императора Франции в его непобедимости. Главная цель французов была проста – ещё до начала сражения подавить у врага волю к сопротивлению.

Многие военачальники Запада буквально терялись при встрече с Наполеоном и отчасти поэтому терпели поражения. А вот Беннигсен замыслил одолеть Наполеона. План его с виду был решительным, но не было столь же решительным и твёрдым его исполнение.

4 января 1807 года русская армия выступила в западном направлении, а уже восьмого числа создались все условия для полного окружения и разгрома корпуса маршала Нея, оказавшегося оторванным от главных сил. Один переход, удар и… победа! В этом не сомневались генералы русской армии, рвавшиеся в бой. Они ждали, единственного приказа: «Вперед!», ещё помня стремительные переходы Суворова.

Но такого приказа не последовало. Вместо решительного броска, Беннигсен неожиданно для всех потребовал замедлить продвижение. На недоуменные вопросы отвечал, что делает это якобы для того, чтобы разобраться в обстановке и определить, что предпримут французы в ответ на его наступление. Это примерно то же самое, что сделал бы боксер, ударив противника, тут же опустил руки в ожидании, какие тот «обнажит» замыслы.

Ней был в ужасе. Он видел неизбежность своей гибели. Но русские неожиданно остановились. И Ней, естественно, поспешил отвести свои войска на безопасное удаление, к тому же ещё успел и Бернадота предупредить о надвигающейся опасности.

«Упустив» Нея, Беннигсен, согласно своему плану, двинул войска на Бернадота. Но тот уже был предупреждён, а значит – вооружён.

Правда, ждать атаки русских ему пришлось довольно долго, потому что 14 января Беннигсен и вовсе остановил армию, получив якобы слухи о предпринимаемом Наполеоном охвате русских войск. Барон снова решил «получше оценить обстановку». Бернадот, между тем, тоже вывел корпус из-под удара.

Эти странные остановки и передышки, по мнению добросовестных историков, свидетельствовали либо о нерешительности и трусости самого Беннигсена, либо о его действиях, во имя какой-то тайной цели. Собственно, что значит, какой-то? Ясно какой! Измотать русскую армию бестолковыми и бесцельными маневрами, которые, как известно, всегда отрицательно воздействуют на боевой дух солдат, а потом попытаться сделать её легкой добычей врага.

За девять дней бесполезного маневрирования русские войска, совершавшие марши в тяжелейших условиях, прошли 120 верст, вымотались и оказались оторванными от своих тыловых баз снабжения. Но кампания продолжалась. Беннигсену нужно было оправдать дальнейшие переходы, и он объявил, что «поставил себе целью прикрытие Кенигсберга и доступов к русской границе». Для этого он повернул армию на юг. А между тем Наполеон действительно решил воспользоваться растянутым положением русских войск и незащищенностью их левого фланга. Он отдал распоряжение маршалам спешить к Алленштейну, чтобы сосредоточиться там, а затем внезапно ударить во фланг русским, расчленить русскую армию, прижать её к Висле и уничтожить.

Беннигсен своими действиями сделал всё, чтобы этот план удался. И он бы мог быть выполнен, если бы не русский авангард, которым командовал генерал по образу и подобию Суворова – князь Петр Александрович Багратион.

Разъезд Елизаветградского гусарского полка перехватил депешу, направленную маршалом Бертье маршалу Бернадоту. Бертье был начальником главного штаба французской армии. Этот талантливый полководец был по существу автором всех побед, приписываемых французскому императору, о чём мы ещё подробно поговорим в следующих главах.

В депеше излагался план разгрома русской армии. Ознакомившись с ним, но опасаясь дезинформации, Багратион приказал начальнику казачьих войск авангарда генерал-майору Ивану Дмитриевичу Иловайскому блокировать Лёбау, где находился Бернадот, и перехватывать всю почту.

Вскоре начальнику авангарда доставили вторую перехваченную депешу, в которой уточнялся план. Маршал Бертье торопил Бернадота с выступлением. Он обращал особое внимание на скрытность, предлагал даже оставить часть сил для имитации отступления в направлении Торна. О планах неприятеля Багратион немедля сообщил Беннигсену, а сам, оставив Елизаветградский гусарский полк для введения в заблуждение противника, тайно увёл авангард на соединение с основными силами армии.

Утром гусары атаковали противника. Бернадот, не имея никаких сведений из своей главной квартиры и, полагая, что русские продолжают наступательные движения, стал отходить к Торну, прикрывать который ему было поручено по прежнему плану. Об отмене этого плана, как мы уже упоминали, он ничего не знал. Ни один курьер не прорвался к нему из главной квартиры.

Русская армия быстро сосредоточилась под Янковым и подготовилась к отражению удара противника.

22 января Наполеон провёл несколько атак против русских войск и был крайне удивлён тем, что не добился успеха. Сопротивление было слишком сильным. Он не ожидал встретить перед собой главные силы русских, да ещё на заранее подготовленных позициях.

Тогда Наполеон решил дождаться подхода корпусов Нея и Ожеро, а потом уже нанести рассекающий удар, однако утром 23 января не нашёл русской армии на прежнем месте – Беннигсен увёл её в направлении Прейсиш-Эйлау.

Удивило Наполеона и то, что так и не прибыл к месту предполагаемого сражения корпус Бернадота. Откуда было знать императору, что корпус этот ускоренным маршем движется к Торну, выполняя прежние распоряжения и удаляясь от своих главных сил. Бернадот успел уйти так далеко, что опоздал не только к Алленштейну, но и к сражению при Прейсиш-Эйлау. И всё это благодаря умелой дезинформации, осуществлённой Багратионом.

Итак, никчёмное наступление, затеянное остзейским бароном, волею судьбы оказавшимся во главе русской армии, завершилось поспешным отходом, во время которого нелёгкие испытания легли на плечи русских арьергардов, возглавляемых генерал-лейтенантом Петром Ивановичем Багратионом и генерал-майором Михаилом Богдановичем Барклаем-де-Толли.

Полагаю, что читателю не нужно объяснять, что авангард Багратиона, в связи с тем, что наступательные действия армии прекратились, и начался отход, автоматически превратился в арьергард. Французская армия наседала. Ясно было, что столкновение с нею неизбежно.

Генеральное сражение Беннигсен решил дать под Прейсиш-Эйлау. И опять в связи с подготовкой, ходом и исходом сражения у исследователей возникло немало вопросов.

Во-первых, какие всё-таки цели на самом деле преследовал Беннигсен? Одержать победу? Но достаточно внимательно и вдумчиво взглянуть на избранный им боевой порядок, чтобы убедиться в том, что он никоем образом не мог способствовать не только победе, но даже успешному сдерживанию врага в оборонительном бою.

В «Истории русской армии и флота» отмечается: «Грузный боевой порядок русской армии напоминал боевые порядки XVIII столетия: построение густое, дававшее обильную жатву артиллерийскому огню и, в то же время, – мало глубокое, обрекавшее войска лишь на пассивное отбитие ударов и мало способствующее нанесению таковых при помощи маневра, ибо допускало, в сущности, единственное движение – вперёд; частями, способными к маневрированию более или менее мечтали быть: отряд Багговута, вся конница числом до 150 эскадрон, случайно, в силу обстоятельств – корпус Лестока и, с мешкотным выходом из-за фланга, – 6 полков гр. Каменского».

Во-вторых, просто чудовищно то, что Беннигсен не имел никакого замысла. Он даже задач генералам не поставил, и те вынуждены были каждый определять себе, что и как делать, исходя из расположения своих войск. Это подтверждают историки. В уже цитируемой «Истории русской армии и флота» говорится: «План действий Беннигсена не отличался определенностью. Судя по расположению войск, трудно сказать, которому из путей отступления, то есть на Домнау к Кенигбергу или на Фридланд в Россию, он придавал значение…»

Удивительно для русской армии и то, что её главнокомандующий не размышлял над способами и направлениями наступления, разгрома и преследования противника, а думал лишь о том, по какому пути отступить, заранее предопределяя исход сражения, цель которого совершенно непонятна.

После тяжелого отступления от Янкова в ночь на 27 января (8 февраля) 1807 года русская армия под прикрытием возглавляемого князем Петром Ивановичем Багратионом авангарда заняла позиции на открытых холмах между селениями Шлодиттен и Серпален в расстоянии чуть менее версты на север от Прейсиш-Эйлау.

По фронту она расположилась почти на три версты, причём боевой порядок, избранный для сражения бароном Беннигсеном, не обеспечивал нужной глубины, был скученным, не позволял свободно маневрировать частями и соединениями. Об этой позиции Денис Давыдов впоследствии писал: «…Стратегические виды решительно пожертвованы были каким-то мнимым тактическим выгодам, основанным на ложном мнении, что войску Русскому столь же необходимо для битвы местоположение открытое, сколько французскому закрытое или изобилующее естественными препятствиями, и что, сверх того, войску нашему, от малого навыка его к стройным движениям в боях, выгоднее оборонительное, нежели наступательное действие; как будто за семь лет перед тем при Суворове оно не знало не только сущность, а даже название сего рода действия! Как будто бы Альпы, с их ущельями, пропастями, потоками и заоблачными высотами принадлежат более равнинам, чем закрытым и изобилующим препятствиями местностям!»

Одним словом, позиция, избранная бароном Беннигсеном, позволяла Наполеону выполнить, наконец, то, к чему стремился он с начала кампании – уничтожить русскую армию путем её окружения и нарушения коммуникаций с Россией.

Ради чего же тогда нужно класть на поле боя тысячи русских солдат и офицеров? Ради отступления?! Но тогда возникает вопрос, с какой целью вообще русские войска пришли в Пруссию? Речь шла о спасении Пруссии и прусской армии, а получалось, что спасать надо еще и саму русскую армию, доведённую Беннигсеном до тяжелейшего положения.

Но ведь силы сторон были примерно равны. И каждая, по данным, приведённым в «Истории русской армии и флота», имела около 70 тысяч человек. Разве Румянцев, Потёмкин, Суворов, Кутузов помышляли бы при таком соотношении сил об отступлении? Они вообще такого слова не знали. В случае превосходства врага они думали лишь о том, как одержать победу, причём полную и решительную. Ибо противника надо не сбивать с позиций, а уничтожать, дабы неповадно было нападать на Русскую Землю.

Так что же случилось? Или иной стала армия? Нет, она осталась прежней, закалённой в суворовских походах, обогащённой победами при Фокшанах, Рымнике, штурме Измаила, Мачине, Праге, в Италии и Швейцарии, в Финляндии и на Дунае.

Деяния барона Беннигсена дорого обошлись русской армии и на холмах Эйлау, и под Фридландом, и, что главное, при Бородине. Беннигсен упорно и настойчиво пытался научить отступать непокорную сей науке русскую армию! Но об этом – в соответствующих главах.

Трудно себе представить, как мог военачальник размещать на поле предстоящего сражения войска, даже не указав рубежи, которые они должны защищать, а уж, тем более, не поставив им никаких задач на предстоящие действия. Тем труднее было руководить русским генералам вверенными им частями и соединениями. А ведь в большинстве своём во главе частей и соединений были генералы, прошедшие суровую школу и верные суворовской науке побеждать!